Разбитые иллюзии - Любовь Михайловна Пушкарева
— Вы чего? У меня просто истерика. От нервов и утомления… — проронила я.
Оптимус пожал плечами: мол, дело твое, но если надумаешь — обращайся.
Шон же ломился по нашей связи…
— Просим простить нашу непочтительность, — за всех заговорил Арденте. — Мы многого не понимали… — он оглянулся на Отамнела, ища у того поддержки.
Тот кивнул:
— Мы осознали свои ошибки. Больше подобного не повторится.
Видать, мозги в тот момент у меня вообще отключились, потому что я чистосердечно поинтересовалась:
— Да? И в чём ваши ошибки? — мне действительно было интересно, потому что я сама абсолютно не понимала, что происходит и почему.
Отамнел от моего вопроса нервно сжал губы, а потом заговорил скороговоркой:
— Мы забыли о том, что вы сильнейшая среди нас, победительница вампиров. Мы не знали, что эти двое вам навредили… Преклоняемся пред вашей добротой и надеемся, что она не оставит вас.
Тут я сама распахнулся связь с Шоном:
«Что их так напугало?»
Он удивился, а потом собрался с мыслями и ответил:
«Ну, после всего тобой сказанного стало понятно, что ты их обоих уже прощала, давала им шанс. Но они им не воспользовались и не оправдали доверия. И ты их обоих сейчас убьешь…»
«Шон… И ты так подумал?»
Он замялся:
«Я уже так не думаю. Я вспомнил, какая ты на самом деле. Просто слова твои были чисты, и никто не посмел усомниться».
Понятно. Я обвела взглядом присутствующих:
— Я не собираюсь убивать Седрика и Фрешита или лишать их воли и свободы. Но их надо сделать настоящими побратимами, иначе от них обоих не будет никакого толку. Если Фрешит убьет Седрика… Такой глава города нам точно не нужен. Кто-то из вас помогал в ритуале насильственного братания? — спросила я, надеясь, что Фрешит всё же не мог провернуть это в одиночку.
— Я, — отозвался Арденте.
— Но как можно сделать их настоящими побратимами? — тихонько спросила Ауэ. — Они же ненавидят друг друга.
— Почему Фрешит завидует Седрику? — вдруг вспомнила я.
Divinitas удивленно пожали плечами, но вдруг за спиной ответил Тони:
— Потому что есть разница между собаками и котами, собаками и волками. Волки и коты не способны на преданность и любовь.
Крупный кот зарычал:
— Ты смеешь заявлять, что у нас нет чести?
Задумавшись, я ответила вместо Тони:
— Честь — это одно, а беззаветная преданность и любовь — совсем другое. Для divinitas уж точно.
— В точку, хозяйка, — поддакнул Тони.
— Итак, они друг друга ненавидят. Что делать?
Мой вопрос вызвал у окружающих недоумение вместо хоть каких-то предложений. Никакого содействия, а я не гигант мысли, между прочим, и выслушать чужое мнение всегда рада. Но нет. Я обводила присутствующих взглядом, и все отворачивались.
— Оптимус, может, ты, как старший и многоопытный, дашь какой-нибудь совет? — не выдержала я.
Оптимус удивился, но, кажется, ему польстило моё обращение и моя просьба. Он задумался:
— Ну, раз убивать их обоих ты не хочешь…
— Не хочу, — подтвердила я.
— То надо менять их…
— Каким образом?
— Ты говоришь об усекновении души? — ужаснулся Шон, перебивая меня.
— Не усекновении, а изменении, — терпеливо пояснил Оптимус. — Это куда сложнее и… рискованнее. И тут есть два варианта, — он уже полностью погрузился в проблему и разговаривал сам с собой, что, впрочем, не отменяло театральных эффектов. — Первый — это войти в их память, удалить лишнее и внести желаемое. Я думаю, ты, Пати, сможешь это сделать, раз уж справилась с теми несчастными…
Я в ужасе замотала головой.
— Нет, я не знаю, как сортировать, я просто вытянула все воспоминания.
— Все? — ужаснулся Оптимус и с подозрением на меня посмотрел.
— Ну, это флерсы, наверное, у них мало что в рацио оседало… — попыталась я оправдаться.
— Хм… может быть… может быть… — задумался родственничек.
— А второй? Второй способ?
— Второй — поместить их в чей-то мир и дать возможность разобраться друг с другом. Но, скорее всего, они снова сцепятся, и один убьет другого или оба умрут.
— Но если их поставить в такие условия, что они не выживут друг без друга… — закинула удочку я.
— То да, вполне возможно, они станут настоящими побратимами и смогут вполне мирно сосуществовать. Но, Пати, — Оптимус улыбнулся мне как ребенку, — этот способ был бы хорош до того, как они настолько возненавидели друг друга. Сейчас более вероятен вариант — убийство с самоубийством.
Меня начало охватывать отчаяние, чтобы не поддаться этому чувству и не растерять силы, я постаралась отвлечься и мыслить хладнокровно.
— Арденте, а как именно ты помог Фрешиту насильно побрататься с Седриком?
— Я пустил их в свой мир, на Арену…
Я так и знала…
— Они бились, и Фрешит выиграл.
— Смухлевал? — подозрительно поинтересовалась я.
— Ну не то чтобы… Но силы были не равны.
— А дальше, он выиграл и…
— Ну, он ранил Седрика, и тот, оказавшись между жизнью и смертью, дал клятву.
— Ага… Арденте, а правильно ли я понимаю, что клятва, принесённая в твоем мире, тобой же может быть разрушена?
Красный насторожился.
— Как это? С чего вдруг?
— Я, может, и глупа, но не настолько! Они порезали ладони и смешали кровь, стали одним целым, и при этом клятва прозвучала только от одного. Обряд был извращен, и слабый поглотил сильного. А ты, — я от переполняющего меня негодования ткнула пальцем в Красного, — ты засвидетельствовал её. Ты солгал! И поэтому теперь маешься, стараясь хоть как-то помочь Седрику! Я права?
Арденте с ужасом смотрел на меня.
— Я не знал! — вскричал он, — Я не думал… Если бы я мог всё вернуть. Я не вижу демонов, которые приходят ко мне, но они терзают меня денно и нощно. Я глуп! Как я глуп, сам связал себя… Фрешит! Он нашёл тогда слова, он смог убедить меня, что это будет единственно верный и правильный поступок. Я ошибся. И он ошибся. Он не выдержал. Не смог.
— Да, Фрешит не выдержал власти, — согласилась я. — Он не знает, что такое доверие…
— Сестрица, при чём тут доверие и власть? — поинтересовался Оптимус.
Я замерла в ступоре, пытаясь подыскать слова и обосновать своё внутреннее знание.
