Цеховик. Книга 4. Подпольная империя - Дмитрий Ромов
В тёплом свете керосинового фонаря она выглядит волшебно, словно ожившая иллюстрация из “Тысячи и одной ночи”. Шахерезада. Тёмная царица ночи. Её блестящая от воды кожа мерцает в неярких отблесках фонаря. Чёрные волосы рассыпаются по плечам.
Невероятное зрелище. Вот же чудеса, я, будучи взрослым дядькой, не видел столько голых красавиц, сколько успел разглядеть, превратившись в неопытного юнца.
А она действительно красавица. Высокая, стройная, с трепещущими юными персями и манящими чреслами.
— Даже не думай приближаться, — смеётся она. — У меня чёрный пояс по каратэ.
Подумаешь, каратэ, кого это испугает? Я улыбаюсь, бесстыдно разглядывая её наготу. Приближаться я и не думаю, слишком уж всё странно.
— Ты невероятно красива, Айгюль, — заявляю я. — Твоя красота меня просто ошеломляет.
Она заливается смехом.
— Кажется, всех мужчин учат говорить по одной методичке. Это забавно.
Врёт! Не верю, что мои предшественники говорили абсолютно то же самое. Но то, что красива, наверняка говорили.
— Хочешь знать, куда и зачем мы едем? — спрашивает она, стоя передо мной, и мне нравится, что она не испытывает ни малейшего стыда или даже смущения. Хорошая девочка…
— Хочу, — соглашаюсь я. — Очень даже.
Она кивает:
— На задание.
— Серьёзно? Кто бы мог подумать!
— Ага. Я не могу пойти, поэтому с Махмудом пойдёшь ты. Я хочу проверить тебя в деле. Если ты сделаешь всё чётко и выполнишь задачу, дальше будет всё хорошо. Будем партнёрами и друзьями.
— Какими? — уточняю я.
— Хорошими друзьями.
— А партнёрами?
— Не теми, что ты думаешь, — насмешливо говорит Айгюль. — Взаимовыгодное сотрудничество, поддержка, бизнес и всё такое. Со мной дружить хорошо, веришь?
— Я себе не верю, — улыбаюсь я, — а тебе верю.
— Вот и правильно, вот и молодец. Нагляделся? Теперь подай полотенце.
Я озираюсь и, найдя большой белый плат, зацепленный за крючок, подаю Айгюль. Она оборачивает его вокруг себя.
— Хорошо, — говорит она. — Просто чудесно помыться после такого дня. Можешь раздеваться. Я тоже хочу на тебя посмотреть.
Ну что же, партнёрство — значит партнёрство. Я разуваюсь и стягиваю пропотевшее за день хб. Ступаю на мокрый цементный пол, подхожу к молочному алюминиевому бидону, такому же, как у тёти Любы в молочном отделе.
Заставляю себя думать о сметане и прочих “технических” вещах лишь бы только не о теле Айгуль. Почему-то мне кажется, что я должен во что бы то ни стало избежать демонстрации признаков заинтересованности.
Впрочем, молодой организм решает иначе и выдаёт мою пылкость и энтузиазм самым очевидным образом.
— Так, — хохочет Айгюль, — ладно, я пошла, а ты уж тут как-нибудь сам справляйся с возникшей ситуацией. И постарайся выспаться, а не думать всю ночь о чепухе.
Спасибо за мудрый совет. Она выскальзывает из бани, а я плещусь, поливая себя тёплой, нагревшейся за день водой и, заодно, гашу неожиданно вспыхнувший пожар.
Для меня полотенце никто не приготовил, поэтому, помывшись, я просто натягиваю форму на мокрое тело и возвращаюсь к своим собратьям, уже крепко спящим.
Утром мы встаём ни свет ни заря и загружаемся в машину. Чувствую себя разбитым, но не настолько, чтобы жаловаться, как принцесса на горошине. На дорожку нам дают вкусных лепёшек, и мы выезжаем, держа направление на Юго-Запад. Целый день я трясусь на твёрдой лавке под палящим солнцем. Мы делаем редкие остановки, а в остальное время просто несёмся навстречу Термезу. Значит, всё-таки в Афган.
“Предчувствия его не обманули.”
На одном из привалов Айгюль отводит в сторонку меня и Абдуллу.
— Скоро приедем, — говорит она мне. — Поэтому пора поговорить о деле.
Она подробно инструктирует меня, а Махмуд вставляет редкие уточняющие замечания.
К вечеру мы подъезжаем к границе. На дороге встречается много нашей техники, в ту и другую сторону движется техника, то и дело приходится останавливаться и показывать документы. Собственно, документы показывает только Айгуль. Она каждый раз выходит из машины и, открыв кожаную папку демонстрирует какие-то бумаги. Вопросов не возникает, и мы продолжаем движение.
Вот значит и первая загранкомандировка. И первый опыт работы в ЧВК. Не так я представлял себе поездку в Узбекистан, совсем не так…
Мы подъезжаем к небольшому блокпосту. Айгюль выходит. Я слышу, как она говорит:
— Скажи, что Айгюль здесь.
Некоторое время ничего не происходит, а потом раздаётся громогласный мужской голос:
— Айгюль! Приехала! Ну, наконец-то!
— Здравствуйте, Анатолий Иванович, — радостно отвечает она. — Заждались?
— Не то слово! — громыхает Анатолий Иванович. — Привезла?
— Ну разумеется, я же обещала.
Абдулла выскакивает из машины и коротко командует:
— Юсуп, Рашид, ко мне! Достаньте два ящика из багажника и отнесите, куда скажет капитан!
Бойцы исполняют. Мы тоже выползаем из машины.
— Рашид, — окликает одного из них Абдулла. — Остаёшься с Айгюль, ты понял?
Рашид молча кивает.
— Хорошо, ну а вы идите за сержантом! — распоряжается Махмуд и кивает на паренька с автоматом.
— Далеко отсюда до Афгана? — спрашиваю я.
— Это уже Афган, — отвечает Махмуд.
Ну, вот. Здравствуйте…
Молоденький сержантик ведёт нас к палатке. Внутри стоят раскладушки. Вот счастье-то! Никогда не думал, что буду так радоваться этим неудобным кроватям.
Мы быстро ужинаем лепёшками и тушёнкой и ложимся спать, но выспаться я не успеваю, подъём наступает слишком рано. Мы едем ещё примерно час по горной виляющей дороге и заезжаем в небольшой городок. Похоже, здесь операция и пройдёт. “Буханка” останавливается на небольшой, но оживлённой площади. Я смотрю в окно. Снаружи доносятся звуки стройки.
Небольшие дома жмутся друг к дружке, народу довольно много. Все женщины в платках, лица красивые и тревожные. На площади работает небольшой рынок, а на первых этажах домов размещаются лавки. Над прилавками висят красивые хлеба, а рядом пластиковые лейки и бледно синие женские одежды. На тележках разложены огурцы, зелень и ещё что-то продолговатое и жёлтое. Много всего.
Тут же стоят понурые ослики. Чуть в сторонке на пыльных коврах, поджав ноги, сидят женщины с детьми. Громко спорят два мужика. Кто-то покупает, кто-то продаёт, ест, пьёт, присматривается. Некоторые люди ходят без обуви. Солнце придаёт картине яркости и даже радости жизни.
— Какой дом? — спрашиваю, разглядывая в окно стройбатовцев и местных душманов в “платьях” и шапках, похожих на пироги.
Махмуд кивает в
