Крах всего святого - Илья В. Попов
Стояло раннее утро — солнце едва-едва поднялось из-за кромки горизонта, раскрашивая небо розоватой краской и начиная лениво прогревать землю, на траве россыпью раскинулись капли росы, а с деревьев заливисто тренькали ранние пташки. Наутро после праздника лагерь походил на поле брани: повсюду валялись перевернутые столы, глиняные осколки вперемешку с пустой посудой и сломанные скамьи; то тут, то там вповалку лежали спящие люди, не добравшиеся до постелей, и слышались горестные стоны.
Взяв тарелку ячменной каши и пару лепешек из рук зевающего стряпчего, мальчик решил позавтракать снаружи, так как единственный уцелевший стол в тенте был занят компанией Северина Броди — бродячего рыцаря, не так давно присоединившегося к Раймунду вместе со своим отрядом. Пока его люди азартно перекидывались засаленными картами, ворча и переругиваясь, сам Северин цедил что-то из бурдюка, лениво наблюдая за тем, как монеты переходят из одних рук в другие. В отличие от многих он не отпускал бороду, напротив — его округлое лицо было гладко выбрито; практически квадратный подбородок выступал чуть вперед, а над плоским носом с широкими ноздрями сидели запавшие темные глаза. Смахнув со лба мясистую челку, Броди скользнул по мальчику равнодушным взглядом — вздрогнув, тот уткнулся носом в собственные башмаки и поспешил прочь.
Закончив с едой, Этьен задумался, чем бы ему заняться — обычно после завтрака он помогал Раймунду: чистил оружие, смазывал маслом доспехи, писал под диктовку послания, вместе с конюхами ухаживал за лошадьми — покладистой ездовой кобылкой Стрелой и огромном боевом скакуне Задире — и просто по мере сил старался облегчить заботы своего господина. После обеда и молитвы мальчика ждал либо Жинель — хмурый седой кнехт без трех пальцев на левой руке, либо Госс — щербатый сержант, вечно отпускающий шутки по поводу и без, которые обучали Этьена премудростям боя. Непохожие друг на друга и внешне и по нутру, вечно спорящие едва ли не до драки, в одном они соглашались единогласно: если Этьен продолжит поднимать щит так высоко, то один удачный пинок выбьет ему кишки, копье он держит как собственный срам, а мечом машет хуже деревенской бабы. Вечером же, уставший и вымокший, Этьен попадал в руки мастера Фернанда — и наступала пора арифметики, красноречия, языков, геральдики, пыльных исторических талмудов и религиозных писаний…
Но до всего этого оставалось еще немало времени, а пока Этьен был свободен и — вот уж редкая радость! — полностью предоставлен самому себе. Немного поразмыслив, он решил заняться своим новым увлечением. Один из конюхов недавно подарил ему чудную поделку — замысловатый свисток, вырезанный из куска дерева, и даже научил его, как найти подходящую палку и с помощью ножа заставить ее петь или походить на какую-нибудь зверюшку. Первые несколько раз Этьен лишь портил древесину да резал себе пальцы, хоть и старался, как мог, но вот последнее его творение уже было на что-то да похоже. Осталось только…
— Эй! — перебил его мысли звонкий голосок, раздавшийся позади.
Обернувшись, Этьен увидел перед собой курносую девочку с каштановыми волосами, заплетенные в две косички, одетую в простое, но ладно сшитое платье с парой заплат и грубые деревянные башмаки. Макушкой она едва ли доставала ему до подбородка, но смотрела без какой-либо робости, а скорее с любопытством и даже чуть сердито. Позади нее жалось несколько чумазых ребятишек — самый старший из них едва ли встретил в этом году четвертое лето — сбившихся в кучку и внимательно наблюдающих за их разговором.
— Чего тебе?
— Мы хотели искупаться, но мама ушла по ягоды, а отец всю ночь пил и теперь до обеда дрыхнуть будет. Сходишь с нами до речки?
— Извини, но мой господин не велит мне покидать лагерь без его ведома, — покачал головой Этьен.
— Да мы быстро — туда и обратно, — тряхнула косами девочка. — Там идти-то — по восточной дороге меньше лиги, а потом вниз до пригорка спуститься и уже берег.
Признаться, Этьен порядком задумался. С одной стороны — вряд ли Раймунд обрадуется, если узнает о самовольной отлучке своего оруженосца. В прошлый раз, когда Этьен отстал от отряда и заплутал, засмотревшись на небывало огромную жабу, он вдобавок к своим основным обязанностям несколько вечеров помогал кухарям: носил воду, драил горшки, ощипывал птицу и перебирал зерно. Но до реки и впрямь было рукой подать — думается, его даже хватиться никто не успеет. Да и искупаться было бы вполне неплохо…
— Мы бы и сами дошли, но маменька запрещает уходить из лагеря без взрослых, — шмыгнула носом девчонка и утерла нос рукавом. — После последней взбучки я три дня сидеть не могла. А ты вон, какой большой — у тебя даже меч есть, прямо как у настоящих воинов.
Если у Этьена и оставались какие-то сомнения, то последние слова окончательно склонили чашу весов на сторону девочки. Невольно выпятив грудь, и нарочито небрежно положив руку на рукоять клинка, он для вида дал себя еще немного поуговаривать и, в конце концов, будто бы нехотя согласился к бурной радости всей ватаги. Лагерь они покинули без особых приключений — большинство часовых сторожащих вход открыто дремали, опершись на древки копий, а оставшиеся даже не взглянули в их сторону.
Всю дорогу Катрин — так, оказалось, звали его новую знакомую — трещала без умолка, и совсем скоро Этьен узнал, что ей одиннадцать лет, младшим братьям — три и два, мама их прачка, отец латает сапоги, платье ей сшила тетка в подарок на именины, а когда Катрин вырастет, то станет служанкой у какой-нибудь красивой знатной дамы и выйдет замуж за мясника или даже оруженосца какого-нибудь прославленного рыцаря.
— А кто твои родители? — спросила она.
В ответ Этьен издал лишь невнятное мычание, уткнувшись взглядом в придорожную грязь, но Катрин все не унималась:
— Ты язык проглотил? Они знатные или с крестьян? Наверняка знатные, раз ты меч носишь будущему королю. Я права? А может…
— Их больше нет, — быть может, чуть резко ответил Этьен и дернул плечом.
Нет, не то, чтобы он стеснялся своей семьи, просто… Мать его была красивой
