Небо для крылатых - Таня Белозерцева
Для чего рождаются драконы?
Я уже крупней коня, мои крылья все чаще зудят и чешутся, так хочется в полет!
И однажды я не выдержал, покинул долину в поисках подходящего места для пробы крыла.
Лучше всего для этого, как ни странно, подошли старые развалины замка Горро. От самого замка мало что осталось, но площади фундамента было вполне достаточно для полноценного разбега, а остатки стен достаточно высоки, чтобы спланировать.
Осмотревшись, прикинул: откуда начать… Вдох, выдох… Поскакал, расправил крылья, резко оттолкнулся от земли, замахал ими. Поток воздуха оказал сопротивление и прижал к земле. Сильней, еще сильней машу крыльями, преодолевая сопротивление, и полетел.
Со свистом рассекая воздух, я пролетел над развалинами, поднялся выше и с изумлением воззрился на ставший неожиданно огромным мир.
Сделал круг, слегка наклонив одно крыло, потом опустил концы и поднялся еще выше. Здесь я расправил и распростер крылья во весь мах, до последней складочки, поток воздуха подхватил и плавно понес меня. Я долго, с наслаждением планировал в воздушном течении. Позже я сложил крылья, но кончики их отставил в стороны и ушел в штопор. Над самой землей я расправил крылья наподобие парусов, притормаживая. Еще раз повторил, тихо ликуя в душе от счастья, потом, расправив одно крыло и полусложив другое, я по широкой спирали спустился вниз, вытянул лапы и приземлился!
Вот это да!!! Да-а-ааааааааааа!!!
Наоравшись и напрыгавшись, я снова взлетел и отправился домой, в Тихий дол.
Неспешно скользя по небу, я вдруг ощутил, что проголодался, посмотрел вперед, прикидывая расстояние до дома, и понял, что далеко, что еще долго лететь.
А голод… ну, не тётушка он, чтоб терпеть его.
Вот только… Охотиться я не умею, меня обычно кормят, ну, соседи там… друзья. Ой, зря я так далеко улетел, места незнакомые, вон болото какое-то… Однако, я не иначе как с ума сошел, это же Расти Глен — Ржавая долина! И от нее следует держаться подальше! Я резко свернул, спеша убраться с опасной территории, но опоздал, вонючие испарения добрались до моих ноздрей, выжигая глотку и глаза. Задыхаясь, кашляя и чихая, полуослепший, я кое-как убрался с болот.
Спешно опустился на окраине какой-то деревни, прочихался-прокашлялся-продышался, перевел дух и пришел в себя. И поклялся, что больше ни полкогтём в это грёбанное болото не сунусь!
В груди неприятно жгло, я кашлянул, недоумевая, и из моего горла вдруг вырвался язык пламени. Ой…
«Ничего не ой, огонь — стихия воздуха, ты поднялся на крыло, опробовал, так сказать, стихию».
М-м-м… не нравится мне это, голос обычно возвращается, когда что-то плохое начинает происходить… Я, опасливо прижмурившись, осторожно осмотрелся. Вроде все тихо…
Маленькая деревушка, домов эдак двадцать, церквушка с прилегающим кладбищем.
«Пересчитай-ка могилки, вон те, с краю…»
Послушно пересчитал, пятнадцать свежих могилок, стоп, свежих? Пятнадцать??? И девять из них какие-то… маленькие…
«Детские, девять детских могил, больше детей в этой деревне нет, думаю, тебе не жалко будет её спалить».
Спалить?
«Да, посмотри на восток».
Посмотрел — еще одна, нет, не деревня, почти городок, большое поселение, домов очень много. Сглотнул. Разве для этого рождаются драконы? Может быть, сперва посоветоваться, рассказать всем, что в этой деревне чума и, чтобы зараза не распространилась, деревню надо сжечь.
«Кому ты объяснишь? Этим людям неизвестны такие слова, как бубонная чума, эпидемия и черное поветрие, хотя нет, последнее они, может, и поймут».
Я обещал Калебу не вредить…
«Это не вред, это профилактика, очистка остального здорового мира от скверны».
Моих сил не хватит…
«Торфяные болота очень горючи».
Да, верно, а также и то, что сами болота оказались рассадником заразы, слишком много домашнего скота потонуло в её гнилых водах и бесконтрольно разложилось.
К тому же я трусливо понадеялся, что никто не узнает, кто поджег болото, а вместе с ним и безымянную деревушку.
Вернувшись домой, первое время я вздрагивал от каждого случайного взгляда, брошенного в мою сторону, виновато ежился от каждого вопроса, а потом и приободрился. Кажется, никто ничего не узнал. Ну сгорело болото и сгорело, мало ли костров в лесу разводят?
После того первого полета я долго не решался летать, боялся, что вмешается голос и снова заставит что-нибудь сделать.
Но слишком свежа была память от счастья и радости полета, и однажды я не удержался, пешком ушел подальше от Тихого дола и, убедившись, что поблизости никого нет, поднялся на крыло.
И снова ощущение полного счастья! Теплый ветер под крылом, бескрайний и безбрежный воздушный океан. Ныряю в облака и окунаюсь в мокрый и холодный туман. Вот что это такое — белые облака! Капельки воды, мириады миллионов капелек, собранные вместе!
И опять я проголодался. Спустился, подумал, посмотрел на траву. На неё хотя бы охотиться не надо. Поискал подходящий лужок, да и стал пастись. Клевер, ромашка, василёк, еще клевер… О-оп-па, кузнечик, тоже съедобный, годится…
Так и повелось: я скрывал свое умение летать, уходил далеко, чтобы никто не видел, поднимался в небо и летал до одури, спускался, перехватывал случайного того-сего и на закате возвращался домой.
Никто не стоял над душой, никто не допытывался, куда это я постоянно отлучаюсь.
А однажды опять вернулся голос.
Летел я над стадом элитного рогатого скота, любовался их тучными ладными тушами и невольно глотал слюнки, аппетитно же выглядят…
«Белую с красным с краю видишь?»
Вздрогнул, поискал. Вижу…
«У неё мыт в зачаточной стадии, хватай её и уноси, и не ешь, заразишься».
Ну что тут делать будешь? Пикирую вниз, хватаю корову и несу прочь. Краем глаза замечаю испуганное лицо пастуха, свидетель… Твою ж… ть…
Кидаю корову в неширокое ущелье неподалеку в невысоких горах, вызываю обвал, которым наглухо хороню корову и с нехорошими предчувствиями возвращаюсь домой.
Снова мандражирую, вздрагиваю, шарахаюсь от взглядов и вопросов, но проходит несколько дней, и я успокаиваюсь.
И вот утром на площади Ремесленников собирается народ, меня тоже позвали. Не хочется идти, но приходится. При виде меня все замолкают, и тут вперед выступает пастушок, тот самый…
Выступает, тычет пальцем в меня и яростно кричит:
— Это он! Он корову утащил!
Жители Тихого дола с недоумением смотрят на меня, подает голос Калеб:
— Это чушь, Несси не летает, он не мог утащить корову.
А мне становится стыдно, летаю, еще как летаю.
Парнишка настаивает:
— Это он, точно он, вы его спросите!
Калеб поворачивается ко мне:
— Несси, это правда?
Я затравленно озираюсь, вот ведь… И помощи неоткуда…
И тут раздался
