Дорога Багиры - Таня Белозерцева

Таня Белозерцева

Дорога Багиры

Часть 1

Нас было трое: я, моя сестра и наша мама, но так было недолго…

Мы с сестрой ждали маму с охоты. Что такое охота, я не знала, но после возвращения у мамы обычно было много молока.

Я лежала и думала о нём, когда сестра вдруг странно захрипела и забилась. С трудом поднявшись на свои слабые лапки, я посмотрела, что происходит… Мою сестру опутала толстая и пестрая лиана, лишь какое-то время спустя я поняла, что это не лиана, это был душитель джунглей — удав.

Сестра исчезла в его пасти, удав, помедлив, пополз ко мне. Я же ничего не могла поделать, потому что только-только научилась ходить. Я лежала и беспомощно смотрела, как удав подползает всё ближе и ближе…

Откуда-то сверху на удава свалилась мама, миг, и два тела, пестрое — удава и рыже-черное — леопарда сплелись в страшной схватке. Кольца удава туго оплели гибкое тело мамы, а она кусала его и рвала задними лапами…

Прошла вечность, прежде чем всё затихло. Удав обмяк и замер, замер и леопард. Я не сразу подошла к ним, но потом всё же решилась. С опаской косясь на удава, я приблизилась к маме и ткнулась носом ей в шею.

Она вздохнула и тихо сказала:

— Прости, Пантера… — и закрыла глаза, засыпая.

А я поняла, мама устала и хочет отдохнуть, поспать, но я была голодная и поэтому поползла к животу мамы, нашла сосок, но… Источник молока был пуст! Я облизала все сосцы, какие нашла, и, как ни старалась, не смогла высосать ни капли.

Я обиделась и поползла через лапу мамы обратно к её голове.

— Мама! Есть хочу, проснись, я хочу есть, дай, мама! Дай есть!

Мама не проснулась. От обиды я заплакала. Ну почему она не просыпается, чтобы покормить меня? Отревевшись, я легла спать голодной, уткнувшись носом в мамину шею.

Ночью я проснулась от леденящего холода. Подняв голову, я осмотрелась: Ночное светило мягко освещало наше логово, расположенное между корней раскидистого платана, неслышно дул тихий теплый ветерок. Странно, почему же мне так холодно?

Я посмотрела на маму… Маму? Она… у неё… глаза днем были закрыты, а сейчас…

Это не мама! Это какой-то другой леопард! Его глаза были широко раскрыты, и в них не отражался свет.

Мне стало страшно, и я попятилась и обо что-то ударилась, обо что-то твердое и ледяное. Оглянувшись, я увидела мамину лапу. Обычно такая теплая и мягкая лапа сейчас была твердокаменной и холодной.

Я начала понимать, лапа — неживая, мама тоже — неживая. Неживым был и удав. «Прости, Пантера». До меня только сейчас дошел смысл этих слов.

Нас было трое: я, моя сестра и наша мама, теперь я — одна. Я осталась одна и я хочу есть, а мама теперь не даст молока. От этой мысли я опять заплакала, я одна, я маленькая и беззащитная, я ничего не знаю и ничего не умею.

От тела мамы я не решалась уйти, но, когда взошло Белое светило, над нами закружились мухи, они оглушительно жужжали и скоро их стало так много… Потом появились муравьи, полчища их рыжим ковром накрыли тела мамы и удава, несколько раз они меня укусили и очень больно. Пытаясь спастись от них, я беспомощно ползала вокруг мамы по логову, пока не наткнулась на выход из него.

Совсем ошалев от страха, я запищала, безотчетно зовя маму, уже забыв, что она не сможет прийти. Мои вопли становились всё громче и пронзительнее, пища и плача я ползла куда-то вперед, не разбирая дороги. А потом я устала, мои крики стали тише, в животе что-то ныло и ворочалось, хотелось есть и пить, а ещё хотелось спать… Но боль в животе не давала заснуть, она царапала и скребла где-то внутри, и я продолжала бороться со сном, что-то запрещало мне засыпать.

А вокруг шумел лес, звонко гомонили невидимые птицы, шуршали в траве юркие ящерки и крупные насекомые. Совсем близко проползла змея, небольшая и полосатая, но я вспомнила удава, а вместе с ним смерть мамы и сестры, и замерла в страхе. Но эта змея меня не тронула, она молча и беззвучно уползла прочь.

Полежав и не понятно чего подождав, я поползла дальше по какой-то очень ровной поверхности, по ней было очень удобно идти, да только я не могла уже даже ползти… Куда-то подевались мои силы, хотела позвать маму, но из горла вырвался только слабый хрип.

Неожиданно передо мной выросли два ствола. Присмотревшись, я увидела, что немного выше они срослись в один, толстый ствол, сверху по бокам две ветви, а между ними круглый нарост. А потом я сообразила — наверху голова, а ветви это лапы! А ещё я поняла, что это он.

Он сложился пополам и протянул ко мне свои длиннопалые лапы, я же так ослабела от голода, что даже и не подумала о бегстве. Он взял меня своими лапами и поднес к лицу.

Я обмерла от ужаса — на меня смотрели два пронзительно-черных глаза, а в его оскаленном рту виднелись два ряда крупных белых зубов, стало так страшно, что… ну, в животе давно было пусто, так что…

А потом я услышала его голос:

— Гляди-ка! Щенок леопарда, ну-ка, ну-ка, кто тут у нас? — он повертел меня туда-сюда, у меня только голова закружилась, и добавил: — Девочка, девочка-пантерочка, ну, кроха, где твоя мама? А? Хотя, вот они, твои следочки, вот по ним сейчас и пройдемся…

С этими словами он… раздвинул шкуру на груди (???) и засунул меня туда, под шкуру. Хотел убрать лапу, но я поймала его палец и стала сосать в надежде найти молоко, услышав в ответ:

— Э, *багира, да ты ещё сосунок.

И он пошел, держа меня за шкурой, а я притихла, так там было тепло-о-о… и слушала, как совсем близко бьется его сердце. Тепло, темно, уютно.

Сквозь дрёму я снова услышала его голос:

— Ах ты ж! Вон чего случилось, слышь, багира, а мать у тебя — героиня, вон как удава распотрошила. Жаль, что сама тоже погибла, эх ты, сиротка ты ж моя…

Дальше я ничего не помню, потому что заснула, потому что теперь можно было спать, да и сил не осталось.

Проснулась я оттого, что