Мальчик-Которого-Нет - Рина Зеленая

— Почему все так уверены, что я мальчик? — не удержалась от вопроса.

— Не могу знать наверняка, — пожал плечами гоблин. — Хотя… Противостояние между Дамблдором и Тем-Кого-Нельзя-Называть началось в конце шестидесятых, пусть и протекало довольно вяло. Но волшебники еще помнили деяния Гриндевальда и желали уберечь своих детей. Именно поэтому было нарушено множество существовавших веками традиций, и многие чистокровки в семидесятых отправлялись в Хогвартс, не будучи знакомыми с другими детьми своего поколения. Родители оберегали даже сам факт беременности и родов. И поколение ваших родителей продолжило жить так же скрытно. Многие узнали о том, что у Поттеров есть ребенок, в ночь гибели Того-Кого-Нельзя-Называть.

— А как же документы? — удивилась я. — Разве мои родители не должны были как-то… зарегистрировать мое рождение?

Гоблин посмотрел на меня так, что я невольно почувствовала себя идиоткой.

— Это у магглов человек обязан отчитываться за каждый шаг и ставить в известность власти. У волшебников все иначе. Министерство, конечно, пытается навязать магам какие-то стандартные процедуры, но это пока все еще добровольно. А в смутные времена никому и в голову не приходило доверять Министерству столь важные сведения.

Я призадумалась. Выходило весьма интересно. Скорее всего, мой настоящий пол знали только родители и Сириус. И шуточное прозвище ввело в заблуждение весь остальной магический мир.

«Но ведь до того, как маленькую Харолину оставили на пороге, за ней должны же были как-то минимально поухаживать? — спросила я себя, но тут же нашла объяснение: — Хотя… Если Лину Дурсли обнаружили первого ноября, то девочка пробыла под присмотром Дамблдора и Хагрида всего несколько часов. Великан вряд ли в принципе додумался бы перепеленывать ребенка, а уж Дамблдор точно не полез бы копаться в детских одежках. Бросил, наверняка, пару очищающих — и успокоился».

В списке также был ряд повторяющихся ритуалов, менялись только имена. И если имя леди Блэк не удивило, то вот интерес ко мне Нарциссы Малфой озадачил.

Хотя… она ведь мне, если подумать, довольно близкая родственница. По меркам магического мира.

Ребенком я делила персонажей поттерианы на черных и белых, но чем старше становилась, тем более серыми они все казались. И с возрастом я начала любить и уважать тех, кто в детстве вызывал только раздражение.

Например, Малфоев. С возрастом я поняла, что они в истории представляли собой семью, в которой каждый готов на все, чтобы спасти остальных. Один за всех, и все за одного — это про Малфоев.

Да, блондины выглядели ужасными людьми на разных этапах истории, но неизменным было одно: не было ничего, что они бы не сделали, если это нужно для благополучия даже не рода, а близких и родных людей. Нарцисса львицей защищала сына, сын унижался, трясся от ужаса, но пытался спасти отца, а отец, сиятельный лорд, опустился до дна, позволил помыкать собой, как рабом, но позволил все это, лишь бы сберечь жену и сына.

Уизли пусть и казались не менее идеальной и любящей семьей, но таковыми не являлись. Мистер Уизли явно больше любил свою работу и хобби, чем семью. Чем еще объяснить то, что жило семейство, как бог на душу положит. Одним днем. Сам их дом был доказательством этому. Карточный домик, надстраиваемый тогда, когда в этом была необходимость. Непрочный, ненадежный. Не потому ли миссис Уизли запрещала своим детям аппарировать и колдовать в доме, что он мог развалиться под их напором?

А любовь? Была ли она внутри семейства рыжих? Один старший сын удрал от семейки в Египет, второй — в Румынию. Третий со всеми рассорился, пусть и вернулся в самом конце. Шестой рос неудачной попыткой завести, наконец, дочку и чувствовал себя обделенным. Особенно на фоне обожаемой девочки. Но даже любимой доченьке мать не смогла втолковать, что брать непонятные артефакты и использовать их опасно. А ведь Молли, вроде как, была чистокровной, из достаточно старой семьи. Вряд ли ее воспитанием не занимались. Но она каким-то образом умудрилась все это воспитание растерять.

Но это все ладно, личное дело Уизли. Но вот отношения к Гарри я простить этой семейке не смогла даже в детстве, а с возрастом неприязнь лишь выросла. Всем и каждому заявлявшая, что воспринимает Поттера как своего сына, Молли никогда о нем по-настоящему не заботилась. Ее не насторожило то, что Дурсли запирали Гарри, не смутило то, что при хорошем финансовом положении мальчик ходит в драных шмотках и даже ее дети выглядят упитаннее. Конечно, можно рассказывать о дружбе с родителями ребенка, обнимать его при встрече, снабжать раз в год свитером, а в остальное время закрывать глаза на жестокое обращение. Мальчик, не знавший любви, и этому будет безмерно благодарен.

— А как же Книга Душ? — передернув плечами, чтобы избавиться от негативных мыслей, я вернулась к разговору.

— Да, там сведения появляются при магическом выбросе достаточной силы, — ответил Костехрум. — У маленьких волшебников они начинаются примерно в возрасте двух лет и старше. Более ранние случаи редко дотягивают до нужного минимума излучаемой в пространство магической энергии. Но Книга Душ — артефакт. Истинное имя, данное при ритуале имянаречения, Книга не отражает. Только то, которым родители нарекли ребенка для повседневного использования посторонними. Но в вашем случае имя вряд ли появилось в Книге.

— Почему?

Вместо ответа гоблин ткнул в одну из строчек в перечне ритуалов. Там значилось таинственное «Ритуал «Паутина»» и инициалы Дамблдора.

— Это чары запутывания. Они сбивают поиск, почтовых сов и экранируют магические выбросы.

Я невольно расхохоталась и уточнила:

— А этот ритуал можно временно отменить или ослабить?

— Только снять полностью. Единственное… в действие чар можно внести исключения.

— Значит, мое имя в Книге Душ не появится. Так как меня тогда добавят в список поступающих в Хогвартс?

— Будь вы иностранным студентом, поступающим в школу, ваше имя добавили бы в список рассылки вручную, но из-за скрывающего ритуала послание все равно не дойдет. Кому-то придется заняться отсылкой вам письма в индивидуальном порядке, ориентируя сову не на имя, а на адрес.

Выходило интересно. Гарри был самым известным юным волшебником двадцатого века. Ему наверняка писали письма все, кому не лень.