Пропавшая невеста 2 - Полина Верховцева
— Почему у меня не спросила? Или у кого-то еще… — сказал и осекся, наконец, осознав простую истину.
Не могла она. Пока он злился и наказывал за мнимое предательство, она варилась в своем котле с ядовитой жижей, и неоткуда было ждать помощи. Как могла сама карабкалась, запутавшись в паутине чужих злых слов. Совсем одна, наедине со своими страхами.
— Проклятье.
Порывисто притянул ее к себе и сжал в объятиях, чувствуя, как она дрожит и горько всхлипывает.
* * *
— Все, успокаивайся. Так вышло. Нет смысла убиваться.
Утешать он не очень умел. Гладил ее по спине, пытаясь подобрать слова, которые могли бы смягчить ее боль и не находил. И самому хотелось только одного — добраться до этой заразы с черным голосом и на кол посадить.
— Я не могу, — всхлипывала она, — ты не понимаешь…
— Чего я не понимаю? — голос садился и собственное спокойствие держалось на последнем рубеже. Еще немного и сорвется — начнет крушить эти проклятые ледяные скалы, — все понимаю.
— Если бы… — горький всхлип, — если бы не она, ничего бы не было. Ни румянницы, ни твоего отъезда за новой невестой, ни Тианы этой. Ничего…
— Дыши, Ника. Дыши.
Как дышать? Когда студеный зимний воздух падал в легкие раскаленными комками и обжигал, а грудь сжималась все сильнее, сдавливая обливающее кровавыми слезами сердце. О каком дыхании речь?
— Дыши, — прислонился губами к виску, — я с тобой. Всегда только с тобой.
Не только в том-то и дело! Не только! Еще обиднее, чем прежде, на разрыв. Знать, что ни в чем не виновата и вспоминать все то, через что пришлось пройти? Это как пытки, на вертеле, над огнем, сгорая в адском пламени.
— Я умирала тогда, — даже на всхлипы не оставалось силы, — распадалась на осколки и медленно гнила, пока ты со своей Тианой…
— Она не моя.
— Твоя! — чуть ли не сорвалась на крик, — тогда она была твоей. Ты проводил с ней дни напролет, забыв о моем существовании.
— У нее дар…
— Счастливый был. Смеялся. Я видела вас везде, куда бы ни шла. Как ты держал ее за руку, как шептал на ухо, а она краснела и улыбалась, ластилась к тебе, как кошка. А ты ее целовал.
— Ник, — Брейр мрачнел, не зная, как убрать из ее головы эти воспоминания, — послушай меня. Я уже говорил, она обманула насчет своего дара. Тиана была не миротворцем, а мастерица по приворотам.
— И ты ведь мог навсегда остаться с ней! Навсегда! Так и бы и зацеловывал ее до беспамятства, ласкал за закрытыми дверями, так что весь замок был в курсе, чем вы там занимались, — Доминика сорвалась. Защитная стена, за которой она все это время пряталась, дала трещину под напором бурлящего потока чувств. Слишком больно, чтобы продолжать все держать в себе и слишком бессмысленно.
Кхассер непонимающе нахмурился:
— Ничем мы с ней не занимались.
— Не надо, Брейр. Ни оправданий, ничего, — простонала она, — ты…ни в чем не виноват. Просто попал под чужое влияние…как и я.
Только ему хорошо тогда было, а она задыхалась, рыдая в лесной сторожке от одиночества и отчаяния.
— Да, нет же, — возмутился он, — ничего не было…за закрытыми дверями. Тиана невестой была, я не трогал ее, до свадьбы. А свадьбы не было, и брачная ночь сорвалась.
— Я видела ваши поцелуи.
— Были поцелуи, — отрицать не стал.
Много поцелуев. Ему тогда катастрофически сильно хотелось прикасаться к коварной Высшей, поймавшей на крючок. Но о том, чтобы дальше пойти — и не помышлял. Хотел по правилам все сделать, назло Доминике. Чтобы и ритуал был настоящий, и ленты с золотом, а не нитка убогая, и гости, а вечером пир горой и жена в прекрасном платье. Как в дурном наваждении жил, с каждым днем утопая все сильнее.
Вслух этого не сказал. Не посмел. Свои собственные порывы, которые тогда казались верными теперь выглядели нелепо. Кого он хотел наказать? Себя или девочку из Шатарии, которая была ни в чем не виновата?
Доминика снова всхлипнула и попыталась вынырнуть из его объятий. Вроде в прошлом все осталось, вроде запретила себе думать об этом, расстраиваться, а не могла. Не отпускали жесткие когти обиды, по-прежнему сжимая измученное сердце.
— Были поцелуи, — повторил, хватая ее за руки, — но за закрытыми дверями — никогда и ничего. Я нетронутой вернул ее в Наранд, пусть другую жертву ищет.
— Не надо, пожалуйста, — прошептала Ника отворачиваясь и жмурясь, — зачем сейчас врать, когда все осталось позади.
— Да ни черта не осталось, — взорвался он, сжимая ее плечи, — смотри на меня.
Она закусила губы, чтобы снова не разреветься, и упрямо покачала головой. Слишком больно смотреть. Защита рухнула, и она снова оказалась лицом к лицу со своим отчаянием.
Кхассер тоже балансировал на грани.
— Смотри на меня, — встряхнул, так что зумами клацнула и затихла, — смотри!
— Не могу, — простонала.
Он снова встряхнул:
— Смотри.
В пещере стало горячо из-за ярости кхассера, хлещущей через край. И Доминика сдалась, подняла на него бесконечно грустный, зареванный взгляд.
— С Тианой, дальше поцелуев дело не зашло. Вот они были, на них и сердись. Остального не было. Не накручивай.
— Я все знаю, Брейр. Все знаю! Вас слышали.
— Кто? — прорычал он, — скажи мне на милость, кто мог слушать то, чего не было? Кто такой ушастый? Или, может, лично ты слышала? Стояла под дверью? Или свечку нам держала?
— Не я! Мне сказали!
— Кто? — опять встряхнул, едва удерживаясь, чтобы ни придушить. В жизни такого еще не было, чтобы правду говорил, а ему не верили.
— Берта! — выкрикнула ему в лицо и замолчала, увидев, как оно вытянулось.
Это молчание все ширилось, захватывая все вокруг, вытесняя любые слова и мысли, а потом Брейр тихо, но очень отчетливо выругался.
— Я убью ее. Верну обратно в Вейсмор и вздерну на крепостной стене, чтобы все видели. Дрянь…
* * *
Доминика пошатнулась и обмякла у него в руках. Замерла, ничего не видя перед собой и не дыша. Снова обман! Снова! Как у людей смелости на такое хватает? И наглости?
— О, боги, — прошептала она, не в силах ни понять, ни принять все, что произошло.
— Боги тут ни при чем. — Брейр искрил от ярости. Она его переполняла, душила, выворачивала наизнанку, — и они ей точно теперь не помогут.
Ника больше не могла говорить, не могла чувствовать, да и просто держаться на ногах. Внезапно набросилась такая слабость, что осталось только одно желание — лечь,
