Инквизитор - Борис Вячеславович Конофальский
— Господи, да каких вам коней!? Вам бы полежать денек, куда вас черт несет? Мало вам руки, теперь еще и грудь. Вы весь пол кровью заплевали за ночь. В чем жизнь держится — непонятно, а ему опять седлай коней. Вы себя в зеркало видели?
— А что там?
— На горле синяки, на груди синяки, видно, как вас приложили — весь доспех отпечатался.
— Бог с ними, с синяками, побыстрее давай, мне нужно найти мой стилет, я его ночью обронил.
За трактиром стилет они не нашли: мусор, помои, кости, обломки бочек и ящиков, больше ничего.
— А что, он дорогой был? — Спрашивал Ёган.
Дорогим особо он не был, простой и надежный кусок стали, но в разных сапогах солдата это доброе оружие провело лет двенадцать, и пару раз точно спасало ему жизнь.
— Пойдем, погорим с хозяином, — произнес солдат, хрипя и разминая горло.
В трактире было немноголюдно, по сравнению со вчерашним вечером, но все равно половина столов была занята. Солдат сел за стол, Ёган сел напротив. Волков внимательно посмотрел на Ёгана и остался доволен. Вид тот имел устрашающий: кожаная рубаха, сапоги, меч на поясе, заросшая щетиной физиономия, крепкие крестьянские кулаки. Если бы солдат не знал его, то принял бы его всерьез. Тут же к ним подошла баба в грязном переднике и спросила:
— Чего господа изволят?
— Господа изволят хозяина твоего видеть, — ответил солдат.
Переспрашивать баба не стала, быстро сказала: «хорошо» и исчезла. Трактирщик появился тотчас. Солдат снял плащ, был без капюшона. Тем не менее, трактирщик узнал его сразу:
— Доброго здравия вам, господин коннетабль.
— Значит, знаешь, кто я?
— Как же не знать?
— И вчера знал?
— Догадывался, но не был уверен.
— Вчера за твоим трактиром я обронил одну вещь.
— Найдена, — сразу сообщил трактирщик.
Он сделал знак бабе, и та, чуть не бегом, кинулась на кухню. И через мгновенье вернулась обратно, бережно, на двух руках, неся стилет.
— Вот и славно, — хрипло сказал Волков, пряча оружие в сапог. — Но это еще не все.
— Чем еще могу быть полезен доброму господину?
Волков чуть помедлил и сказал:
— Доброму господину ты можешь быть полезен деньгами.
Говоря это, Волков никак не ожидал того, что произойдёт. Ни произнеся ни слова, трактирщик тут же полез под рубаху и достал оттуда туго скатанный рулончик из грязной тряпки. Положил на стол перед солдатом. Солдат раскатал тряпку, и внутри оказались монеты, полуталеры, десять штук. Волков пальцем пересчитал монеты и продолжал молча смотреть на трактирщика.
— Каждый месяц вы будете получать пол таллера, — заговорил трактирщик, — а еще вам и вашему человеку стол и пиво бесплатно, сколько захотите.
— Я забыл, как тебя зовут?
— Авенир, господин.
— Авенир… А дальше?
— Авенир бен Азар.
— Ты что, Авенир бен Азар, знал, что я приду, или у тебя всегда под рубахой пять талеров спрятаны?
— Нет, господин, я не знал, что вы придете, но я знал, что вы можете прийти.
— Значит, думал. Ладно, а сколько ты платишь барону?
— Как договаривались — шестьдесят крейцеров в месяц. Как уговорились с управляющим.
— Шестьдесят крейцеров? — Солдат удивленно поднял брови. — Вчера ты продавал пиво по семь пфеннигов, ты продал не меньше трехсот кружек… Авенир бен Азар, ты вчера на одном пиве заработал больше двух талеров. А вино? А девки? Постой, овес с конюшни, колбаса с капустой, хлеба. Авенир бен Азар, я думаю, ты вчера положил в карман четыре талера, не меньше. Четыре талера за один день! Огромные деньги, Авенир. А барону ты платишь шестьдесят крейцеров в месяц.
— Господин, — мялся трактирщик. — Я не заработал четыре талера за день. Выручка и правда вчера была большая и почти дотянулась до четырех таллеров, но господин забывает, что это был день выступления ла Реньи. В другие дни выручка много меньше. Но ла Реньи не поет за просто так, он не соловей. За одного свое выступление он просит сорок крейцеров.
— Сорок? — Переспросил солдат.
— Да, господин, сорок маленьких серебряных монеток. А пиво, господин?
— А что с пивом?
— Я варю пиво, но его мало, большую часть беру у мужиков. И колбасу, и хлеб, и капусту. И все это они не дают мне бесплатно. И овес не родится в яслях, за него я тоже плачу мужикам. И девки, господин, тоже берут свое. У меня с ними договор, господин, они за работу отдают мне половину и все время норовят обмануть.
— Все время? — С фальшивым сочувствием спросил Волков. — Обманывают, значит.
— Да, господин, все время обманывают.
— Ясно, Авенир, ты бедный и несчастный человек, и жизнь твоя тяжела. Да?
— Нет, господин, я не бедный, и за вчерашний день заработал талер, но такое бывает очень нечасто, господин, у меня большая семья и больные родственники в городе, им нужен уход, а доктора, господин? Вы знаете, сколько сейчас берут доктора?
— Прекрати, Авенир, а то Ёган сейчас расплачется, — Волков ухмыльнулся, он не верил ни одному слову трактирщика. — Скажи-ка мне лучше, есть ли у тебя гроссбух, Авенир.
Трактирщик на мгновение опешил, замер, оцепенел, смотрел на Волкова своими глазами, чуть навыкат, думал, что ответить, а Волков улыбался ему в лицо, направил на него указательный палец, приговаривая:
— Не вздумай врать, Авенир, не вздумай врать.
— Да, господин, у меня есть гроссбух, — не соврал трактирщик.
— Хотелось бы взглянуть на него, Авенир, чтобы осознать, всю глубину твоей нищеты, и выяснить, на что ты содержишь своих больных родственников.
— Я готов вам показать его, но боюсь, что вы там ничего не поймете.
Солдат был уверен, что трактирщик так и скажет, он улыбнулся и произнес:
— А ты покажи, а я уж постараюсь.
— Хорошо, — сказал трактирщик. — Я сейчас вам его принесу.
— Ёган, сходи-ка с Авениром, собери все бумаги и книги, которые там найдешь у него.
— Ага, — Ёган встал, пошел за трактирщиком, бесцеремонно подталкивая его в спину. — Давай-давай.
А солдат подумал, что Ёгану нравится играть роль воина. Всем нравится, когда их боятся.
«Надо дурака научить хоть меч из ножен доставать, — подумал Волков, — и заставить его каждый день заниматься с оружием».
Слуга принес огромную книгу в ладонь толщиной, положил ее перед солдатом, сам сел напротив. Трактирщик встал рядом. Волков открыл книгу, предвкушая много интересного, и… не смог прочитать ни слова, ни буквы. Он стал перелистывать страницы, но нигде не мог найти ни одного знакомого знака, даже цифр не было.
— Что это? — наконец спросил он, уставившись
