Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Светлана Сергеевна Лыжина
_____________
* Диван - государственный совет в Турции.
_____________
Однажды он, проявив не свойственную его возрасту мудрость, прямо сказал на заседании дивана:
- Я - как строитель, который возводит здание. День за днём укладываю камни раздумий в стену своего решения. А Халил-паша одним словом разрушает всё. Он говорит "неверно", а мне остаётся лишь смотреть на руины. Как долго это будет продолжаться?
- Пока повелитель не подрастёт и не станет правителем, достойным своего отца, - невозмутимо ответил Халил.
Похожим образом и учителя приказывали "султану", проводя с ним уроки по изучению Корана, турецкой литературы, математики, истории и так далее, но Мехмед не желал с этим смириться. Он стремился проявлять волю вместо покорности, и это нежелание быть рабом обстоятельств, заставило сердце Шехабеддина, с годами очерствевшее, размякнуть. Евнух стал, как любящая мать, которая каждый день только и думает, чем бы в тайне ото всех побаловать сына! К тому же должность главы белых евнухов как нельзя лучше подходила для таких целей.
Помня о том, какие выгоды в будущем принесёт благоволение турецкого львёнка, Шехабеддин на своей должности делал бы то же самое - баловал Мехмеда. Но это получилось бы с примесью притворства, а дети чувствуют такое гораздо лучше, чем взрослые, и потому искренние попытки Шехабеддина угодить оказались оценены - мальчик стал откровенен.
- Шехабеддин-паша, - произнёс он в один из вечеров, когда его уже приготовили ко сну и уложили, - я хочу тебя спросить...
- Конечно, мой повелитель, - ответил евнух.
- Не при них, - сказал маленький "султан", указывая на других слуг-евнухов, которые собирали вещи и гасили лишние светильники.
Шехабеддин сделал своим подчинённым знак поскорее удалиться.
- Шехабеддин-паша, - "султан" немного смутился, - я знаю, что Заганос-паша - твой давний друг.
- Мы дружим уже очень много лет, повелитель. Я даже не могу сразу подсчитать, сколько.
- А как найти такого друга? - спросил Мехмед.
- Мой повелитель хочет узнать, как мы с Заганосом-пашой познакомились и подружились?
- Я хочу, чтобы у меня тоже был такой друг, - пояснил мальчик. - Такой, про которого я мог бы сказать, что он самый лучший и самый верный. Что нужно сделать, чтобы такого найти? У меня никогда не было друзей. Только приятели. Когда мне было меньше лет, и отец ещё не сказал, что я стану султаном, то сыновья слуг играли со мной. Их нарочно приводили ко мне, чтобы играть. А затем их перестали ко мне приводить. И я не скучал ни по одному из них! Но я хочу, чтобы у меня был настоящий друг.
- Если мой повелитель этого хочет, то друг появится, - улыбнулся евнух. - Главное, это держать своё сердце открытым, и если кто-то достойный предложит дружбу, не отказываться.
- И всё? Так просто?
- Просто и сложно, мой повелитель, если ты уже привык к одиночеству. Когда одиночество привычно, а тебе предлагают дружбу, то отказаться легко, а согласие требует смелости. Даже если ты видишь, что предлагающий дружбу достоин. Если ты уже отчаялся найти друга, бывает непросто поверить, что вот он, перед тобой.
- Я запомню этот совет, - очень серьёзно сказал Мехмед.
Маленький султан и впредь продолжал доверять евнуху свои тайные мысли. К примеру, "советовался", можно ли купить и держать в комнатах сокола, чтобы приучить его садиться на руку. Дворцовые соколы, используемые для охоты, слушались сокольничих, а вовсе не султана, и Мехмеду это не нравилось. А ещё он спрашивал, можно ли ему как-нибудь сбежать в город и побродить там, чтобы никто не узнал.
Исполнить такие желания было почти невозможно, но исполнить одно подобное Шехабеддину всё же удалось - когда Мехмед, уже тринадцатилетний, случайно наткнулся на суфийскую поэзию*, но наставники не позволили султану в неё углубиться, поскольку она о любви, понятной лишь взрослым.
_____________
* Суфизм - философское течение в исламе, называющее основой веры страстную любовь к Аллаху, похожую на опьянение. В то же время поэты-суфии сочиняли стихи не только о любви к Аллаху, но и о страстной земной любви.
_____________
Не считаясь с мнением учителей, евнух тайно привёл во дворец молодого дервиша-суфия, и тот весь вечер читал Мехмеду стихи весьма взрослого содержания. Султан был в восторге, но великий визир Халил, узнав о происходящем, велел схватить и казнить дервиша, нисколько не считаясь с мнением "своего повелителя" и таким образом положил начало вражде с Мехмедом.
Шехабеддин к тому времени и сам уже недолюбливал Халила, который мог бы помогать "новому султану" управлять державой, но вместо того слал письма Мурату, докладывая обо всех промахах и ошибках Мехмеда, которые в таком возрасте просто неизбежны.
Халил стремился вернуть Мурата на трон и в итоге добился цели, а Мехмед снова отправился в отдалённый дворец, в котором жил до того, как Мурату пришла в голову нелепая мысль взвалить на сына тяжёлое бремя власти.
Мехмед снова оказался на троне после отцовой смерти и уже не мальчиком, а юношей - когда исполнилось девятнадцать. Но когда окончилось первое правление, никто ещё не знал, как скоро начнётся второе. В день отъезда Мехмед спросил:
- Шехабеддин-паша, мы ещё увидимся?
- Если Аллах пожелает, то обязательно, мой повелитель, - ответил евнух.
- Не называй меня так, - вздохнул Мехмед и потупился. - Я уже не султан и, значит, не повелитель. - Он искренне считал себя виноватым, что не справился с управлением державой и разочаровал отца.
Евнуху хотелось его утешить и объяснить, что никакой вины нет, но на объяснения не было времени, поэтому Шехабеддин позволил себе вольность: он крепко обнял мальчика так, как обняла бы любящая мать перед дальней дорогой, и прошептал в ухо:
- Ты по-прежнему мой повелитель. Не огорчайся. Ты вырастешь и добьёшься всего, чего захочешь. Просто наберись терпения, подожди. И я тоже буду ждать. Ждать, когда снова смогу послужить тебе.
В тот день евнуху действительно казалось, что они с Заганосом воспитывали не наследника престола, а собственного сына. Заганос стал ему отцом, а он, Шехабеддин, стал матерью. Но вот сына решили увезти...
Евнух готов был плакать, словно женщина, а рядом не было Заганоса, чтобы утешить, потому что Заганос не