Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи - Олег Патров
Ни одна из женщин, окружавших его, не прощала задержек. В их глазах лучше было быть преступником, пьяницей, упоенным собой лентяем, чем расчетливым скупцом, а он копил на машину, свой дом, хотел сделать серьезный сюрприз к годовщине их встречи. К тому времени он уже выучил, что такие даты нужно ставить в напоминания в календаре.
Сима в конце концов ушла к его другу, женоподобному молодому человеку с длинными волосами и дурной привычкой по делу и без дела говорить о философии. Он испортил ей немало крови. Когда она бросала его, грозился покончить жизнь самоубийством, резал вены. «Не заляпай свой любимый белый ковер, — через несколько лет описывала Сима эту драму, когда они присели на пару минут за стойкой в баре, встретившись на собрании в детском саду. — Он умолял, а мне было противно. Я до сих пор чешусь, когда вспоминаю, как он прикасался ко мне».
«Почему же ты ушла?»
Стопка коньяка на голодный желудок в конце рабочего дня подействовала на него сильнее, чем он ожидал или он выпил уже две?
«Потому что с тобой все было понятно, — ответила Сима. — Дети, квартира, семья, и я одна прибиваю очередную полочку на кухне».
«Я собрал шкаф», — запротестовал он, размахивая руками.
«Когда я представила, что мы проведем вместе всю жизнь, мне стало тоскливо. Ты не интересовал меня ничем, кроме внешности, красивый был. Ты и сейчас такой».
Он самодовольно провел рукой по волосам.
«А теперь что, весело? — само сорвалось с его языка. — Те же дети, муж».
«А теперь весело, — зло ответила она. — Он у меня тоже красивый, и говорить не о чем, и бабник, и эгоист страшный, но, когда приходит и просит прощения, сердце останавливается. Иной раз даже ждешь, когда… Ты понимаешь».
«Ты больная».
«А кто здоров? Ты что ли? Сам говоришь, что почти с год не спал со своей, а мужику каждый день нужно. Ты еще как, можешь вообще?»
Он разозлился на ее снисходительный тон, а потом понял игру. Она пыталась отомстить, поддеть на удочку.
«Да, а помнишь ту мышь, что ты кормил на кухне? — продолжала она. — Ту, что мне пришлось добивать самой, потому что ты боишься вида крови. Твоя Зойка любит мышей или вы завели кошку?».
Женщины ненавидят соперниц, даже если не собираются воспользоваться призом. И подруг, и своих бывших ухажеров, в тот день он понял это отчетливо.
«Это правда».
«Я произнес вслух? — опешил он. — Должно быть с меня хватит»
«Ты здорово набрался. Впрочем, как и я. Вспомним старые времена или поедим на такси?».
Конечно, как благоразумные, взрослые люди они вызвали машину. Он едва залез на пассажирское сиденье и почти сразу уснул, очнулся уже когда подъезжали к его подъезду.
«Привет жене», — на прощание поцеловала его Сима.
От нее исходил сильный запах алкоголя. Он даже удивился, что почувствовал его, ведь он и сам был порядком пьян. А вот Лилу никогда не напивалась, вернее, он не видел ее пьяной, ни разу за всю их совместную жизнь.
«Пару стопочек, не больше, чтобы поддержать игру», — шутливо отнекивалась она от предложений.
«Какую игру?» — не понимая, спрашивал он.
«Нашу жизнь. Слова, слова, слова…».
Она играла фразами и цитатами, как дети буквами, когда только еще учатся читать. Но она-то грамоту знала.
«В этом нет смысла», — вздохнув, сказала она тогда.
«В чем?» — попытался уточнить он.
«В наших отношениях. Почему бы тебе не встретиться с Риткой. Она хорошая девушка и не доставит тебе проблем, тем более что она давно ждет порядочного мужика».
Эту женскую грубость он не принимал никогда.
«Таковы уж мы, бабы, — говорила Рита, его временная знакомая, так сказать, совместный союз из жалости. — Вот моя мать сменила трех мужей, брата, меня, сестру родила, ох и гуляла, от души. Брат потому и ушел из дома, как школу закончил, ни слова не сказал. А она одна не могла. Откроет, бывало, окно ночью, высунется по грудь: «Мне жарко». Душа у нее горела. Я ее не понимала тогда, а теперь понимаю».
Рита любила перебирать его волосы, с удовольствием растирала ему уставшие плечи, делала массаж головы. Золотые пальчики. Он был влюблен в них. А потом она нашла другого, моложе ее года на четыре, они встречались, воспитывали друг друга.
«Дура дурой становлюсь. Я ведь знала, что для него мамка, — жаловалась ему Рита в их редкие теперь совместные вечера. — А не могу бросить. Отец от них рано ушел, мать бизнесом занимается, а парень ласковый, красивый, толковый».
«А я?»
«Так тебя не переделаешь уже, а он — как лозинка гнущаяся, любую форму предать можно, содержание вроде есть».
«Заведи ребенка» — посоветовал он ее тогда.
А потом узнал, что травилась, в больницу попала; пришел навестить.
«Ты не бойся, это минутное, дурой была. Теперь все прошло», — успокоила его Рита.
«Из-за него?».
Она покачала головой.
«Нет… Так… Из-за себя. Тоскливо стало. У тебя такое бывало?».
Он принес ей апельсины и шоколад. Навестил пару раз в больнице, а потом она попросила его больше не приходить. Сейчас у Риты был муж и ребенок. Его жена, Зойка, общалась с Ритой, советовалась по поводу воспитания. Как-никак та была педагогом, и неплохим. Рита ему Зойку и нашла, случайно. Познакомились на вечере.
«Пойдем со мной, а то одной неудобно, а с моим мал еще, да и расстались мы», — неожиданно позвонила она ему через год после того случая и попросила об одолжении. Он не смог отказать.
«А там разбежимся, кто куда. Надоел ты мне».
Он и пошел.
На том вечере за Зойкой ухаживали два кавалера. Один — настоящий лев, весь из себя, слова, фразы, поза, другой — сдержанней, материальней. Но он тогда обошел всех. Речью Лилу про скуку и обошел. Даром что помнил ее наизусть. А потом как-то все закрутилось: повышение на работе, новая зарплата, квартира, Зойка, друзья, родственники опять же намекали, что возраст подходящий. И он вроде бы влюбился. Интеллигентная, образованная, светская — чем ему не пара? Карьеру хорошую сделала, несмотря на детей. Но потом и она от него ушла внутренне, хоть и осталась официально, фактически. Не отпускала его до конца.
«Дети, семья, нельзя оставлять их без отца».
Не могла простить ему Светки, что ли? Он так и не понял ее претензий. Светка была мимолетным увлечением, если ревновать, так к Рите или к Симке, или к Лилу — но об этом он не рассказывал никому и никогда, и брату