Отец жениха - Елена Сотникова
– Я не чувствую ног, – морщится он.
– Это временно. У тебя поврежден позвоночник. Чувствительность вернется, но не сразу. Самое главное, что ты живой. Цел. За лечение не переживай. Я найду самых лучших специалистов, они поставят тебя на ноги в самые кратчайшие сроки.
– Врач сказал, что все это время ты был здесь. Это правда?
– Да, – отвечаю коротко.
– А как же офис?
– Ты мне важнее.
В обычное время мы забываем говорить такие простые вещи близким людям. Стесняемся, не считаем нужным. И только в критических ситуациях понимаем, как были неправы. Как необходимы порой эти слова тем, кто рядом.
Руслан грустно улыбается, молчит, а после неожиданно искренне добавляет:
– Спасибо, пап.
– За что?
– Не знаю. За то, что ты здесь. Что рядом. Что не осуждаешь.
– Я тебя чуть было не потерял.
– Знаешь, о чем я думал в тот момент, когда понял, что мне конец? – хрипит он надрывно. – Что не успел помириться с тобой. Я не хотел так, прости.
Как бы я ни крепился, против воли на глазах выступают слезы. Очень тяжело видеть своего ребенка в таком состоянии. И пусть я был хреновым отцом, но любить Руслана никогда не переставал.
Сдавливаю переносицу двумя пальцами, зажмуриваясь, но сдержать предательскую влагу в глазах все равно не получается. Она бежит двумя обжигающими дорожками по щекам.
– И ты меня прости, – поджимаю губы. – Я виноват перед тобой гораздо больше. Жаль, что не понял этого раньше.
– Извините, но вам пора! – показывается на пороге медсестра в белом халате, напоминая о времени.
Я даю ей понять, что уже ухожу, и напоследок сжимаю ладонь Руслана.
– Выздоравливай, сын. Ты мне нужен, важен, дорог. Помни об этом.
По дороге из палаты мне попадается девчонка – дочь депутата Макарунова, которую подрезали товарищи Руслана в прошлой их уличной гонке и отец которой пытался дать огласку делу. Она тоже обивала пороги больницы эти дни, умоляя пустить ее к нему.
Когда Юля, – так, кажется, ее зовут, – успела сдружиться с моим сыном – ума не приложу, но, похоже, Руслан успел завоевать свое место в ее сердечке, раз она так переживает. К слову сказать, ни один из его так называемых друзей даже близко не появился здесь, чтобы узнать, жив ли он и как его дела.
– Руслан очнулся? Это правда? – с надеждой в глазах бросается ко мне.
– Правда. Но к нему пока не пустят. Он слишком слабый. Приходи завтра.
– Я только на минутку! Пожалуйста! Просто скажу ему, что я здесь, и все.
– Завтра скажешь. Не переживай, у тебя будет возможность, – повторяю с нажимом.
Девчонка пытается еще что-то донести до меня, как-то уговорить, но я просто по-отечески хлопаю ее по плечу и иду в конец коридора, где, сжимая в руках пустой стаканчик из-под кофе, меня ждет Воробушек. Бледная, уставшая не меньше меня и какая-то испуганная.
– Как он? – пытается выдавить поддерживающую улыбку.
– Пока никак. Слава богу, что пришел в себя.
– Ты говорил с ним?
– Говорил.
– И что он сказал?
– Что хотел помириться перед аварией, – почти не вру.
Лиля оживает, сдавливая бумажный стаканчик. В глазах загорается огонек надежды.
Забираю у нее из рук смятый картон, выбрасываю его в урну и притягиваю ее к себе. Она с доверием льнет к моей груди, утыкается носом в рубашку.
– Поехали домой? Нам нужно отдохнуть, – шепчу ей на ушко.
Лиля замирает. Поднимает голову, заглядывая мне в глаза. Я знаю, что нам нужно много о чем поговорить. Расставить точки, прояснить отношения. Я наделал кучу ошибок не только в отношениях с сыном, но и с Воробушком. Отталкивал, чего-то боялся, убеждал себя, что так будет лучше. Для нее, для меня.
Авария и последующие три дня кошмара дали возможность взглянуть на ситуацию под иным углом. Открыли простую истину: жить и любить нужно сегодня, сейчас, ведь завтра может и не наступить. Не откладывать счастье на потом, не отказываться от него, не отдавать другим. И теперь я хотел только одного – наверстать упущенное.
Водителя решаю не ждать: слишком долго. Заказываю такси. По дороге пишу повару, чтобы к нашему приезду приготовила что-нибудь поесть. За прошедшие дни мы с Воробушком питались только кофе и какой-то выпечкой, которую она таскала из ближайшей пекарни. Пора переходить на нормальную еду.
До особняка добираемся уже ближе к вечеру. Сейчас начинает темнеть раньше, ночи уже холодные, а на Лиле тонкая джинсовая курточка. Хотя, когда мы уезжали в больницу, она была в вечернем платье. В таком виде, что все мужики, находящиеся в зоне видимости, сворачивали шеи, оглядываясь. Достаточно вспомнить ту холеную троицу в ресторане, которая откровенно пожирала ее глазами, когда она проходила мимо. Хорошо, что у меня хватило ума встретить ее у входа.
Понимает ли Воробушек, какую власть имеет над мужчинами? Насколько привлекательно и сексуально выглядит в глазах противоположного пола? Все-таки, каким бы подлецом ни был ее отчим, надо отдать ему должное: он сумел ее достойно воспитать и до поры до времени тщательно следил, чтобы никто не посягнул на такое сокровище. Видимо, с самого начала планировал продать подороже. От последней мысли руки невольно сжимаются в кулаки.
И все же когда и где Воробушек успела переодеться в джинсы и курточку, если все эти дни провела вместе со мной в больнице?
– Подруга привезла мои вещи, – бесхитростно объясняет она. – Я у нее брала платье и туфли.
– Когда шла покорять всех мужиков в ресторане? – припоминаю ревностно.
В тот вечер я твердо решил, что расставлю все точки в наших отношениях. Я действительно считал, что так будет лучше для нас обоих. Лиля молода, красива, у нее вся жизнь впереди. Что ей может дать такой, как я? Сломать? Показать жизнь без розовых очков? Рано ей еще во все это дерьмо ступать.
Только вот когда увидел ее у входа – ослепительно красивую, нежную, решительную, – едва сдержался, чтобы не сгрести в охапку и не увезти в свою берлогу. Подальше от сальных взглядов других самцов. Зацеловать до синяков, затрахать до финальных стонов, залюбить до оргазменых судорог. Как устоял – хрен его знает. И даже сказал все то, что хотел. А вот когда она вспыхнула и кинулась делать глупости – уже сорвался.
Действовал на эмоциях. Одна только мысль о том, что Воробушек уедет в клуб, найдет там похотливого сопляка, который всю ночь будет лапать ее своими грязными лапами, ввела меня в
