Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1-2
И путался-то он у неё специально под ногами. И шёл-то он совершенно не туда, куда надо, и самое главное – не там. И что она никогда в жизни не встречала умных мужчин.
И что обязательно пожалуется мужу. Но это не помешало им, после того как она замолчала, обменяться телефонами. А самые вездесущие языки санатория утверждали, что видели их потом только вместе. Курортный роман, понимаете ли! Да какой там роман! Они даже ни разу не поцеловались.
Так и ходили по территории санатория, взявшись за руки. Но и в этом, возможно, был свой резон. Гид во время морской прогулки пошутил было: «Женщина, да отпустите вы своего ненаглядного. Ничего ему не угрожает. Русалки в море не водятся. По крайней мере, их здесь давно не встречали!» Но море слишком сильно шумело, и шутка повисла в воздухе.
Не знаю, что заставляло их держаться вместе. Может быть, общая беда. Были они слепыми. А может, и ещё что, кто знает!
Она не видела с рождения. Редкое генетическое заболевание женщин, передающееся по материнской линии и напрочь перечёркивающее всякую надежду. Но она давно уже смирилась и даже не представляла, что это такое – видеть.
Он ослеп в результате автомобильной аварии. Гонял раздолбанные автомобили из стран бывшего соцлагеря. Дело спорилось. Да и что в этом сложного? Пригнал – продал. Главное – купить подешевле да продать подороже. Браткам отстегнуть не забыть. Монтировка всегда под рукой, справа от сиденья, так ведь на ствол-то не полезешь! Но, несмотря на все подводные камни, дела потихонечку шли. И ничто не предвещало беды…
В конце лета пришлось гнать машину из Прибалтики. Вполне приличная «шестёрка». Мода на иномарки ещё не пришла.
Не доезжая до города километров двести, остановился на обочине, размял затёкшее тело. Масло, тормозуха, тосол – все нормально. Впереди со скрежетом притормозил мотоцикл. Двое пацанов, лет этак по четырнадцать, в трусах и, конечно же, без шлемов, мотоцикл без глушителя. Ревёт как гоночный. Вот девчонки, наверное, млеют! Сам такой был. Захлопнул капот и с места рванул, ну не так, как сейчас модно, с пробуксовкой всех четырёх. Но торопиться надо! Посмотрел в боковое зеркало, перевёл взгляд вперёд.
И скорее интуитивно почувствовал, чем увидел, как мотоцикл, взревев подобно раненому зверю, устремился наперерез. Машинально вдавил педаль тормоза до упора. Неприятно запахло жжёной резиной. В каких-то миллиметрах разминулся с мотоциклом.
А со встречным «КамАЗом» разминуться уже не успел. Страшным ударом машину швырнуло в овраг. Очнулся явно не в машине, на чем-то твёрдом. Боли не чувствовал. Сильно звенело в ушах. Небо уплывало куда-то в сторону. И огромные чёрные капли катились то ли перед глазами, то ли внутри самих глаз. Попробовал смахнуть. Почувствовал резкую боль в животе. Капли покатились ещё быстрее. Медленно навалилась пустота. Вой сирен реанимационного автомобиля он уже не слышал.
Не видел и не слышал ещё многое. И как всем гаражом приехали ребята, с предыдущего места работы, сдавать кровь. И как делали операцию. И как говорили родственникам: «Готовьтесь, шансов никаких». Но один-единственный шанс, уж не знаю из скольких тысяч, всё же нашёлся.
…Очнулся Андрей внезапно, будто от долгого и кошмарного сна освободился.
Какой ещё Андрей? Да обыкновенный! Называть его обезличенно, после второго рождения – не совсем хорошо.
Сильно чесался послеоперационный шов, и нестерпимо хотелось пить. «Ну вот мы и проснулись». «Очень приятный женский голос. Прямо ангельский какой-то, – подумал, – наверное, специально содержат в штате докторш с такими голосами, чтобы пациенты влюблялись и скорее выздоравливали». Внутренне улыбнулся своей мысли и почувствовал, что даже от этой мысли страшно устал. Хотел ещё что-то подумать, но не успел. Провалился в беспокойный, горячечный сон. Он снова за рулём той злополучной «шестёрки». Снова останавливается перед перекрёстком. Снова выкатывается мотоцикл с возбуждёнными пацанами. И снова он пытается уйти от столкновения. Снова и снова…
Не знаю, то ли медицина сегодня почти всесильна, то ли и впрямь ангельский голос докторши сказался чудодейственным образом. А скорее всего, здоровый организм взял своё, только пошёл Андрей на поправку. Правда, когда во второй раз очнулся и понял, что не видит, твёрдо решил: «Жить не буду! Жить слепым – извините!» Но время – самый хороший доктор…
Рассказал Андрей историю своего второго рождения. Никому этого не рассказывал. Да и не сильно хотелось.
А ей сны не снились. Да и что может сниться человеку, родившемуся слепым. Даже солнца она не видела ни разу в жизни. Не представляла, что это такое. Нет, конечно же, она не просидела всю свою жизнь в тёмной сырой темнице. И солнечный свет кожей ощущала. А вот представить всё это в виде зрительного образа не могла. И почему-то стыдилась этого. Старалась не заводить разговор на эту тему. Конечно же, ей объясняли, что синий цвет – холодный, жёлтый – тёплый, снег – белый, ночь – чёрная. Но в её далеко не глупой голове как-то это не складывалось. Не складывалось – и всё тут! Даже объёмы хотя и осознавались, но не снились, будь они неладны!
Потрогаешь наяву ладонью – какое-то ощущение и во сне есть.
Ощущение есть, а пересказать его потом не может. А вот со звуком всё в порядке.
Порою не сон, а аудиокнига какая-то.
Однажды, попав в больницу, в первый же день налетела на ведро, оставленное уборщицей, в дверном проёме. До крови разбила ногу. И не столько больно было, сколько обидно. Но взяла себя в руки. Улеглась ничком на кровать, закрыла лицо подушкой и восприняла обвинительные крики уборщицы и сестры-хозяйки как очень противный, но неизбежный сон. Представила, как швабра гоняется за больными по коридору. Они смешно уворачиваются от лупящей по спинам тряпки. Сшибают стулья и вёдра. Сама не заметила, как расхохоталась. Очнулась от возгласа уборщицы:
«Чокнутая какая-то! Пойдём, а то ещё набросится!»
Обменялись они своими сновидениями, будто верительными грамотами.
И, конечно же, не увидели – почувствовали, как рушатся стены, непонятно кем и когда возведённые между ними. Как сами собой возводятся мосты на реках, доселе их разъединяющих. Непреодолимую силу, влекущую их навстречу друг другу, почувствовали.
И сам не зная зачем, Андрей рассказал ей про солнце. Всё-всёвсё, что знал сам, всё, что читал и слышал, всё, что ещё помнил и надеялся снова увидеть. Вот уже и ворота санатория остались далеко позади, и жилой квартал, и оживлённая магистраль, пересечь которую они умудрились, не заметив присутствия этой самой магистрали.
Редкие прохожие оборачивались вслед, разглядывая двух странных людей, идущих, взявшись за руки, оживлённо разговаривающих. А может, и не было никаких встречных прохожих. Потому что шли они в крутых облаках, поднявшись высоко в горы.
А может, это был густой утренний туман, и шли они по нескошенному предгорному лугу.
Да, всё это может быть, когда ты влюблён, когда на всём белом свете нет никого, кроме любимого человека. А потом он подхватил её на руки и понёс. «Какой он сильный и надёжный», – подумала она. «Какая она лёгкая и желанная», – подумал он. А потом они зацепились за какие-то корни и покатились вниз по склону – непонятно каким образом оказавшись на берегу моря. Не забирались они, оказывается, на гору, а кружили в течение всей ночи, продираясь через заросли колючей ежевики, натыкаясь на стволы деревьев, по прилегающему к санаторию лесу. А поняв это, долго хохотали, сами не зная почему.
«А у тебя были?..» – начала было она и замолчала, испугавшись своего же так и не прозвучавшего вопроса. А вдруг он начнёт врать, а вдруг всё, что происходит между ними, банальное времяпровождение, а вдруг у него уже кто-то есть. «У меня есть ты!» – сказал он так просто и в то же время так искренне, что ничего больше говорить не было и нужно. Да если бы кто-то из них и захотел что-то сказать, всё равно бы ничего не получилось.
Слившиеся воедино губы сами задавали вопросы, сами на них отвечали и сами же при всём этом не допускали никаких вопросов и никаких ответов…
И вот оно – ослепительное осеннее солнце, весело выглядывающее из-за домов восточного мыса. Изумрудное море, несколько недель до этого крушившее всё, что доступно его взбалмошным валам, а теперь притаившееся. Будто боящееся шелохнуться и чем-то помешать двум бесконечно счастливым людям. И ни единой живой души за многие километры.
Нет, вру. Было ещё одно существо, внимательно наблюдавшее за всем этим действом из своего убежища. Это огромный бродячий кот бело-серого цвета. Причём сам кот был белоснежным.
А уши и хвост серые. Прелюбопытнейшее создание, уверяю вас!
Необычайного любопытства и почти такой же наглости.
«Шляются тут всякие», – подумал, наверное, кот, но, увидев, что они давно уже не шляются, а сидят на выброшенной морем огромной коряге, крепко прижавшись друг к другу, решил ничего больше не думать.
