Крах всего святого - Илья В. Попов
Ехавшие чуть поодаль новобранцы, до того еле слышно переговаривающиеся друг с другом, замолчали и один из них — широкоплечий юноша по имени Жерм, приходящийся то ли внучатым племянником, то ли кузеном главному королевскому советнику Сирилю Русси — поддав бока лошади каблуками, нагнал Амадиу. Теперь их кони шли ноздря в ноздрю — невысокий темно-пегий мерин и маститая вороная кобыла, вероятно стоившая целое состояние.
— Великий магистр… — неуверенно начал Жерм.
— Что-то не так?
— Не совсем, просто… Помните в той деревушке — ну, в которой мы останавливались позапрошлым вечером — крестьяне рассказали нам про чудовище, расхаживающее по округе. С рогами, копытами…
— … перепончатыми крыльями как у летучей мыши, членом до земли и дымом, валящим из пятака, — закончил Амадиу, проглотив улыбку. Он уже понимал, к чему тот клонит, но не подал вида. — Припоминаю.
— Так почему мы просто уехали? — после того, как Жерм произнес эту фразу, лошадь под ним фыркнула и тряхнула ушами, словно дивясь наглости своего наездника.
— И что мы должны были сделать?
— Ну, мы же… должны бороться с тварями и… ведь мы же…
Жерм оглянулся на своих друзей, будто ожидая поддержки, но никто из них не произнес ни слова. «Эх, если бы за каждый такой разговор мне давали простак…», — подумал великий магистр и откашлялся.
— Я расскажу тебе одну историю. Много лет назад только-только приняв клятву и получив плащ, я был полон решимости искоренить все зло, творящееся в мире — казалось, явись передо мной один из Падших, я бы не мешкая, ринулся на него с мечом наперевес. И вот как-то раз мой путь лежал мимо одной деревни. Ее жители встретили меня как героя и не успел я слезть с лошади, как меня чуть ли не на руках провели в дом, где несколько часов кормили как на убой — наверное, как раз после того дня я стал довольно равнодушен к гастрономическим изыскам.
Амадиу усмехнулся, но Жерм не разделил его веселья, меряя магистра внимательным взглядом.
— И вот спустя пару часов, — продолжил Тома, — закончив с трапезой, я решил заняться тем, чем собственно и был должен — спросив у селян, не беспокоит ли их какая-нибудь нечистая сила. О, беспокоила да еще как! Так что задержался я надолго. Битые дни я охотился на фейри портящих молоко, караулил баргестов на местном кладбище и пытался найти норы цвергов. И, в конце концов… — Тома сделал нарочито длинную паузу. — Не нашел ничего. Ни следа хоть какого-нибудь чудища, хотя селяне наперебой уверяли меня, что их деревня — просто рассадник нечисти и колдовства. Раздосадованный, я поехал дальше — и в следующей деревне меня ждало тоже самое; беготня за призраками да ловля фантомов. Но вот в третьем селении…
Подождав, пока двое других Мечей подъедут чуть поближе, Тома продолжил:
— В нем мне рассказали об одной старухе, живущей на отшибе неподалеку от леса. Говорили, что она умеет превращаться в дым, а с помощью порчи уже загнала в могилу несколько жителей. Наученный горьким опытом я решил, что это очередные домыслы, но все-таки решил проследить за ней — так, для успокоения души.
Следующей ночью я расположился на высоком дереве — позевывая, я вполглаза наблюдал за домом предполагаемой колдуньи. И вот скрипнула дверь — старуха выскользнула в ночь и крадучись принялась пробираться к деревне. Сон как рукой сняло — едва не упав с ветви, я мигом слез на землю и проследовал за ней. И что же я увидел? Остановившись около одного из домов, она начала что-то бормотать себе под нос и перекидывать через забор куриные кости. Спустя несколько мгновений она прошла к следующему двору, а за ним к другому, пока не обошла всю деревню. Закончив, она вернулась домой, а я…
— Выбили дверь и убили колдунью прямо на месте? — выдохнул худой паренек по имени Марселон, тараща на великого магистра огромные глаза, выглядывающие из замотанного шарфом лица.
— Терпение, мой юный друг. Зная, что колдовство имеет наибольшую силу лишь ночью, я еле дождался рассвета, изнывая от праведного гнева. Едва первые лучи солнца упали на землю, как я ворвался в дом той женщины, чтобы обвинить ее в чернокнижии и представить перед судом ордена. Увидев меня, старуха открыла рот, и…
— Попыталась вас околдовать? — вновь перебил его Марселон,
— Попыталась заткнуть тебе рот, — пробурчал Рене — невысокий мрачный парень, проронивший за поездку едва ли с десяток слов. Смутившись, Марселон поплотнее закутался в плащ и больше не произнес ни звука.
— Ох, если бы, — ответил Амадиу. — Растянув беззубый рот в улыбке, она бросилась мне на шею с криками «Сынок!» и пыталась накормить какой-то бурдой из котелка, что прятала под кроватью. Судя по запаху использовала она его не совсем по назначению… Еле вырвавшись из ее объятий — все еще думая, что она лишь притворяется, дабы избежать справедливого наказания — я перевернул с ног на голову весь дом, но не нашел ничего, что могло бы хоть как-то связать ее с колдовством. И дымом она так и не обернулась — так, к слову, хотя думается, вряд ли причиной было лишь стеснение.
— То есть она… — протянул Жерм.
— Оказалась не ведьмой, а простой сумасшедшей, — пожал плечами Амадиу. — Но для успокоения крестьян я зачитал ей приговор и заставил публично отречься от черной магии — что она с радостью и сделала, думается, даже не понимая, что говорит. А чудовища, в существовании которого свято клялся охотник, просто-напросто не существует. Пускай он и верит в него как в настоящее. Это мой первый урок — вам не хватит и десяти жизней, если вы будете гоняться за каждым слухом.
Некоторое время они ехали молча, пока неофиты переваривали его слова, но, в конце концов, Марселон все же не выдержал.
— Великий магистр, но как тогда отличить ложь от правды, выдумку от настоящей твари, а суеверие от колдовства?
— Хороший вопрос, — Тома поправил шляпу. — Но, увы, понимание этого приходит лишь с опытом. Брукса или вирм не станут пугать детей, путать хвосты кобылам или заниматься другой подобной ерундой. Это твари — опасные звери и движет ими лишь
