Возвращение Безумного Бога. Том 10: Черное Солнце - Кирилл Геннадьевич Теслёнок
— Но…
— Но я могу ходатайствовать к Государю о снисхождении к вам, на основании вашего вклада в нейтрализацию террористов, известных как Организация, — отчеканил генерал, — И если Государь сочтет ваш вклад весомым, вас включат в первую партию обмена политзаключенными. Тогда вы быстро вернетесь домой.
— Правда? — Мелори недоверчиво прищурился.
— Возможно, вы там на островах не в курсе, но у русских, знаете ли, тоже есть понятие о чести, — Горовой усмехнулся, — К тому же… возможно, нам еще пригодится такой должник в Лондоне.
— Вы что, правда ему верите? — Светлана с сомнением посмотрела на генерала, — Он забудет о своих обещаниях уже в лондонском аэропорту.
— А у нас есть выбор? — он пожал плечами, — К тому же… посмотри на него. Такой страх не сыграешь.
Мелори действительно выглядел непривычно бледным. Его руки продолжали мелко дрожать, а глаза постоянно метались к двери.
— Хорошо, я согласен, — Мелори, облизнув пересохшие губы, приблизился к ним. Из рукава его пиджака выдвинулось что-то похожее на отмычку, светящуюся тусклым голубым светом, — Постараюсь побыстрее. Не шевелитесь, пожалуйста.
Где-то наверху снова громыхнуло. Стены содрогнулись, с потолка посыпалась бетонная крошка.
— Знаете, — пробормотал Мелори, возясь с замком ошейника Светланы, — когда я соглашался на эту миссию, мне обещали легкую дипломатическую работу. Приемы, фуршеты, светские беседы… А не вот это все.
— Добро пожаловать в Россию, — хмыкнул Горовой, — У нас даже обычный дипломатический прием может закончиться погоней с медведями.
— Правда? — Мелори замер.
— Нет, — генерал усмехнулся, — Какие медведи в городе? У нас только чудовища из других измерений.
— О господи, — пробормотал британец, возвращаясь к работе над ошейником, — Кажется, я начинаю жалеть, что не пошел в спорт, как хотел отец…
* * *
Коридор снова превратился в поле боя. Лед Айсштиль сталкивался с серебристыми потоками Эгилии, создавая причудливые кристаллические скульптуры. Ноктус, Аймос и другие осколки устроили настоящую битву теней — их тьма сплеталась и расплеталась, как живые существа.
Эмми создала вокруг нас огненный вихрь, прикрывая от атак со спины. Настя умело использовала свои иллюзии, сбивая противников с толку. Её доппели, созданные по образу самых сильных бойцов, которых она знала, вносили хаос в ряды врагов.
— Слева! — крикнул я, заметив, как один из осколков пытается зайти с фланга.
Но предупреждение оказалось излишним — Эмми уже развернулась в ту сторону, и её огонь слился с моей Бездной, создавая особенно мощную комбинацию. Противник не успел уклониться и рассыпался черным пеплом.
И тут появился он. Воздух словно сгустился, когда в бой вступил князь Кривотолков. Его аура пульсировала странным образом — словно что-то чужеродное исказило саму его природу.
— Как невежливо, — произнес он, и его голос звучал механически, — Ворваться без приглашения…
За его спиной из теней соткалась фигура в черном плаще — тот самый Тень, которого я встречал раньше.
Я едва успел создать барьер Бездны, защищая всех от новой волны атак. Удар был такой силы, что меня отбросило на несколько шагов назад.
— Эй, князь! — я выпрямился, стряхивая с плеч бетонную крошку, — Тебя контролируют, разве не видишь? Кто-то переписал твою Книгу судьбы. Может, все-таки поговорим?
— Единственное, что мы видим, — процедил Кривотолков, — это глупца, который отказывается принять неизбежное.
Князь Соколов шагну вперед, поравнявшись со мной. Его взгляд, словно острие шпаги был устремлен на Кривотолкова.
— Дмитрий? — голос князя Соколова прозвучал обманчиво мягко. Кривотолков медленно повернулся к нему. В тусклом свете его лицо казалось маской — неестественно застывшей, лишенной всяких эмоций.
— А, Гриша, — механически произнес он, — Какая… неожиданная встреча.
— Предатель, — Соколов снова шагнул вперед. Его аура вспыхнула с невиданной силой — годы службы Истребителем не прошли даром, — Ты же присягал Империи! На верность Государю! На крови клялся!
— О да, — в голосе Кривотолкова появились какие-то странные, неживые нотки, — Я много чему присягал. И много кому клялся. Но знаете что? Пришло время перемен.
— Перемен? — Соколов горько рассмеялся, — И ради этих «перемен» ты продался террористам? Предал все, во что верил?
— Вы ничего не понимаете, — Кривотолков покачал головой, — Я не продался. Я прозрел. Увидел истину.
— Он не в себе, — сказал я, — На его Книгу Судьбы воздействовали.
Но Соколов меня, кажется, не слышал.
— Какую еще истину⁈ — князь Соколов сжал кулаки. От его ауры воздух начал потрескивать, — Ту, что тебе вложили в голову эти кукловоды?
— Старый порядок обречен, — Кривотолков говорил размеренно, словно читал заученный текст, — Аристократия, Империя, вся эта отжившая система… Все должно измениться.
— И кто будет менять? Ты? — Соколов презрительно скривился, — Посмотри на себя, Дима. Ты же своим словам не хозяин. Опомнись!
Что-то промелькнуло в глазах Кривотолкова — словно тень прежней личности. На миг его лицо исказилось, будто от боли. Но потом снова стало неестественно спокойным.
— Может быть, — он пожал плечами, — Многие слова босса пришлись по душе старому мне. А после того, как он показал мне своё лицо… У меня не было шанса спастись. Но даже марионетка может изменить мир. Если дергать за правильные ниточки.
Я задумался. Босс каким-то образом подавил волю Кривотолкова, показав ему свою лицо. И использовал ослабшую мораль князя, чтобы подчинить его окончательно.
Что там за лицо такое?
— Дмитрий Александрович Кривотолков, — в голосе Соколова зазвучала сталь, — Именем Империи и всего офицерского корпуса Истребителей — ты объявляешься изменником Родины.
— Не трудитесь, князь, — Кривотолков поднял руку, и воздух вокруг него начал искажаться, — Скоро само понятие «Родина» обретет… совсем иной смысл.
Его аура вспыхнула — но как-то неправильно, болезненно. Словно сама реальность корчилась от его присутствия.
— Ты же был одним из нас, — тихо произнес Соколов, — Мы по молодости вместе служили. Вместе сражались. Помнишь тот рейд в Дикие Земли? Когда ты прикрыл мою спину?
— Это было давно, — отрезал Кривотолков, — Потом мы снова стали врагами. На светских приемах говорили любезности, а ночью точили кинжалы…
— И что теперь? Предашь все, ради чего мы сражались? Ради чего погибали наши товарищи?
— Я не предаю, — в его голосе появилось
