Фредди Крюгер и Железная Леди - Сергей Николаевич Ульев
Шелти протянул лежащему руку. Тот с готовностью схватился за нее своими забинтованны-ми пальцами.
— Спасибо. Вы Шелти Догги?
— Он самый.
— А меня зовут — фараон Трах… Трах… Трах… — страдалец тщетно пытался вспомнить соб-ственное имя. — Я египетская мумия. Фараон Трах… Трах…
— Может, Трахнатон? — подсказал Шелти.
— Нет, вспомнил! — радостно прошепелявил тот. — Бухнатон. Фараон Бухнатон!
— Очень рад.
— Добро пожаловать в Клуб Потусторонних. Кто это с вами?
— Египетская мумия перевела взгляд на Крюгера.
— Фредди Крюгер с улицы Вязов, — представил своего спутника Шелти. — Сними шляпу, Фред, не забывай об этикете.
Крюгер послушно обнажил голову и, кивнув мумии, скромно добавил:
— Повелитель снов.
— Да? Счастлив познакомиться, — тотчас откликнулся Бухнатон. — Кстати, что вы думаете по поводу «Толкования сновидений» Зигмунда Фрейда?
— Ничего не думаю, — честно признался Крюгер и шепнул на ухо Шелти: — Чего он от меня хочет?
— Забалтывается старик, — тихо ответил тот. — Он ведь разменял уже третью тысячу.
— Долларов?
Шелти взглянул на Крюгера, как Крестный отец на своего непутевого сына.
— Фунтов стерлингов! — передразнил он.
Крюгер ничего не понял. Шелти окончательно сбил его с толку.
— Кто здесь заговорил о деньгах? — вдруг раздался выразительный с придыханием голос. — О, деньги! Назовите мне более презренный металл.
С верхнего этажа в холл спускался статный мужчина в шляпе и сапогах. В одной руке у него был подсвечник, другая крепко сжимала черный хлыст, которым он похлопывал себя по голе-нищу сапога.
— Да, господа, — нараспев продолжал он. — На земле весь род людской чтит один кумир священный, он царит по всей вселенной. Тот кумир — телец златой… Но златой телец может только мычать! А? Вдумайтесь, господа. Из-за коварного перезвона монет никто уже не слышит вдохновенной музыки, что нас окружает… Люди гибнут за металл.
— Просто какие-то куплеты Мефистофеля, — хмыкнул Шелти.
— Только не помню из какой оперы.
— «Гуно» Фауста, — снисходительно ответил неизвестный.
— А я думал «Фауст» Гуно.
— Мда?… Вы правы, мсье. Я оговорился.
— Позвольте представить, — сказала египетская мумия, — Эрик Деслер, Призрак Парижской Оперы.
— Да, это я, — с гордостью выпятил грудь призрак.
— Эрик! — радостно воскликнул Крюгер. Подойдя к нему, он коснулся его фрака рукой, словно желая убедиться, что это не сон. — Ты здесь? Разве тебя не пристрелили?
В руке призрака дрогнул подсвечник. Лицо болезненно вытянулось. Глаза забегали.
— Кристина?! Не верю собственным глазам! Какими судьбами, любовь моя? Молчи! Не гово-ри ни слова. Ты здесь. О, как я счастлив. — Эрик опустился на одно колено и попытался поце-ловать Крюгеру перчатку. — Позволь мне…
— Не позволю! — заорал Фредди, отскочив от него, как от прокаженного. — Не позволю! Опять ты за свое.
— Кристина, ты больше не любишь меня? — с горечью произнес Эрик. Он медленно выпря-мился. — Вспомни, дитя мое. Я научил тебя петь. Я подарил тебе голос, от которого можно сой-ти с ума. И вот расплата за мою благосклонность! Ты хочешь растоптать мою любовь. Хочешь выбросить ее на помойку, на съедение крысам…
— Да я никогда тебя не любил! — взревел Крюгер. — И чего тебе вообще от меня надо?!
Черты Призрака Оперы исказились от гнева. Он шел на отступавшего к стене Крюгера, вы-соко подняв над головой подсвечник. С наклонившихся свечей на шляпу призрака капал горя-чий воск. Но он этого не замечал.
— Вы только взгляните, господа, на это неблагодарное дитя! — восклицал он, показывая на Фредди своим дрожащим пальцем. — О, тщедушное дитя порока, я не вижу в твоих глазах даже намека на сострадание. Но ничего, я тебя проучу… — Он выхватил из голенища сапога хлыст и замахнулся. — Я превращу тебя в синкопу!
Крюгер закрыл лицо руками.
Шелти перехватил руку Эрика за запястье и вырвал у него хлыст.
— Остынь, приятель, никаких Кристин здесь нет и не предвидится. Она ведь еще не успела продать душу Дьяволу?
— Продать! Опять вы о деньгах, — печально вздохнул Призрак Оперы, опускаясь в кресло. Он посмотрел на Крюгера. — Здравствуйте, мсье. Простите, не помню вашего имени?…
— Фредди Крюгер, — буркнул тот, приподняв шляпу.
— Кажется, мы с вами встречались? Ну конечно! У меня в Опере. — Эрик вдруг все вспом-нил. — Это было ужасно. Эта ваша мадемуазель в шубе… Из-за нее я забрызгал кровью все кла-виши органа.
— Как же вы уцелели?
— Музыка — вот мое единственное лекарство и спасение. Стоило одной молоденькой скри-пачке наиграть мотив из «Торжествующего Дон Жуана», — и мои страшные раны затянулись сами собой и кровь опять зажурчала по жилам.
— Господа, — сказала египетская мумия, — как говорили древние фараоны, солнце уже за-катилось. Предлагаю починить дверь и пройти в гостиную.
Глава 9. Черный Монах
По кругу гостиной горели свечи, освещая сгорбленную фигуру в черном монашеском бала-хоне, которая сидела у погасшего камина. Костлявые пальцы, высовывавшиеся наружу из ши-роких рукавов, не спеша перебирали четки.
В поднятом капюшоне нельзя было заметить ни головы, ни черепа, а на руках монаха не бы-ло ни кожи, ни мяса. И тот, кто, взглянув на него, решил бы, что перед ним находится скелет, был бы не так уж далек от истины. Но в капюшоне, в этой зияющей мрачной пустоте, как угли, тлели подвижные, цвета заката глаза.
— Добро пожаловать, братья, — низким грудным голосом произнес монах, завидев процес-сию, возглавляемую Бухнатоном.
— Да благословит вас Сатана!
— Аминь, — с вежливым поклоном ответил Шелти, спрятав в глазах циничную усмешку.
— Это Черный Монах, господа, — возвестила египетская мумия. — А это Шелти Догги по прозвищу Бешенный Пес и Фредди Крюгер с улицы Вязов, повелитель снов.
Все расселись по комнате.
— Повелитель снов? — переспросил Черный Монах, обратив к Фредди свой капюшон. — Позвольте узнать, как вам «Толкование сновидений» Фрейда, сын мой?
— Я Фред, а не Фрейд, — раздраженно передернул плечами Крюгер. — И если вы не один из тех психов, что изнасиловали мою мать, то я вам и не сын.
В капюшоне монаха засверкали глаза и залязгали невидимые зубы. Но было непонятно, сме-ется Черный Монах или трясет от возмущения челюстью.
Чтобы разрядить двусмысленную ситуацию, фараон Бухнатон изобразил громкий сухой ка-шель, который перекрыл все прочие звуки в комнате. В том числе и откровенный смех Шелти.
Призрак Оперы безучастно сидел в своем кресле, отбивая на подлокотниках музыкальный ритм. Его «Торжествующий Дон Жуан» все еще не был завершен. И где бы Эрик не находился, эта мысль не давала ему покоя.
— Все вы мои дети,
