Цена жалости - Дмитрий Мануйлов

Он не успел разглядеть и одного удара, а их было два.

Сенвиг свалился на пол, прижимая ладонь к лицу. Девушка, чьё лицо мгновенно утратило весь румянец, в ужасе бросилась прочь. За столом все замерли. Нагренмелл спокойно убрал своё оружие, и в тусклом освещении трактира Кьёрнвинду показалось, будто рукоять гладиса странным образом укоротилась.

– Я не потерплю непослушания, – глядя прямо перед собой, спокойно сообщил Нагренмелл, сев за стол и взяв в руки нож с вилкой. С равнодушным видом, будто ничего не произошло, он принялся резать мясо в своей тарелке, и как бы между делом добавил:

– Считай, что тебе повезло. Следующий, кто ослушается моего приказа, умрёт.

Сенвиг тихонько поскуливал на полу. Взрослые, битые жизнью солдаты напряжённо молчали. Опыт подсказывал им, что командир предельно серьёзен, а значит, шутить с ним не стоило.

Кьёрнвинд поёжился, отгоняя воспоминания. Не считая того момента, всё было в принципе терпимо: даже Сенвиг, получивший уродливый шрам, пересекающий щёку, вел себя спокойно. Лишь порой, когда Нагренмелл не видел, Сенвиг бросал ему в спину ненавидящие взгляды. Впрочем, ни один взгляд, даже самый злобный, не мог навредить никому, а уж одному из Мечей – так и подавно.

Деревянные дома, усыпающие дорогу с двух сторон, будто ягоды можжевельника – свою ветку, быстро окружили отряд. Кьёрнвинд завертел головой. Он бы схватил кого-нибудь из местных и заставил бы говорить. Ох, как бы он запел, когда нож королевского солдата принялся бы лоскут за лоскутом срезать с него кожу! Если тот граф, которого они ищут, был здесь, отряд непременно бы об этом узнал. Тем более, что в поясном мешке Нагренмелла хранилась королевская грамота с портретом преступника.

Однако командир решил поступить иначе. Остановив лошадь у первого из домов, он бросил:

– Идём медленно. Осматриваем дворы. Увидите что-то подозрительное – немедленно докладываете мне.

Кьёнвинд едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Подозрительное? В этой забытой Намулом деревне, заполненной измученными работой кметами? Разве что считать подозрительным птичий помёт, меняющий цвет в зависимости от своего местоположения. На светлом срубе дерева он был чёрным, а на сером камне, которым был окружён колодец, – сиял белизной, что твоё солнце. Впрочем, произносить саркастичное замечание вслух он не решился: Кьёрнвинда можно было назвать разными словами, в основном – нелестными, но слова «идиот» среди них не было.

Ни один из дворов не привлекал внимания Кьёрнвинда. В отличие от женщин, которые, едва завидев солдат, попрятались по домам и теперь украдкой выглядывали из окон. Настороженность на их лицах пробуждала в Кьёрвинде животные инстинкты.

Он сжал зубы. Не сейчас. Может, позже подвернётся момент, когда Нагренмелла не будет рядом, и уж тогда-то Кьёрнвинд даст волю своим желаниям.

От радужных мыслей о будущем его отвлёк скрипучий голос командира:

– Стоять.

Лошадь Нагренмелла послушно замерла на месте. Кьёрнвинд натянул поводья своего коня, придержав его возле сколоченных из сырого дерева ворот очередного дома. Каких-то серьёзных отличий от соседних дворов он не заметил: небольшой участок между домом и сараем, стоящая на нём телега с тремя лошадьми – в общем, ничего такого, что привлекло бы внимание Кьёрнвинда. Он повернул голову к Нагренмеллу: тот внимательно смотрел на одну из лошадей, привязанную, в отличие от двух запряжённых в повозку, к тыльной части телеги.

Словно почувствовав взгляд Кьёрнвинда, Нагренмелл обернулся. Тонкие губы скривила лёгкая усмешка:

– Лошади стоят недёшево, – сказал он. – Даже такие, как та двойка, что запряжена в телегу. Позволить себе их может далеко не каждый кмет. А вот на такого скакуна, как этот, – длинный палец указал на лошадь, привязанную к торцу повозки, – денег не хватит, даже если они скинутся всей деревней. Пойдём, узнаем, откуда он у них взялся.

Четверых бойцов командир расставил вокруг забора, так, чтобы они увидели любого, кто попытается выбраться наружу. Ворота были не заперты и легко распахнулись перед солдатами. Нагренмелл спешился и опустил голову, внимательно рассматривая следы вокруг телеги. Затем он подошёл к чёрной лошади, провёл рукой по лоснящейся гриве, выдающей дорогую породу, на несколько секунд остановил ладонь у простых ножен, притороченных к потёртому седлу. Меча в них не было.

Хмыкнув, Нагренмелл обернулся:

– Вы двое, – палец командира, не потрудившегося даже запомнить имена солдат, указал на последних, кто вошёл во двор, – проверьте сарай. Остальные – за мной.

Не оглядываясь, он подошёл к дому, сжал кисть и громко постучал в добротную дверь. Кьёрнвинд стоял рядом и увидел, что костяшки у командира были ровно сбитыми, словно выставленными в один ряд, и делали кулак похожим на молот.

Дверь распахнулась. На пороге стоял полноватый мужчина, круглое брюхо которого мохнато выпирало из-под накинутой на плечи жилетки. Глаза под густыми бровями смотрели боязливо, но голос, когда он заговорил, прозвучал достаточно бодро:

– Здравствуйте, люди добрые! Чем могу помочь?

– И тебе не хворать, уважаемый, – Нагренмелл улыбнулся, и от этой улыбки передёрнуло даже Кьёрнвинда. – Где твои гости?

– Гости? – мужик захлопал глазами. – А, да, были у меня гости. Только вот уехали они уже, да. Сказали, что вроде как в Гринно направляются. Вот.

Мужчина был высок, даже выше, чем Нагренмелл, а по ширине и вовсе превосходил его в два раза, но это не спасло его от удара коленом в пах. Он охнул и упал на колени, прижимая