Па-де-де - Татьяна Михайловна Василевская
Судя по указателю, до дома оставалось километров пять. Перейдя с бега на бодрый шаг, Пустой с улыбкой зашагал вперед. Он всех сделал. Он победитель!
Часть 2 «Антрэ»
Глава 1
1999 г. Московская область, г. Звенигород
— …и вот этот мальчик нашел, наконец, ту самую черную дверь и открыл ее… — в тоненьком голоске зазвучали «подвывающие» нотки, дополняемые жутким сипением, сходным с тяжелым приступом астмы. Для создания еще большей атмосферности — чтоб уж пробрало так пробрало!
Прервав повествование, Нинка оглядела погруженную в ночную темноту комнату с выражением снисходительного превосходства «той которой внемлют». Наступившую тишину нарушало только поскрипывание издаваемое попеременно одной из кроватей. Нинкины «товарки», затаив дыхание, застыли в ожидании продолжения страшного рассказа. Можно было конечно еще потянуть время, набить себе цену, так сказать, но, на этот раз, Нинка милостиво решила не мучить подруг. Сегодня она была добрая..
— …И когда мальчик зашел в комнату с черной дверью, она вдруг… захлопнулась!.. — взвыла Нинка. Скрючившиеся на кроватях фигурки вздрогнули, кто-то не удержавшись пискнул. — И он оказался в черной-черной темноте! И тут из черной-черной темноты появилось…
Что там появилось из черной-черной темноты, в комнате с самой по себе захлопнувшейся черной дверью, Нинка сообщить не успела. Сильный порыв ветра с грохотом распахнул не запертую оконную раму. Двенадцать нежных юных созданий, включая и саму рассказчицу, синхронно подскочили в кроватях и не менее синхронно завопили:
— Ааааааа!!! Аааааа!!! — во всю мощь молодых, полных силы и способности воспроизводить звуки, вплоть до ультразвуковых частот, легких. Первой пришла в себя Зоя Сорокина. Понимая, что кричать, пусть даже очень громко, оставаясь на месте бессмысленно — нужно бежать. Спасаться от чего-то опасного, страшного, неведомого, и от того еще более ужасающего. Не прекращая вопить, Зоя спрыгнула с кровати и понеслась к двери, едва не сорвав ее с петель, девочка выскочила в коридор и побежала дальше. Следом за ней, вдохновленные примером сообразительной подруги, летели и все остальные, менее сообразительные, но не менее проворные, крича пронзительно и звонко все ту же одну единственную гласную…
Спустя двадцать минут, потребовавшихся на то, чтобы успокоить и разогнать по комнатам, а затем по кроватям всех остальных обитателей корпуса, взбудораженных голосистыми любительницами ночных страшилок, Лиза, воспитательница младшей группы девочек, сердито глядя на уже успевших окончательно прийти в себя подопечных, проводила с ними нравоучительно-воспитательную беседу. Тонко выщипанные брови девушки были насуплены, миловидное лицо не озаряла привычная улыбка. Лиза совершенно точно была очень-очень сердита.
— Вам не стыдно?! — решив не ходить вокруг да около сказала воспитательница. Девочки потупились. Им было стыдно. Они нарушили распорядок, перепугали всех, расстроили искренне обожаемую ими воспитательницу. И еще, разумеется, было жаль, что они так и не узнали конец истории, что же там приключилось с тем мальчиком в темной комнате…
— Девочки, ну вот о чем вы думали?! Вы же знаете, что в лагере существует строгий распорядок. Режим, который все обязаны соблюдать. После отбоя все, абсолютно все успокаиваются, не болтают, не вскакивают, не ходят по комнате, не выходят в коридор, кроме как в туалет… И уж тем более не рассказывают друг другу дурацкие страшилки из-за которых потом сами же спать будут боятся!.. Девочки!..
Лиза со скорбным видом вздохнула, отогнав мелькнувшее в голове воспоминание, о том как именно в девятилетнем возрасте они с соседскими ребятишками забирались на чердак бабушкиного дома в деревне и «травили» страшилки, стараясь чтобы истории были пострашнее, чтоб прямо мороз по коже… Да, здорово было, чего уж там. Ну ведь не ночью же, в конце-то концов! Да и кто бы им ночью разрешил на чердак залезать…
— Я очень-очень расстроена! Вы меня подвели! Сильно!
Девочки вновь опустили глаза. Они чувствовали вину. Они раскаивались. Вполне искренне. И они бы очень хотели все же узнать чем все закончилось в этой темной комнате с черной черной дверью. Но, увы, теперь, видимо уже не узнают. Нельзя. Лиза взяла с них слово — никаких страшилок. Жаль…
— Все, идите спать. И чтоб без глупостей. Ясно?! Легли и все, тишина!
Растрепанные девчачьи головы энергично закивали, в подтверждение того что они все поняли, осознали, и больше не подведут свою воспитательницу, которую они искренне любят и обожают.
— Спокойной ночи… — робко сказала Нинка, главный специалист по ужастикам. Плотно сжатые губы воспитательницы тронула улыбка, черты лица смягчились, принимая привычное веселое выражение.
— Спокойной ночи, девочки! — тонкая бровь приподнялась, лицо стало озорным — Спокойной и тихой. Без сюрпризов и звуковых спецэффектов. Иначе всех домой отправлю. Тут же!
Девочки снова старательно закивали, расплываясь в ответных улыбках. Все, простила, больше не сердится. На душе стало легко. И как-то неожиданно каждая из участниц ночного происшествия почувствовала, что ужасно, просто ужасно хочет спать… Лиза проводила тоненькие фигурки в разноцветных пижамах смеющимся взглядом. Вот же учудили, малявки. Чуть до инфаркта всех не довели. А ее коллеги еще завидовали и говорили, что с младшей группой меньше всего проблем.
В субботу, по случаю «родительского дня» на поляне, за главным корпусом было организовано что-то вроде места для пикника. Младшие обитатели лагеря открыто радовались встрече, энергично распаковывая и тут же лопая привезенные гостинцы. Те кто постарше проявляли сдержанность. Приехавшим родственникам и гостинцам конечно тоже радовались, но не подавая вида. Вешаться на мам, пап и прочих членов семьи было уже неудобно, даже если и было такое желание.
Саша разглядела среди прочих улыбающихся, радостных лиц лицо Ольги. На тетке было, как и всегда, сногсшибательное платье из легкой желто-оранжевой ткани. И также как и всегда казалось, что именно эти цвета ей больше всего подходят и она выглядит самой красивой и самой яркой из всех присутствующих женщин. Расставив руки, Саша с радостным воплем побежала навстречу.
— Привет! — смеясь сказала Ольга, одобрительно оглядывая хорошенькую загорелую мордашку и основательно ободранные колени. —