Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова
– Да. Мы с твоей бабушкой так и решили. Подумали, что ты могла это видеть.
– Я видела. Фрост… Артём говорит, что это мы нашли его первыми.
Дядя Митя не стал спрашивать, почему они не сообщили взрослым, и Мирослава была ему за это признательна. У нее все равно пока не было ответа на этот мучительный вопрос. Она могла лишь предположить, что они просто испугались…
– Вот это? – Она указал на третий рисунок с горящей башней.
– Тут сложно. Видеть такое в реальной жизни ты, ясное дело, не могла. Помню, тогда психиатр сказал, что мы ступаем на зыбкую почву предположений и догадок.
– Регрессия – это отчасти и о прошлых жизнях, так?
– Отчасти. А еще об особой настройке психики. Очень тонкой настройке, когда человек может видеть то, что не дано обычным людям.
– Я вижу вот это! – Мирослава сама не ожидала, что сорвется на крик, сорвется и почти в лицо швырнет дяде Мите самый последний рисунок. – Я до сих пор вижу вот это! О какой настройке психики ты ведешь речь?
Он не отшатнулся и не разозлился, он обнял Мирославу за плечи, погладил по голове, как в далеком детстве.
– Я схожу с ума, – сказала она шепотом. – Дядя Митя, у меня галлюцинации, а это значит, что я схожу с ума.
– Мира, – его голос тоже упал до шепота, – в своей жизни я не видел человека смелее, сильнее и разумнее тебя. А в своей жизни я повидал всякого. Можешь мне поверить, девочка. Ты не сходишь с ума.
– А что тогда? – Ему хотелось верить. Он был мудрым и добрым. Он был ее единственным другом.
– Я не знаю. Но это точно не сумасшествие.
– Тонкая настройка психики? – Она усмехнулась и слегка отстранилась, чтобы было легче взглянуть ему в глаза.
– Есть многое на свете, друг Горацио… – продекламировал он и тоже усмехнулся. – Ну что, девочка, я ответил на твои вопросы? Ты успокоилась?
– Да. – Мирослава кивнула.
Он снова посмотрел на нее очень внимательно и, кажется, недоверчиво, а потом вдруг спросил:
– Где ты видела эту… это существо? – Взгляд его скользнул по рисунку с ведьмой.
– Ты имеешь в виду, при каких обстоятельствах и в каком месте у меня случались галлюцинации?
– Если тебе больше нравится такая постановка вопроса.
– Мне не нравится, но я отвечу. – Мирослава снова сделала глубокий вдох. – Я видела ее дважды за последнюю неделю. И оба раза в своей ванной комнате. Смешно, правда?
– Нет. – Дядя Митя покачал головой. – А при каких обстоятельствах, можешь мне сказать?
– Только тебе и могу. – Она скрестила руки на груди. – Тебе и своему будущему психиатру. Первый раз я принимала ванну, и эта… это существо меня топило. Кажется, топило. Я так испугалась, что плохо запомнила.
– А второй раз?
– А второй прошлой ночью. Оно уже само выбралось из моей ванны.
– Ванна была наполнена водой?
– Тогда мне показалось, что да, до краев. А когда глюк закончился, воды в ванне не оказалось. В отличие от прошлого раза.
– Было еще что-то?
Эх, была не была! Сгорел сарай, гори и хата! Так бы сказала бабуля. Она ведь уже призналась дяде Мите в собственном психическом нездоровье. Одним симптомом больше, одним меньше.
– Самый первый раз, ну, когда она меня топила, в ванне остались реальные следы. Мне потом несколько часов пришлось их оттирать.
– Какие следы?
– От воска. Обычный свечной воск с какой-то цветочной отдушкой. Дикость, да? Словно я принимала восковую ванну. Я принимала ванну, а эта… ведьма решила меня слегка притопить. Бывают же такие удивительно реалистичные глюки, да?
– Почему реалистичные? – спросил дядя Митя.
– Потому что воск в ванне я потом оттирала несколько часов.
– Да, нетипичная для галлюцинации ситуация, – сказал дядя Митя задумчиво.
– Мне тоже так кажется. Я уже думаю, может, выбросить эту ванну к чертовой матери! И плевать, что она особенная.
– А в чем заключается ее особенность?
– Она антикварная. Ну знаешь, такая на курьих лапах! То есть на самом деле лапы грифоньи. – Мирослава усмехнулась. – Но выглядят, как курьи. Я нашла эту красоту в подвале, она вся была вот в этом всем… В воске, дядя Митя! Ванна была в воске и чем-то черном, как… – Она замолчала.
– Как что? – спросил Дядя Митя, протирая уголком рубашки свои очки.
– Как клетка, которая на смотровой площадке башни. Клетка тоже испачкана. Ты ее вообще видел?
– Нет, не возникало желания подниматься по аварийной лестнице. – Он посмотрел на нее с укором. – И тебе, Мира, я бы тоже не советовал. Но ты ведь не прислушаешься к моим советам, да?
– Я там уже была. Как видишь, выжила. Но место темное. – Это словечко само сорвалось с языка. – Там такая аура… Там даже страшнее, чем в моей ванной! – Она коротко хохотнула. Теперь дядя Митя точно запишет ее в сумасшедшие. Ничего страшного, признание болезни – уже первый шаг к исцелению.
– Она тут такая везде, – сказал он очень тихо.
– Тут – это где? В Горисветово?
– Да. Не все это чувствуют, но такие, как ты…
– С тонкой душевной организацией?
– Да, люди с тонкой душевной организацией могут понять об этом месте куда больше остальных.
– А ты? Как у тебя дела с организацией? – Ей и в самом деле было очень интересно, что думает дядя Митя о происходящем.
– Ты спрашиваешь, из какой я когорты: физиков или лириков?
– Ну, вроде того. Так кто ты?
– Я физик, – сказал он, а потом добавил: – Сомневающийся физик.
– Видишь! – Мирослава хлопнула себя по обтянутым джинсами коленкам. – Ты хоть и сомневающийся, но нормальный, без прибабаха.
– Ты тоже без прибабаха, Мира.
– Хотелось бы в это верить, но пока что-то плохо получается. Ладно, дядя Митя! – Она решительно встала. – Спасибо тебе!
– За что? – Он тоже встал.
– За то, что выслушал все это. – Мирослава сгребла рисунки обратно в папку. – Мне полегчало, честное слово!
– Она не сможет тебе навредить, – сказал он, закуривая сигарету и прикрывая ладонью от ветра слабый огонек.
– Потому что она глюк?
– Потому что бояться нужно живых, а не мертвых, девочка.
– Резонно. Лёху с башни столкнул не призрак и не ведьма, а живой человек. – Она чуть не добавила «оба раза», но прикусила язык. – И детей убивает не призрак…
– Я переживаю за тебя, Мира. – Дядя Митя наконец управился с сигаретой. – Это место становится слишком опасным. Уезжай.
– Не могу. – Она и сама не знала, почему не может уехать, что держит ее в Горисветово. Но что-то держало крепко-накрепко. – Но обещаю, что буду осторожна.
Он ничего не ответил, лишь легонько коснулся ее
