Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год
Иногда возражают, что техника, строительство якобы несовместимы с природой, и тут неизбежны с ее стороны потери. Опровержения этой несостоятельной мысли можно найти неподалеку от того же БАМа. Я вспоминаю, например, станцию системы «Орбита» под Читой, расположенную в замечательном бору, как пример подлинного сочетания техники и окружающей природной среды. Многие отрезки трассы Абакан—Тайшет (участки вдоль Кизира) или старые тоннели у Байкала могут служить образцом сохранения природного ландшафта при дорожном строительстве.
Нельзя сказать, что все эти проблемы не учитываются на государственном уровне: в специальном сборнике о проблемах освоения зоны БАМа, разработанном Госпланом РСФСР и Сибирским отделением АН СССР, есть особый раздел, посвященный охране окружающей среды. Думают об этом и на местах. Так, подлинное экологическое мышление проявил Усть-Кутский горисполком, категорически запретив в 1974 году проводить авиаобработки с применением ДДТ в районе Звездного (бороться с гнусом надо, но не путем попутного отравления всего живого). Я уже упоминал, как бережно подошли к природе комсомольцы-строители поселка Лунного. Но дело не в частных фактах — шире. Строительство такой громады, как БАМ, — это тот яркий случай, когда будущее природы, а следовательно, и создаваемого хозяйства зависит буквально от всех и каждого, когда только всеобщая экологическая грамотность и всеобщее экологическое мышление избавят и от ошибок проектирования, строительства, и от незатушенных костров, и от пальбы по всему живому, и от многого, многого другого, что рано или поздно, но неизбежно и больно ударит по самому человеку.
Экологическое мышление присуще отнюдь не одним биологам, порой оно вообще не имеет ничего общего ни с профессией, ни с образованием. Я знаю директоров леспромхозов, готовых создать заповедники, и знаком с работниками заповедных управлений, отдающих свои леса в рубку.
Странные порой возникают коллизии! Вот, казалось бы, азбучной для эколога истиной стала опасность бесконтрольного использования гусеничного транспорта, который сдирает травяной покров и дает начало мощной эрозии. А между тем свой брат специалист-биолог «на полном серьезе» докладывает с трибуны всесоюзного совещания о методе учета белых куропаток с помощью вездеходов. Эти ценные учеты он рекомендует проводить в августе, в бесснежный период, и ссылается при этом на свой богатый опыт, на уже накрученные тысячи километров, которые, готов спорить, возбудили эрозию на сотнях гектаров. А то еще раздаются возражения против заповедников — эталонов природы, то акклиматизаторы торопятся побыстрей добиться успехов в заселении чего-то кем-то...
С другой стороны, завидную глубину экологического мышления я обычно встречаю у таежных охотников, рыболовов, которые и самого слова «экология» не слышали. И при встречах с комсомольцами-строителями с отрадой убеждаюсь, что тех, для кого заботы эколога не пустой звук, среди них немало. Больше, увы, чем среди авторов восторженных репортажей об их героических делах. В Усть-Куте и Казачинске я внимательно просматривал подшивки местных газет, но среди весьма многочисленных статей и очерков о БАМе ничего не нашел по интересующей меня теме.
Все мы живые люди, и вряд ли кто-нибудь из экологов всерьез предложит отказаться от всякой техники и уйти в пещеры, облачившись в звериные шкуры. Более того, когда долго бродишь по тайге, даже эколог (если он горожанин) бывает рад ненадолго почувствовать под ногами тротуар. Журналисты очень любят писать про асфальт, уложенный там, «где еще недавно стеной стояла глухая тайга». Но пусть-ка попробуют они представить себе, что вся тайга, сколько ни есть ее, превратилась в города и пригороды (а по нынешним техническим возможностям не такая уж это и фантазия). Ведь на наших глазах от былого «таежного пирога» кусок за куском отрезают и нефтяники в Западной Сибири, и создатели Саяно-Ангарского территориально-промышленного комплекса, и нынешние строители БАМа. А если думать только о строительстве и не думать о тайге, в которой идет строительство, то оно пройдет по ней как бульдозер. В скольких местах нам уже приходится восстанавливать леса, лечить пораженную оврагами землю? Даже об океане сейчас приходится собирать сведения, насколько он загрязнен и велика ли опасность. Пока что природа «предъявляет счет» лишь временами, требуя выплаты взятых у нее займов то наводнениями в районе вырубленных лесов, то, наоборот, нехваткой питьевой воды. Но ведь все мы живем и дышим только потому, что действует пока еще эта самая нерукотворная фабрика, имя которой — природа. А если разудалый размах техники совсем подсечет ее ствол, что тогда?
Эх, какую тему «испортил» непутевый автор! Авиаучет оленей в районах БАМа... И лирично можно было подать, и выигрышно!..
Ф. Штильмарк, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник ЦНИЛ Главохоты РСФСР
Острова уходят в плавание
На СП-22 я летел с руководителем высокоширотной воздушной экспедиции «Север-27» Николаем Ивановичем Блиновым. Мы смотрели в иллюминатор на бесконечные белые поля. Ледовитый океан, затянутый монолитным панцирем, казался мертвым, застывшим навеки. Словно уловив мои мысли, Блинов раскрыл планшет и протянул радиограмму: «ТОЧКЕ 30 УСЛОВИЯХ ПЛОХОГО СКОЛЬЖЕНИЯ И НАЧАВШЕГОСЯ ТОРОШЕНИЯ ДЛЯ ОБЛЕГЧЕНИЯ МАШИНЫ СНЯЛИ ТЯЖЕЛОЕ ЭКСПЕДИЦИОННОЕ СНАРЯЖЕНИЕ ЗПТ ВЗЛЕТ ПРОШЕЛ НОРМАЛЬНО ТЧК СЛЕДУЕМ БАЗУ ТЧК».
— Что это?
— Началось, — ответил он и развернул карту. — Ли-2 подобрал льдину, сел на «точку» в двухстах километрах от полюса, но неожиданно началась подвижка льда. Пришлось немедленно взлетать... Я не терплю людей несведущих, — жестко сказал Николай Иванович, — и хочу, чтобы вам было ясно, что такое «точки», зачем самолет совершил посадку... Все работы в Арктике объединяет экспедиция «Север-27». Взгляните на карту: это схема океанологических работ нашей экспедиции...
На карте весь Арктический бассейн был покрыт красными и синими кружками.
— 185 точек, равноудаленных друг от друга на 150 километров, — уточняет Николай Иванович. — В каждую «точку» летят наши Ли-2 с отрядом исследователей...
Я понимаю, что летчики сажают самолеты на дрейфующие льдины, но что льдины эти они видят впервые, когда садятся на них, сознаю лишь сейчас, разглядывая карту всего Ледовитого океана. Мы привыкли к аэродромам на материке и просто не думаем, не догадываемся, что самолет на лыжах в день по нескольку раз опускается на неизвестные льдины, взлетает, и иногда взлетает немедленно, срочно.
— Самое опасное, — подтверждает мои догадки Николай Иванович, — если трещина пройдет под самолетом и ее вовремя не обнаружат. А в остальных случаях разлом заставляет лишь «засучить рукава», взять в руки ломы, лопаты и удлинять взлетную полосу. При выборе льда члены экспедиции полагаются только на свой опыт. На льдины мы можем летать всего два месяца — март и апрель, в мае погода уже становится неустойчивой, в июне начинается таяние, снег рыхлый... И за это время мы должны произвести океанологическую съемку в 185 «точках», установить в различных квадратах океана автоматические гидрометеорологические станции. Кстати, в мировой практике исследования морей мы впервые начали применять такие автоматические станции. АГМС-л устанавливают на дрейфующих льдах. Четыре раза в сутки с интервалом в шесть, часов станции посылают в эфир сигналы о погоде и, самое главное, перемещаясь вместе с льдиной, передают направление дрейфа ледовых полей.
— Вот и еще одна заработала, — сказал Николай Иванович и прочитал радиограмму: «ПЕРВОГО АПРЕЛЯ ТОЧКЕ ШИРОТА 7908 ДОЛГОТА 14120 УСТАНОВЛЕН АГМСЛ ПОЗЫВНОЙ ЛЕДОВАЯ 10 ТЧК ВРЕМЯ ВЫХОДА ЭФИР... РУКОВОДИТЕЛЬ ОТРЯДА ЛУКИН».
Естественно возникает вопрос: зачем все это? Мы назвали этот комплекс исследований «Полярным экспериментом» — ПОЛЭКС. Материалы, полученные путем океанологических натурных съемок, дадут нам, то есть институту Арктики и Антарктики, возможность изучить взаимосвязи океана и атмосферы, а значит, климат Арктики, который в большой степени влияет на климат Европы, Азии и Америки, вплоть до субтропиков. Решение этих проблем позволит усовершенствовать методику прогноза погоды, ледового режима, условий радиосвязи и получить ряд сведений, необходимых для безопасного плавания по Северному морскому пути.
Я спросил Николая Ивановича, могу ли я полетать на «точки» и увидеть все своими глазами. Николай Иванович быстро глянул на меня, в его непроницаемых светлосерых глазах сверкнули искорки, и он едва заметно улыбнулся, отчего сквозь напряженную манеру общения проглянул добрый, задумчивый человек.
— Хорошо, — ответил он, — на СП должен прилететь Вепрев. Он вас возьмет с собой.
