Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1990 год
Спать на песке, как это делают бедуины, мы остереглись. Недавно закончили брачный сезон скорпионы. В Москве, узнав, что мы едем в Сахару в мае-июне, врачи мрачно шутили: «Сыворотка будет не нужна — в это время она бесполезна». Не хотелось подставлять себя рогатым гадюкам, эфам и гаям, которые, как нам объяснили, в пустыне тоже стараются держаться поближе к оазисам и населенным пунктам, где больше грызунов. А в салоне автомобиля тесно — полмашины заставлено пластиковыми бутылками с водой, продовольствием, средствами связи. Поэтому я и полез на крышу. О дожде в Сахаре можно не вспоминать, а худшего — песчаной бури — ничто не предвещало.
В нашем небольшом отряде никто не спал. Ворочались на соседних крышах Олег Богданов и Виктор Панярский — сотрудники журнала «За рулем», мои партнеры по прошлогоднему скоростному автопробегу Москва — Лиссабон. Курил сигарету за сигаретой Николай Качурин — представитель правления Союза журналистов СССР. Иностранных участников в команде уже не осталось.
...Западногерманский фоторепортер Аксель Краузе, который выехал с нами из Москвы, сбежал в Эль-Джезаире. Утром в день отъезда в номере его не оказалось. Портье передал нам записку, Аксель просил его извинить, не разыскивать и не ждать. В последнюю минуту он испугался Сахары. Мне трудно было в это поверить. Я вспомнил, как он работал, как кидался под колеса автомашин, как залезал на крыши зданий, чтобы получить самый эффектный снимок. Это была самая тяжелая потеря — мы лишились фотографа-профессионала, а вместе с ним и аппаратуры для съемок.
Кристофер Музавази, зимбабвийский журналист и секретарь Международной организации журналистов — он подсел к нам в Чехословакии,— как и планировалось, вылетел из алжирской столицы в Нигерию самолетом, чтобы готовить конференцию. А эфиопский коллега не приехал его подменить. Так получилось, что перед самым опасным участком путешествия мы остались вчетвером на три машины и приходилось сидеть за рулем с утра до вечера.
Гостиницы кончились. Они остались там, в цивилизованной части Сахары, севернее Эль-Голеа, куда приезжают богатые зарубежные туристы посмотреть пустыню. В Реггане когда-то имелась крошечная гостиница, но она давно закрылась из-за отсутствия клиентов.
Была первая ночь, которую мы проводили под бездонным сахарским небом. Кругом стояла непроницаемая, вязкая, сводившая с ума тишина, какая бывает перед грозой. Сколько не прислушивайся, ничего не услышишь. Песок поглощал все звуки, даже слова, сорвавшись с языка, кажется, сразу впитывались невидимой губкой. Становилось жутко от мертвой тишины.
Психологическое состояние было не из лучших. Сказывались волнение, накопившаяся усталость и, конечно, последняя встреча с алжирским чиновником.
«Протексьон сивиль»
Начальник отделения полиции в Реггане не стал нас заносить в список транзитников, а отправил в «Протексьон сивиль».
Новенькое здание находилось на самой окраине городка, куда уже почти не долетал заунывный клич муэдзина. Дальше был только наш кемпинг. К зданию примыкал гараж, в нем посверкивали свежим лаком три красных вездехода. На пороге конторы курили сотрудники. Их было двое. Один, судя по спецовке,— шофер, другой — дежурный. По оживившимся вдруг лицам было ясно, что работы у них немного, и каждая встреча доставляет удовольствие.
Нас подробно расспросили о целях путешествия, осмотрели придирчиво снаряжение каждой машины. Проверили, сколько воды и бензина везем, есть ли у нас буксирное устройство. С изумлением оглядев маяки космической связи и закатанное в тубы продовольствие, остались довольны.
Когда мы возвратились, в конторке, на столе дежурного стоял для нас душистый, густой, крепкий — каким умеют его готовить только на Востоке — кофе и лежала пачка анкет.
Приятно было вдыхать запах чудесного напитка после дороги. Нам давно уже не предлагали кофе, так как на юге Алжира предпочитают чай, причем зеленый. Исходя из этого, можно было предположить, что Мохаммед — так звали дежурного — был северянин и не желал менять своих привычек. Его «северное» происхождение выдавал также более светлый цвет кожи. Все же соседство с темнокожими народами наложило свой отпечаток на жителей Алжирской Сахары.
Алжирец никогда не упустит возможности поговорить с незнакомым человеком, тем более приехавшим издалека. Я это хорошо усвоил, проработав в свое время три года в Алжире. Всякий раз, когда мне приходилось ехать поездом, я выслушивал целые истории из жизни своих попутчиков. А однажды мне прочли лекцию о пользе многодетности и якобы связанным с ней ростом благосостояния. Тогдашний мой попутчик Исмаил из Беджайи, на радости, что у него родился двенадцатый ребенок, и тем более сын, признался, что теперь ему обеспечена безмятежная старость. Он может хоть сейчас оставить работу. Мол, старшие сыновья уже выучились и зарабатывают. Отца дети чтят и уважают — так велит Коран — и никогда не оставят. Взрослея, и другие дети будут обеспечивать отца, и оттого жить Исмаил будет все лучше и лучше: будет пить кофе и курить хороший алжирский черный табак.
Я вспомнил об этом, пока Мохаммед возился с кофейником и не без самодовольства рассказывал о себе.
Он и вправду оказался с севера, а в Сахару приехал подзаработать. Ведь за ту же работу в Сахаре платят в полтора-два раза больше, чем на побережье. Ему тридцать лет, и пора было бы жениться. В «городе цветов», как называют в Алжире Блиду, откуда он родом, родители подыскали ему невесту. Контракт у Мохаммеда кончался через три месяца, и он предвкушал скорое возвращение домой.
Мохаммед еще больше оживился, когда узнал, что мы проезжали его город, а не Бешар, через который в основном идут машины на юг Сахары. Это направление более наезженное, здесь пролегал первый автомобильный маршрут через великую пустыню: Бешар — Регган — Гао. Он был разведан с помощью самолетов в 1923 году, а затем французы на трехосных машинах специальной конструкции совершили пятидневный переход. После каждого километра пути они ставили железную бочку с указанием расстояния.
Но ехать через Бешар нам было не с руки. Мы ведь вышли из Эль-Джезаира, куда нас доставил паром, а не через Оран или Марокко, как обычно путешествуют люди, приезжающие из Европы.
— У вас все в порядке,— сменил тему Мохаммед,— и, полагаю, вы сможете добраться до следующего населенного пункта, если—...последовала небольшая пауза,— не собьетесь с пути. Борж-Моктар в семистах километрах отсюда. На дороге через каждые десять километров вешки.
Затем он показал фотографии трех мужчин и двух женщин и попросил, если мы встретим их по дороге, сообщить обязательно полиции Борджа.
С нечетких размытых снимков смотрели приятные жизнерадостные лица. Мне запомнилась фотография курчавого молодого человека и особенно пояснение к ней: «Али Юсеф, француз алжирской национальности, выехал в Сахару, направляясь в Мали, в феврале 1989 года на автомобиле «Пежо-504». Убитые горем родители заплатят хорошее вознаграждение тому, кто сообщит о местонахождении сына, живого или мертвого...» Дальше читать не стал, зачем об этом читать перед выездом в пустыню?
— Впрочем, и не пытайтесь искать,— Мохаммед взглянул на нас,— лучше будет, если вы их вообще не встретите — они заблудились, а это значит — нет в живых. Их ищут с зимы.
«Помимо них,— подумал я,— безуспешно ищут еще восемьдесят европейцев, потерявшихся за последний год в Сахаре». Аксель в Москве показывал мне вырезки из западногерманских и других журналов. Принеся домой одну из снятых с них копий, я всячески прятал ее, боялся, как бы не увидела жена. «Штерн» рассказывал о мученической смерти одной бельгийки и ее семьи:
«Их нашли в восьмидесяти километрах западнее главной дороги в дюнах. Они вскрыли себе вены... На заднем сиденье старого «форда», на котором они отправились из Брюсселя, лежали мумифицированные тела детей. Рядом с супружеской парой был найден дневник жены...
«Машину уже нельзя было откопать,— писала молодая женщина,— а назад нельзя было вернуться и по собственным следам. Чувство огромной свободы сменилось полнейшей паникой. Через сорок часов после того, как была выпита последняя капля воды, у детей начались судороги, они теряли сознание. Нам стало ясно, что это конец. Мы постарались облегчить им участь и задушили их».
— А вообще, если через трое суток вы не объявитесь в Бордж-Моктаре,— попытался успокоить нас Мохаммед (представляю, как мы выглядели, измученные жарой, в свете неяркой висящей под самым потолком лампы!),— будем вас искать. С двух сторон пойдем: мы отсюда, из Реггана, а военные — из Борджа.
Вам бы приехать на день раньше,— рассуждал дежурный,— были бы у вас хорошие попутчики, опытные. Сегодня утром вышел Бернар, а с ним еще трое человек на грузовиках. Этот француз по четыре раза в год ухитряется проехать через пустыню. Он и дорогу знает не хуже любого туарега. Всякий раз говорит, что это — его последнее путешествие, что устал и достаточно подзаработал на продаже машин чернокожим, мол, хватит. Но денег-то никогда много не бывает. Бернар уже ослаб, грузовик вести не может, а ведь тащится на легковушке. Компаньоны обязательно на грузовых. Если Бернар застрянет, они его вытаскивают, а сами без него обойтись не могут — у него лучшие перекупщики, он чувствует пустыню.
