Баламут - Alexander Blinddog
Кривда цокнул языком.
— То, конечно, правда, — сказал он. — И сын ты княжий. И рассказать всё можешь. Только вот какая оказия может получиться, смотри. Поехали мы искать сына светлого князя Владимира, да не нашли. Вот беда-то какая получилась, страшно подумать. Съели его волки. Или, возможно, мошенник какой повстречался, да и зарезал на большой дороге.
Дружинники радостно загоготали и Алексей почувствовал себя внезапно очень маленьким и беззащитным.
— Если очень сильно повезет, — продолжил боярин, — то может косточки белые доставим в княжий терем, а больше ничего от глупого княжича-то и не осталось. Так что ты говори-говори, да не заговаривайся. Сам решай, как тебе приятнее. Будет, что в земле предков похоронить, да что оплакивать, или под кустом волки кого-то доедят?
— Дай мне меч, — сказал Алексей, — и мы посмотрим в честном поединке, кого из нас будут волки доедать.
Кривда хохотнул.
— Поединок может быть только между равными. Ты же для меня, что травинка жалкая, перед могучим дубом. Смирись со своей жалкой участью, мальчишка.
Княжич стиснул кулаки, но тут же, словно прочитав его мысли, двое дружинников схватили его за руки. Кривда потёр челюсть и кивнул подручному, который тут же приставил нож к горлу княжича.
— Последний раз спрашиваю, где твой дружок шелудивый?
— Уехал он, и не сыскать его таким трусливым крысам, как вы, — процедил Алёша сквозь зубы.
— Воля твоя. Степан, Хомяк, — окликнул Кривда двух дружинников, — хватайте его и отволоките куда подальше, что бы не побеспокоил нас большей своей глупостью мальчишеской. Проклятый сопляк. Терпеть не могу вида крови. Да и князю смогу крест целовать, что сынка его не тронул.
Двое мужчин, один повыше, с заплетённой в косицы бородой, другой приземистый, как пень, с гладко выбритой головой, подхватили княжича под руки и потащили его в сторону, за кусты.
Люди боярина поставили Алёшу на колени.
— Темно, хоть глаз выколи, — сказал один.
— Правда твоя, — поддакнул второй. — Может, факел зажжем?
— Да возни больше. Сделаем дело по-быстрому и вернемся обратно.
— Ладно, режь давай.
— Почему это я резать должен. Сам давай, ты весь месяц своим ножом новым хвастался.
— Я уже двадцать пять лет служу боярину, а ты только двадцать. Так что давай, молодой, делай, что велено.
Алексей, стоя на коленях и выслушивая, как эти двое спорят, кто из них перережет ему горло, старался дышать медленно и глубоко, чтобы не показывать этим негодяям, как сильно ему страшно.
— …а кто вместо тебя дежурство на прошлой неделе нёс, — продолжал напирать один из боярских, — забыл уже, добра не ценишь?
— А я вместо тебя за лошадьми ухаживал и котелок отмывал. Почему я всегда должен делать всю грязную работу? То в саже возиться, то в крови.
— Всё боярину расскажу, режь его давай.
— Ладно, ладно, не запряг, не погоняй.
Алёша почувствовал на горле холодное, бритвенно-острое лезвие ножа.
— Вы хоть кафтан с меня снимите, — сказал он, стараясь потянуть время, веря, что Баламут где-то рядом и придёт на помощь. — Он дорогой и красивый, вам в самый раз подойдёт. Если кровью заляпаете, замучаетесь отстирывать.
— А что, — сказал дружинник, убирая нож, — кафтан и в самом деле хорош.
Княжич нервно выдохнул.
— Да размер не твой, не налезет, — засомневался второй.
— Обратитесь к портному, разошьёт по швам, рукавчики удлинит, подол нарастит, будешь ходить красивый, как князь, — продолжил уговаривать Алексей.
— Дело говорит малой, — сказал лысый. — Ещё и сапоги пускай скидывает, моему сыну как раз по ноге будут.
— Куда так разошёлся, — осадил его бородатый. — Боярин не давал добро с него вещи снимать.
— Так и не запрещал!
— Ну, иди, иди, спроси, можно ли подраздеть покойника. Послушаем, что он тебе скажет. «С княжича сапоги забарахлить решил, пёс безродный?». Ага, сам на суку окажешься, моргнуть не успеешь.
— Ладно, правда твоя, давай уже кончать с этим.
Лезвие ножка опять легло Алёше на горло.
— Эй вы там, — окликнул их кто-то издалека, неразличимый в темноте. — Ну-ка подождите, один ко мне, быстро.
Нож перестал давить на шею .Дружинники разом замолчали и переглянулись.
— Это ещё кто? — шепнул один другому.
— Да леший его знает, не признал.
— Вы там упились что ли? — снова послышался голос из темноты. — Ну-ка быстро ко мне по одному, не злите.
Дружинники снова переглянулись.
— Это боярин что ли?
— Да чёрт его знает, говорю же, не разобрал. Но коли зовут, надо сходить. Так оно безопаснее будет. А уж коли там шутник, я его так приголублю, мама не узнает.
Бородатый плюнул, размял кулаки, и ушёл проверять.
Оставшийся дружинник провёл ладонью по гладко выбритой голове, поблескивающей в тусклом лунном свете.
— Ладно уж, сам справлюсь как-нибудь по-быстрому.
Он, словно собираясь с духом, подбросил несколько раз нож в ладони.
— Тебе же сказали подождать, — в отчаянье сказал Алёша.
— А до того сказали прирезать тебя, и вся недолга. Сейчас наругают ещё, что так долго с тобой возимся.
— Ты же знаешь, что я сын князя. Спасёшь меня и мой отец тебя озолотит.
— Да где ещё тот князь, — ответил лысый. — А боярин-то вот он, туточки прям. Сам понимать должен, бояться надо того, кто ближе, а не кто сильней укусит. Пока князю на глаза ещё попадаешься, всё сто раз может по-другому обернуться. Вот до боярского гнева — рукой подать. Так что сам понимаешь, прирезать тебя придётся, иначе боярин наругает.
— Ясно, — сказал Алёша. — Делай, что должен.
Лезвие надавило ему на горло…
— Ты уж прости, княжич, — сказал дружинник, — ничего личного.
— Ничего личного, — поддакнул кто-то сзади.
Лысый в испуге не успел и обернуться, как ему в затылок врезалось полено. Секунду он удержался на ногах, потом покачнулся и рухнул, как мешок с соломой.
— Баламут, ты! — воскликнул княжич.
— Я, я, кто же ещё? Тихо, не шуми. Вот уж, называется, вовремя отошёл в кустики до ветру, сейчас бы оба на коленях стояли, вспоминали все хорошее в жизни в последний раз.
— Мог бы и побыстрее прийти, меня тут
