Иуда - Ульяна Соболева
Принес ее к окну, а она голову мне на плечо положила и водит пальчиком по моей щеке. Мы молчим. Долго молчим, потому что говорить не хочется, да и не нужно. Я ее держу, а она меня за шею обняла и прижалась ко мне.
— Мне сон приснился… моя сестра села рядом со мной на постель и сказала, что, если на Новый Год выпадет снег, мы с малышом не умрем. Значит, еще не пришло мое время и ребенок выживет. Он ведь выпадет, правда? Снег? Выпадет, Дима?
Я посмотрел на лужи, на грязь и слякоть. Какой снег?… Его до середины января нет в прогнозе. Не зима, а болото. Но я повернулся к ней и, отвернув от окна, прижался губами к ее лбу, не сдержав стон. Маленькая моя…сердце сжимается. Конечно ей страшно и мне до боли, до судорог страшно. И за нее и за ребенка страшно и как правильно поступить я тоже не знаю. Потому что не видел смерти никогда и видеть не хочу. Потому что я за нее бороться буду за девочку мою.
— Конечно, выпадет, психолог. Обязательно будет снег. Ты мне веришь?
Склеры невыносимо обожгло солью, но я проглотил огненный комок и посмотрел ей в глаза. На худеньком личике они казались такими большими. Такими светлыми. ЕЕ вера в меня вот что давало мне силы жить дальше, вот что делало меня настолько мощным. Никто и никогда в меня не верил. Кем я был для всех? Проституткой, подстилкой? Ходячим вибратором. Кто смотрел на меня как на человека? Только она посмотрела…и я за отражение в ее глазах сдохнуть готов.
— Верю… Я тебе верю.
Он выпадет. Этот проклятый снег обязательно выпадет. И сам себя ненавижу за эту ложь. Не выпадет! Не бывает чудес! Всю неделю плюс пять будет!
Когда от нее вышел передо мной завотделением выросла. Ольга Ивановна. К себе позвала. Я знал о чем она будет говорить.
— Вы должны понимать, что на кону сейчас жизнь пациентки и аборт — это самое верное решение. Он разгрузит организм и сердце получит передышку. С ее проблемой вообще беременеть было нельзя.
— Я понимаю. Но…она не хочет. И я не могу ее заставить.
А самого корежит всего, говорить не могу, голос срывается и кажется, что кожа лоскутами слазит с изнанки. Я сейчас просто не сломаюсь, на колени рухну и буду рыдать. От безысходности, от необратимости, от какого-то жестокого понимания, что я ничего не контролирую и решать тоже не могу.
— А надо бы смочь. Потому что счет не дни, а на часы. Ее анемия не позволяет нам оперировать. Мы словно ходим по кругу. Беременность ухудшает ситуацию.
— Что я ей скажу? Убей нашего ребенка?
— Спаси свою жизнь!
— Она не видит своей жизни без этого ребенка. Отнимем его и она…она не сможет дальше жить. Понимаете? Этот ребенок и есть ее надежда! Он не дает ей сдаться! Она борется ради него.
Если бы я мог и знал, что она меня услышит, а прийти и снова потребовать избавиться от малыша я не мог. У меня бы язык не повернулся. Я бы просто не произнес эти слова вслух. Черт, да я бы лучше откусил этот сраный язык на хрен.
— Эта неравная борьба. И я ничего обещать не могу. Только выжидать. Будьте готовы ко всему!
* * *
Я шел по улице, наступая на лужи, и ревел. Не мог сдержаться. И пусть кто угодно сотрясает воздух, что мужчины не плачут. Хорошо. Значит, я не мужчина. Потому что меня разрывало на части такой адской болью, что казалось, я ее просто не выдержу. Иду мимо витрин магазинов и не знаю, куда иду и какой в этом смысл… Остановился напротив книжной лавки, закурил, глядя на витрины и на свое отражение. Плачущий клоун, Казанова, потерпевший полное фиаско, неудачник. Я никогда не верил в счастье… а когда поверил, оно начало просачиваться сквозь мои пальцы. И будто не было его счастья этого. Сколько я его чувствовал? Минуты, часы? Несколько дней за всю свою жизнь.
Затуманенный взгляд просочился сквозь стекло. На полках сказки стоят, гирлянды развешаны, елка мерцает. Кто-то еще верит в чудо… а мое умирает там в больнице, и я ни черта не могу сделать. Взгляд зацепился за книгу с обложкой с деревом, на котором висит один единственный лист. Автор О’Генри… И я когда-то этот рассказ читал…
Словно ударом под дых…Я выкинул сигарету и схватил свой сотовый, лихорадочно набирая номер Осы.
— Мне нужно продать мой сотовый. Знаешь кого-то, кто купит?
— Ты чего?
— Мне очень надо!
— Зачем?
— Потом скажу. Так знаешь?
— Я куплю.
— Отлично. Когда?
— А когда надо? Могу после Нового года.
— Нет! Мне надо вчера!
— Понял. Деньги кину на карту. Сотовый отдашь после праздников.
— Спасибо, брат.
Отключился и набрал бывшего однокурсника.
— Ты как-то хотел мою тетрадь со стихами купить и ноты. В силе еще?
— Ты ж не хотел продавать.
— Обстоятельства изменились.
— Дам не больше сотни баксов.
— Давай. Где встречаемся?
Отключился, снимая на ходу в банкомате деньги, которые перевел Осадчий. Снова набрал номер одного из клиентов деда, когда-то вместе за одним столом сидели водочку пили. Он был владельцем магазина электротехники.
— Максим Петрович, добрый вечер, это Смирнов. Да все нормально. Мне у вас надо кое-что купить… очень надо. Надеюсь, вы мне поможете…
Когда я сказал ему, что мне нужно, он присвистнул.
— Ого! Зачем тебе столько?
— Надо. Очень надо. Найдете?
— Найду. На складе проверю и по своим точкам. На когда надо?
— Прям сейчас надо.
— Ну сейчас не обещаю, а завтра привезу. Ты где обитаешь?
— Черт…пока нигде. Завтра съезжаю.
— Значит со склада заберешь. Адрес скину.
Я отключился и прыгнул в автобус, глядя на лужи на асфальте.
«Обязательно выпадет снег. Ты мне веришь, маленькая? Он выпадет! Будь он проклят! Но он выпадет! Чертов снег!».
— Эй! Ты!
Как уже привычно, когда возле меня тормозит тачка с тонированными стеклами и какие-то чуваки хватают за руки, чтобы засунуть поглубже в машину. И я знаю зачем и знаю к кому. Только хер там. Я уже ничего не боюсь.
