Иуда - Ульяна Соболева
— Не устала стоять?
— Нет! — раздраженно и очень резко, наверное, чтоб не смел намекать на ее недостаток. — Скоро мы отсюда выйдем. Кто-то заметит, что в универе нет света, и позвонит куда надо.
Конечно, позвонит. Я отправлю смску, и все «выбитые пробки» вернут на место. Но до этого мы с тобой познакомимся поближе, крошка.
В лифте становится прохладно. На мне теплый карди с капюшоном и с подкладкой и свитшот. Мне не холодно. А вот на ней тоненький гольф под горло. Наверняка, куртка или что она там носит остались в машине. Да, она на машине, и я даже знаю на какой. Ничего, малышка, скоро ты начнешь мерзнуть. Точнее, ты уже мерзнешь.
— Тебе не холодно?
Спрашиваю и делаю шаг к ней. Пятится невольно назад и прижимается спиной к зеркальной стене.
— Нет… — отвечает и старается держаться подальше, но я ей не даю и придвигаюсь еще ближе. Теперь ее ох*енный запах забивается в ноздри еще сильнее.
— Мне не холодно! — говорит уже взволнованно и смотрит на меня слегка расширенными глазами. Кажется, девочка начинает меня бояться. А это неправильная эмоция.
— Лгать некрасиво…Диана.
Мне нравится ее имя. Оно ей подходит.
— Если держаться ближе к друг другу, можно легко согреться.
Я нависаю над ней, упираясь обеими руками в стену, и вижу, как она судорожно глотает слюну. Выдыхает очень горячо, и там, где ее выдох дотрагивается до моей кожи, становится горячо, как после ожога. Б*ядь. Что за идиотская реакция. Никогда таких не было. Что в ней изначально шибануло меня по мозгам?
— Мне не холодно…ты бы не мог отодвинуться от меня подальше?
Лифт почему-то дернулся, я невольно подхватил ее под талию, а она уперлась руками мне в грудь и тут же убрала руки, словно прикосновение ко мне ее дико испугало.
— Отпусти! — требовательно и даже в какой-то панике.
— Не бойся, я тебя не собираюсь насиловать!
— Я уже сказала, что я тебя не боюсь.
* * *
— Нельзя к ней. В прошлый раз это плохо закончилось. У нее слабый иммунитет и она сама очень слабая. Никаких посетителей и гостей. Только в строго оговоренные часы. А вы тут ходите как к себе домой!
Старшая медсестра преградила мне дорогу. Она внушительных размеров, рыжеволосая, крупная. Наступает на меня, руки в боки уперла.
— Прошу вас. Мне необходимо и ей это необходимо. Как вас зовут?
— Анфиса Степановна, но вам это не поможет тут проскочить! У меня запрет на ваши посещения!
— Анфиса Степановна, вы когда-нибудь любили? Знаете, что такое любовь?
Рыжие брови поползли вверх и рябое лицо удивленно вытянулось. Она явно не ожидала, что я у нее такое спрошу. Я и сам не ожидал.
— Не надо мне сейчас вот это все. В прошлый раз вас впустили, и я еле пациентку в себя привела.
Вам надо уходить. Немедленно. О любви он мне тут поет. Знаем вы вас. Допелся уже. Теперь не знаем как девочку спасти.
— Вот возьмите…
— Вы совсем осатанели? Вы что это мне тычите? Уберите ваши деньги!
— Прошу вас, мне срочно с ней надо поговорить…немедленно!
— Уходите! Я охрану позову!
— Возьмите! Мне ненадолго! Только присмотрите, чтоб нам никто не мешал!
А я смотрю вдаль на ее палату. Успею добежать, толкнуть дверь и закрыть изнутри? Должен успеть. Я всегда быстро бегал. И тот пень у двери смотрит на меня подозрительно. Сейчас кинется к нам если она охрану позовет. Должен успеть. Конверт в руки ей сунул.
Дернулся и бегом по коридору к палате. Сзади вопль старшей медсестры, я слышу, как орут охранники. К черту вас, ублюдки. МНЕ НАДО ЕЕ ВИДЕТЬ! Я ради этого больницу на хер снесу! Дверь настежь, впрыгнул в палату и изнутри на замок, стульями подпираю, а она на постели вскакивает. Смотрит на меня во все глаза, и я к ней. Какая маленькая, какая она у меня маленькая, бледная, тоненькая вся. Страшно прикоснуться.
— Успел? Успел? Ты не…не избавилась?
Быстро-быстро кивает и хватает меня за руки, а я ее хватаю и к себе жму со всей дури, меня трясет всего так сильно, что кажется зубы раскрошатся. Вот так да, самое правильное это ее к себе прижимать, это дышать ее запахом, голос слышать и понимать, что никогда больше не выпущу из рук. Какое же оно хрупкое мое счастье. Я до него дотрагиваюсь, и оно трепещет в моих руках. Заглядываю в голубые глаза полные слез и вижу в них свое отражение и отражение своего безумия.
— Девочка моя…наврали все. Можно нам, слышишь? Нам можно!
— Я знала…я не смогла. Я бы все равно не смогла его убить…Дима, это же наш ребенок. Наш, понимаешь?
— Не смогла?
— Не смогла! Я отказалась!
За руку меня схватила и к животу прижала.
— Они…они говорят, что не выношу, что это конец. А я… я не могу его убить, понимаешь? Они меня в операционную привезли и УЗИ сделали, а у него сердечко бьется, представляешь? Тук-тук-тук! Наше с тобой сердечко. Слилось в одно и бьется. Как я его убью? Значит так надо…значит мы с ним вместе будем до самого конца. Я теперь никогда от него не откажусь. Чтоб они не говорили. Мы с ним вместе….Или здесь или там. Как я ребенка убью, Дима?
— Мы вместе…у нас бы родились другие дети, психолог? Может стоит послушать врачей?
С сомнением…мне страшно говорить, мне кажется я ступаю в темноте по тонкому льду и иду по нему наощупь.
— Я не хочу других. Я этого хочу. Он же уже живет. Крошечный такой. Внутри меня. Я не могу. И ты не проси меня, Дима. Если снова за этим пришел — уходи. Я не избавлюсь от ребенка. Мы с ним теперь вместе до самого конца! Слышишь? Я так решила. Все ради него вытерплю и иголки и капельницы, и уколы и постель эту и больницу. Я теперь знаю зачем все это, понимаешь? Зачем я…
И моя улыбка медленно сползает с лица. Что значит до самого конца? Что она такое говорит?
Обними меня, Дима. Я теперь счастливая. С тобой… столько лет мне все запрещали. Столько лет запирали в комнате… а теперь я живу. Отнеси меня к окну, Дима, пожалуйста. Хочу посмотреть, что там на улице. У самой сил нет дойти.
Я прижал ее к себе и до крови
