Тенор (не) моей мечты - Тереза Тур
— И что же ты предлагаешь, Арчи? Вариант оставить музыку из фильма не рассматривается, — ухмыльнулся Бонни невесть чему и обернулся к Ане: — Белиссима, рискнешь поставить доллар на Арчи? Я — рискну. Лео, пари!
— Какое еще пари? — непослушными губами переспросил Лев.
— Разумеется, что Арчи принесет самый лучший дуэт. Ведь ему же его исполнять. Так, Арчи?
— Именно, — кивнул Артур, ощущая, как под ногами качается сцена, а сам он летит высоко-высоко в облаках. — Только я его не принесу, Бонни. Я его напишу.
— Артур, это уже слишком, — примирительно сказал Иван. — Мне кажется…
— Кажется — прими галоперидол, — с холодной яростью посоветовал Лев. — Я принимаю ставку, Бонни. Доллар.
— Я тоже рискну и поставлю на Артура, — звонко и так же холодно сказала Аня. Но Артур не успел даже обрадоваться ее поддержке, как она добавила: — Раз наша дочь пишет отличную музыку, может быть, и ее отец на что-то способен.
— Ваша дочь пишет? Великолепно! Прекрасно! Итак, Сержио, Ивен, на кого ставите?
— Я воздержусь, — покачал головой Сергей.
— Я тоже. Приберегу твой рецепт на галоперидол до…
— До понедельника, — помог ему определиться с датами Артур. — Ставить на себя не запрещено условиями тотализатора?
— Вот! Запомни это, Арчи! — опять невесть чему обрадовался Бонни. — Это — настоящий гасконец!
— Слабоумие и отвага, — тихо, но очень отчетливо прокомментировала Аня.
— Слабоумие и отвага, — поклонился ей Артур. — К вашим услугам, Миледи.
— Браво! Брависсимо! — Бонни снова захлопал в ладоши, но тут же резко оборвал аплодисменты. — Ладно. Ставки сделаны, работаем дальше. Лео, ты уже на сцене, хочу дуэт с д'Артаньяном. «Есть в графском парке старый пруд…» — напел он.
И репетиция продолжилась.
Артуру же оставалось лишь надеяться, что слабоумие и отвага не покинут его, как и мелькнувшая в разгар революции идея… всего лишь тема из восьми нот… и смутный образ аранжировки… Хорошо, что успел ее мурлыкнуть под запись, пока Бонни раздавал очередные ценные указания теперь уже безногой каракатице Лео.
Что ж. Не одному Артуру страдать и позориться.
Глава двадцатая
— Доченька, ты связалась с плохой компанией?
— Мама, я ее основала.
(С) Катя
Анна
Честно говоря, если бы в этот момент он подошел ко мне и сказал: «Пошли!» — я б отправилась с ним. Хоть на край света, хоть в ЗАГС. Хотя первое предпочтительнее.
Артур взбунтовался! Красиво. Высокомерно. Пафосно. И это было так хорошо и так правильно, что мое сердце замерло на мгновение — и тут же пустилось вскачь.
Вспомни, шептала я про себя. Да вспомни, черт тебя дери! Ты сочинял, музыка рождалась под твоими пальцами и неслась, очаровывая и заколдовывая. Ты играл ничуть не хуже Левы, но потом просто забросил. И некогда, и незачем.
Вспомни!
Может, ты просто потерялся, удачно вписавшись в прибыльный проект. И самое время найти себя?
Хотя, судя по поджатым губам Левы, ой как тебе прилетит за бунт. Но вот странно. Меня отчего-то это радует. И, судя по тому, какие молнии сверкают в твоих карих глазах, ты и сам тащишься от собственного бунта. Просто не думаешь о последствиях, живешь здесь и сейчас…
— Энн! — раздается со сцены голос Бонни.
— Маэстро? — широко улыбаюсь нашему итальянскому демону-искусителю.
— Кардинал и миледи. Работаем.
Радостно киваю. А я еще не хотела приходить. Глупость какая! Получаю ноты, текст. Иду к роялю, киваю аккомпаниатору, ловлю то, как Лева морщится. Ну, как же — не он за инструментом. И… забываю обо всем. Я — женщина, которую боится сам кардинал. Наверное, потому так легко сливает.
Но тут… между мной и Бонни, точнее между Анной де Бейль (прекрасной барышней с десятком имен) и кардиналом Ришелье вспыхивает что-то такое, что… ох, просто звенящий фейерверк, рассыпающийся во все чернильное небо горящими цветами.
О-ох! Ты ж…
Мы отыграли сцену и почему-то ошеломленно уставились друг на друга. Союзники, подельники, любовники. Любовники? Как-то роман Дюма меня к этому не готовил. Хотя, как мне показалось, сценарий, по которому мы работали — тоже.
— Браво!
— Е-еху-у-у!!!
— Мама-а-а!!!
Кто тут присоединился к нам?
Маму поминала Катя, надеюсь, ей понравилось. Дочь радостно зеленела своими короткими волосами и сверкала папиными глазами. Рядом с ней подпрыгивала на месте Маша. Интересно, поучаствовала ли пиар-менеджер в утренних деяниях вверенной ей группы?
А чуть позади девчонок стояла Олеся с весьма странным выражением лица. Как будто она только что ругалась, гневалась и кипела, а потом увидела что-то изумительно прекрасное. Только вот выражение лица перестроить не успела. И, судя по тому, как она поглядывала на девочек, отличились именно юные дарования.
— Мистер Джеральд, — улыбнулась супруга Томбасова (до сих пор поверить не могу, что наш Великий Олигарх и Небожитель женился на питерской училке). — Вы позволите похитить ваших звезд? Буквально на пару минут.
При словах о звездах Артур осторожно посмотрел на руководителя проекта — или кто там госпожа Томбасова у них? В ответ получил такой взгляд, что на него, и на меня заодно, с сочувствием посмотрели все.
— Ладно, перерыв десять минут, — буркнул гений и тут же напустился на девчонку-администратора. — Дают в этом театре кофе? Почему это такая проблема — сделать мне кофе?! Езу, за что мне такие испытания! Верни мне мою Розу, о Езу!.. Вы еще их не убили, мадам? Верните их живыми!
— Изрядно ощипанными, но непобежденными, — процитировала Олеся «Бременских музыкантов».
Мы отошли в конец зала. Смысла особого я не видела, но — надо, значит, надо.
— Скажите-ка мне, барышни, — сразу приступила к делу Олеся, вперив в девочек недобрый взгляд. — А почему вы, поперек договоренностей, не посещаете школу?
«Школа… Твою ж…» — я едва не схватилась за голову, из которой напрочь вылетела столь важная, сколь и неприятная подробность нашей с Катей жизни. С Катей и Артуром, если быть точнее.
Я глянула на него, мол, почему ты не вспомнил? Он — на меня, примерно с тем же выражением. Но оба промолчали. Ругаться из-за того, кто должен был помнить о школе — глупо.
А вот девицы-красавицы обе насупились и приняли огрызаться.
— Я была занята, — с потрясающим апломбом заявила наша.
— Ма-ам, слушай, ну правда не до того было, — чуть помягче, но тоже с интонациями «не влезай, убьет» добавила Маша.
— Ага, — крокодильски улыбнулась Олеся. Да так, что проняло даже меня.
В недобрых оскалах и в бритвенных взглядах, оказывается, госпожа Томбасова ничуть не уступает царю
