Чужой портрет - Мария Зайцева
— Нет, спасибо, — я твердо намерена отказаться, понимая всю неуместность предложения, пусть и сделанного от души, — я пойду, мне уже пора.
— У тебя же только вечером смена, — щурится Аня, — а сейчас одиннадцать утра. Давай, не выдумывай. Не хочешь плавать, загоришь хоть, а то бледно-зеленая.
— Давай, давай, Марусь! Я тебе все покажу! Ты плавать умеешь? На скорость поплывем? А то с ними фиг посоревнуешься, они вообще не умеют!
И тащит, тащит меня к отдельно стоящему немаленькому такому домику, стоящему чуть в стороне от бассейна.
И я иду, думая, что, в самом деле, лето началось, а мне ни разу не удалось поплавать. А я так люблю это делать! Море всегда было моей стихией. Там тоже сплошное одиночество.
В конце концов, дел у меня до вечера, когда надо забирать Вальчика из детского сада, нет. Планировала вернуться обратно в больницу и поспать. Но поплавать тоже можно.
Не особенно комфортно, конечно, и я бы отказалась… Но Аня искренне предложила, а Ляля, кажется, не имеет ничего против. И Ванька по-семейному напорист…
В домике несколько зон, разделенных по назначениям. Сауна, русская баня, турецкий хамам, японская бочка… Крытый зимний бассейн и очень даже серьезно оборудованный спортзал. Я иду за Ванькой, решившим устроить мне быструю экскурсию, осматриваюсь с удивлением. Надо же, как люди живут! Интересно. Аня здесь живет? Наверно, здесь, явно чувствует себя хозяйкой… И зачем ей, имея такого мужчину и такой дом, да еще и с собственной прислугой, работать старшей медсестрой? Каприз? Или желание хоть чуть-чуть самостоятельности? Судя по манерам Хазарова, он привык контролировать все сферы жизни своих людей. И Аня — явно его, хоть и думает по-другому, похоже.
Ванька показывает мне шкаф с купальниками, новыми, с бирками даже, и оставляет переодеваться.
Я смущенно изучаю, выбирая наиболее нейтральный. В принципе, тут и нет слишком открытых, явно хозяйка отдает предпочтение спортивным моделям. Но размер не мой. У меня, к сожалению, грудь третьего размера, а бедра узкие. Не каждая модель подойдет. Ане хорошо, она худенькая, стройная вся, фигурка точеная, а у меня чуть-чуть другой тип…
Наконец, нахожу что-то более менее, черный раздельный комплект с шортиками вместо трусиков или полуспортивным топом, удачно сжимающим мою грудь.
Переодеваюсь, с огорчением понимаю, что грудь все же слишком вываливается, но других вариантов все равно нет. И без того долго тут задержалась.
На улице меня ждет подпрыгивающий от нетерпения Ванька, уже успевший раздеться до плавок.
— О, отлично! Погнали!
Он уносится вперед, я иду следом.
— Тебе идет, — улыбается Аня, — зачем такую фигурку прячешь? Красивая такая.
— Спасибо, — смущенно благодарю я, — я потом постираю и верну…
Аня машет рукой, не собираясь даже обсуждать эту тему.
— Пошли, пошли! — прыгает вокруг меня Ванька, судя по всему, соскучившийся по воде и радующийся, что наконец-то нашелся партнер по играм.
Он с разгона прыгает в бассейн, входит хорошо, без плеска практически, сливаясь со стихией, словно она ему родная.
И я не удерживаюсь от соблазна, ныряю следом.
И бо-о-оже… Как хорошо! Как мне этого не хватало!
Вода расступается передо мной, а затем обнимает, обхватывая собой, ласково, словно мамины руки. И я плыву, не выныривая, на остатках дыхания, до бортика, отталкиваюсь под водой и стремлюсь обратно, вытянув руки перед собой и работая только ногами, как когда-то, в родном море.
На эйфории, на эмоциях, даже немного теряюсь в пространстве, забывая, где я.
Выныриваю, чтоб вдохнуть, и Ванька кричит с восторгом:
— Ничего себе! Да ты прямо как русалка! Где научилась так?
— Я на море всю жизнь прожила, — не удерживаюсь от смеха я, настолько переполняет все тело эндорфинами счастья, восторгом каким-то пузырьковым, невероятным.
— Круто! А давай наперегонки!
И мы плаваем наперегонки, долго, с удовольствием, и я, пожалуй впервые за долгое время, просто отключаюсь от реальности, словно снова возвращаясь в свое солнечное детство, когда лето было равно морю, жаре и свободе.
Будто не было этого ужасного года, отнявшего у меня маму, да и меня саму тоже забравшего.
Я ощущаю себя легкой, свободной и смелой. Как в детстве, где все было хорошо, где был дом, мама и лето.
И впереди только солнце и счастье.
__________________________________________________
Ты помнишь, как носились по песку
И по следам играли в шерлок холмса
и как пугали дятла на суку
и верили, что все еще вернется
и что все будет, песня ведь не врет
и что все в мире правильно и чисто
мы так свободно двигались вперед
и не боялись в чем-то ошибиться
работа над ошибками — и все
все исправимо, все еще вернется
а жизнь смеется и вперед несет
над нашими надеждами смеется.
ты помнишь солнце, море и легко
меж наших пальцев проскользнувших рыбок
и восемнадцать где-то далеко
есть время для игры и для ошибок
и мама улыбнется и простит
вздохнет и мягко в носик поцелует
а жизнь все убыстряется, летит
ее ошибки наши не волнуют
во взрослом мире, в суете людской
мы встретившись глазами, улыбнемся
ты помнишь море, счастье и покой?
послушай, а давай туда вернемся…
14.11.23. М. Зайцева
Глава 34
Артем Артурович, как и положено нормальному спокойному мужчине, на обеденный сон уходит с достоинством. Пару раз взревнув, легко утыкается светлой головенкой в мамины коленки и уже через пару минут довольно сопит, загадочно улыбаясь во сне.
Алена Тагировна, как истинная леди и дочь своего отца, имеет на все свое мнение, хмурит темные брови и на аргументы в пользу целебного дневного сна отвечает категорическим “неть”.
В итоге Аня, не выдержав, уносит ее в сторону дома, и Аленка, осознав, что ее насильно сейчас заставят делать то, чего ей совсем не хочется, разражается громогласным протестующим ревом.
Я опасливо смотрю на Артемку, которого Ляля переложила с коленей на мягкий лежак и накрыла легким пледиком, вдруг сейчас проснется.
Алена — девочка громкая.
Но Ляля, поймав мой взгляд, улыбается:
— Нет, Артемка теперь часа два точно проспит, ничего его не разбудит.
Мы
