Измена, босс и очень интересный вопрос - Натали Нил
Пожилой доктор подходит к нам, говорит устало:
- Кто из вас отвечает за неё?
- Я. – мне приходится прокашляться. – Я отвечаю за Ладу Ильину.
- Кем ей приходитесь?
- Она моя невеста.
- Невеста, значит... - доктор кивает. - Что ж... Если можете, перевезите её отсюда. Здесь не до отдельных личностей. Мы зашиваемся, а девочке понадобится хороший уход.
- Да, конечно.
Макс уже набирает номер частной скорой, я – номер частной клиники. Пока ждём машину, находим Дэна. Забираем и его. Ни Ладу, ни Дэна нам отдавать не хотели. Не родственники. Но шуршащие бумажки всегда делают своё дело. Для порядка созвонились с частной клиникой, выяснили, что везём людей к ним, сняли наши данные, и вот мы уже мчим за воющей скорой пустыми улицами ночного города.
Пока Ладой и Дэном занимаются врачи, отсылаю смс родителям и Лесе. Молча, сидим с Максом в комнате ожидания. В голове какого-то чёрта крутится песня Наутилуса «я так хочу быть с тобой… и я буду с тобой… в комнате с белым потолком с правом на надежду…»
Наконец, выходит доктор. Садится рядом.
- Следующие два-три дня буду решающими. Ожоги второй степени. И, поверьте, это не самое страшное. Мы не знаем, сколько она дышала угарным газом. Как только девушка придёт в себя, сможем оценить поражения нервной системы… простите, должен предупредить… они могут быть ужасающими.
Только силой воли мне удаётся сохранить спокойствие.
- Какими?
- Угарный газ вызывает необратимые повреждения мозга. Девушка может измениться навсегда. Мы не знаем сколько она пробыла в задымлённом помещении… Простите, но я обязан вас предупредить.
Повреждения мозга… Звучит, как приговор. Я без сил откидываюсь на спинку мягкого кожаного дивана, забрасываю руки за голову, переплетаю пальцы и шумно выдыхаю.
- Держитесь. Лада сейчас в медикаментозном сне. Как только она проснётся, вас позовут. – доктор кивает нам и уходит.
- Рус… - начинает Макс, но я почти грубо прерываю его.
- Не надо. Просто молчи. Всё будет хорошо. - и повторяю, как заклинание. - Всё будет хорошо…
Глава 44.
Руслан
Приехала заплаканная мама Лады с Тимуром. У меня челюсти свело. Но бывший муж протянул руку:
- Нам нечего делить. Если что-то надо, я помогу. Всем, чем могу. Только скажи.
И я пожал его ладонь…
Утром в комнату ожидания зашли мои родители. У меня очень сильная мама – профессор, преподаватель философии и политологии в университете. Сегодня на её лицо страшно было смотреть… Она обняла меня, притянула к себе… и я плакал, наверное, впервые с самого раннего детства. Мама гладила меня по голове:
- Мы справимся… мы со всем справимся…
Как с этим можно справиться? Как справиться с отчаянием, парализовавшим сознание, отравившим мозг, задавившим надежду… Когда страшно так, что руки дрожат.
Нам принесли кофе и какой-то завтрак. В горло ничего не лезет. К обеду врач пригласил Екатерину Борисовну и меня в кабинет. На негнущихся ногах зашёл в светлую комнату с белым потолком.
- Мы разбудили Ладу… Общее состояние стабилизировалось. - доктор снял очки в тонкой золотистой оправе. – Думаю, вашей дочери повезло. – сказал заплаканной Екатерине Борисовне. – Наблюдаются последствия стресса. Но это, в общем-то, нормально в такой ситуации. Критических изменений в нервной системе мы не фиксируем. Пока. А вот с ожогами… - он вздохнул. – Ожоги местами углубились и перешли в стадию IIIа.
Мама Лады охнула.
- Как же так…
- Понимаете… мы не знаем, сколько времени прошло с момента ожога до оказания первой профессиональной помощи. За это время верхние обожжённые слои кожи превратились в горячий компресс для нижних слоёв. Сейчас главное, чтобы ожоги не перешли в следующую стадию. Вот тогда только терапией лечение уже не ограничится… Кроме того, существует опасность инфицирования раневой поверхности, сепсиса и пневмонии. – он развёл руки. – Конечно, Лада под нашим постоянным контролем. Будем надеяться, молодой организм справится.
Я прочищаю горло.
- Доктор, можно к ней?
- Можно. Только ненадолго. Девочка эмоционально нестабильна.
Мы с Екатериной Борисовной заходим в отдельную ВИП-палату. Лада лежит с закрытыми глазами. Страшное зрелище…
- Ладушка…
Лада открывает глаза. Они тут же наполняются слезами.
- Мама… - голос хриплый, не моей девочки.
Лада тут же заходится кашлем. Тянет руки в марлевых повязках ко рту. В палату заходит медсестра.
- Нет-нет, Лада, подождите! - она сама прикладывает к губам моей девочки бумажную салфетку. На белоснежной мягкой бумаге остаются тёмные следы. Это чертовски пугает.
- Что это? – спрашиваю медсестру.
- Копоть… - вздыхает она тихо, быстро комкает салфетку и снова Ладе. – Не надо ручки беспокоить. Я вам помогать буду.
Подхожу к кровати. Не знаю, что сказать… все слова застряли в горле. Лада переводит на меня взгляд нереально голубых глаз, качает лысой головой. От шикарных золотистых волос остались обгорелые пеньки. Хрипит:
- Не смотри на меня!
Снова руки к лицу тянет. Старается закрыться.
- Уходи…
- Лад…
Она отворачивается от меня:
- Уходи! Пожалуйста…
- Руслан… - Екатерина Борисовна тронула меня за плечо. – Давай, выйдем.
Мы снова в комнате ожиданий.
- Прости, Руслан. Я бы тоже не хотела, чтобы мой муж видел меня в таком виде и состоянии. Пусть пройдёт немного времени… Пойми, пожалуйста. Не обижайся.
Я понимаю. Но, чёрт побери, я хочу быть рядом! Вместо протеста протягиваю матери Лады карточку.
- Здесь много денег. Не жалейте. Всё, что надо, покупайте. Не экономьте, пожалуйста.
Она не протестует. Забирает карту.
- Спасибо, Руслан. Я всё верну тебе…
Нервно перебиваю её:
- Екатерина Борисовна!
Она смущается, трёт лоб рукой:
- Прости… я не привыкла… - вдруг обнимает меня, утыкается лбом в грудь, плечи вздрагивают.
Выхожу из больницы на воздух. В груди пусто. Моё сердце осталось там – в палате с Ладой.
Макс спит в машине. К своему стыду, я забыл про него. Усаживаюсь на переднее сидение и хлопаю дверцей. Макс просыпается, трёт руками помятое лицо.
- Как она?
- Хреново…
Макс понимающе кивает.
- Домой?
Домой… В дом, где нет её…
Лада
- Мам… расскажи… - который раз прошу маму.
- Да что рассказывать, Ладушка? Мы же сами ничего не знаем. – мама врёт и не краснеет.
Вздыхаю и захожусь кашлем. Мерзкая чёрная мокрота всё отходит и отходит. Сколько ж я этой дряни вдохнула?
-
