Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar
Дааааа.
Тошусай моргнул, услышав змеиный голос. Остальные, казалось, не обратили на него внимание.
Они не слышат меня. Они слишком сильны. Но ты…
Рука Тошусая опустилась на катану, и он осмотрел окружающий лес.
Нет, меня там нет, но ты совсем скоро меня увидишь. Другие не смогут тебя спасти, Тошусай.
Он ахнул, страх сковал его дыхание.
Йошинобу взглянул на него, прищурившись.
- Я в порядке. – Отмахнулся Тошусай. Он не мог рассказать остальным. Если они почувствуют в нем слабость, они не будут доверять ему в бою. Он будет влачить эту тайну в тишине. Он заставил себя сделать медленный долгий вдох, успокаиваясь от дурного предчувствия, сковывавшего его душу.
Ненадолго…
Тебе не напугать меня, óни. Солгал Тошусай.
Óни не ответил.
Тошусай выдавил демоническое существо из своих мыслей и окунулся в покой событий прошлого…
* * * * *
Кентаро ожидал его на вершине грязевой насыпи, посреди небольшой поляны. Трое других самураев, одетых в иссеченные в битвах до-мару и щербатые кабуто, стояли слева у края леса. Их руки были сложены на груди, и все они смотрели прямо перед собой.
Тошусай остановился, борясь с желанием достать оружие. Он не знал, какова была цель Кентаро, но пристыдить его в бою, а затем издевательски отказать ему в возможности искупления, не было поступком благородного человека. Несмотря на свое волнение, Тошусай почувствовал мелкую, но распаляющуюся искру любопытства.
- Подойди. – Подозвал его рукой Кентаро.
Тошусай прошел на поляну, наблюдая за другими самураями боковым зрением, и остановился в нескольких шагах от улыбающегося кота.
- Эти люди, вокруг тебя, самураи, - Кентаро обвел их взмахом руки. – Но так было не всегда. Они были прежде, как и ты, очимушами. Я предлагаю тебе ту же возможность, что предложил им; возможность вернуть свою честь.
Тошусай взглянул на остальных, но они оставались неподвижны, с немигающими взглядами. Присмотревшись к ним ближе, он заметил, что их иссеченные доспехи были покрыты грязью и болотной жижей. Они явно находились здесь довольно долго; возможно, столько же, сколько и он. И все же, теперь они стояли вместе и несли себя, подобно самураям.
Тошусай вновь перевел внимание на Кентаро.
- Как? – он не сомневался, что тот говорил правду, но это явно было не все.
- Сними свой доспех и оружие, и встань в центр этой насыпи. – Кентаро шагнул назад, открыв небольшой квадратный камень, на который он указал рукой.
- Зачем? – Тошусай носил свою до-мару, не снимая, несколько месяцев.
Кентаро ничего не сказал.
Частичка души Тошусая кричала ему подчиниться, сделать все, что угодно, чтобы закончить его бессмысленные скитания и бездушное существование. Остальная его часть была равнодушна. Он пожал плечами, и снял дайшо и до-мару, позволив им упасть на землю. Он ступил на камень.
Импульс энергии прошел сквозь него, и он почувствовал, как его ноги приросли к камню. Руки застыли у тела, и он понял, что был полностью парализован и уязвим.
Кентаро вынул свой вакизаси.
- Если ты лишь планировал убить меня, почему не сделал это раньше? – выкрикнул Тошусай. Как смел он обвести его на тонком поводке надежды, лишь затем, чтобы убить здесь.
- Я не привел тебя сюда, чтобы убить.
- Тогда зачем? – Тошусай прекратил бороться.
- Я привел тебя сюда, чтобы помочь. – Кентаро замолчал. – Ты должен ответить на один простой вопрос.
- Какой вопрос?
- Почему у тебя нет чести?
Тошусай ощетинился, но был не в состоянии что-либо сделать. Вопрос всколыхнул поток воспоминаний на поверхность его памяти. В нем начал набухать сгусток ярости.
- Потому что поставил свою семью превыше моего даймё.
Глаза Кентаро потемнели. – Неверно. – Он полоснул Тошусая по груди. Его клинок разрезал одежду и вонзился в плоть.
Кровь вытекла из раны, впитываясь в лесную зеленую тунику Тошусая. Он поморщился.
- Что во имя солнца ты делаешь! – Его ярость бушевала под защитной стеной его онемения.
- Почему у тебя нет чести? – проигнорировал его вопрос Кентаро.
- Я ослушался указа своего даймё! – Буря ярости пробила трещину в стене, так долго защищавшей его от любых чувств и эмоций.
- Неверно. – Кентаро полоснул еще раз, накрест первой ране.
Тошусай стиснул зубы от боли и желания напасть на самурая, протискивавшихся сквозь трещину, и превращающих онемение в сырую эмоцию.
- Почему у тебя нет чести?
- Я нарушил путь самурая! – Трещина расширилась, и ярость вырвалась сквозь нее.
- Неверно. – Кентаро вонзил лезвие ему в бок.
Тошусай вскричал, и стена раскололась окончательно. Онемение осыпалось, и его гнев на действия Кентаро начал жечь его изнутри, опаляя его жилы. Он широко раскрыл глаза, когда годы ненависти и отвращения к самому себе заполнили его до краев. Его душа требовала отмщения.
Первые капли его крови упали на землю, от чего она затряслась. Он содрогнулся вместе с ней, и непременно бы упал, если бы не магия, удерживающая его на месте. Насыпь осыпалась внутрь, затягивая Тошусая вниз, поднимаясь вокруг его ног. Его жидкая ярость перешла в панику, и он пытался пошевелиться, чтобы не уйти под землю полностью.
Его погружение замедлилось, когда сырая почва достигла его колен.
Кентаро мрачно кивнул.
- Что ты сделал?! – Грудь Тошусая сжалась, лишая его воздуха. – Ты заплатишь за это предательство!
- Твоя кровь пробудила голод болота. – Глаза Кентаро призывно смотрели на него.
- Ты привел меня сюда, как жертвоприношение! – Тошусай представлял себе, как душит улыбающегося кота голыми руками.
- Почему у тебя нет чести?
- Ты спрашиваешь, почему у меня нет чести, а сам отдаешь меня черному сердцу болота! – Прорычал он.
Улыбка Кентаро помрачнела. – Я лишь задаю вопрос. Это ты отдаешь себя болоту.
Пот капал со лба Тошусая, застилая глаза, пока он боролся с невидимыми путами, крепко удерживавшими его. Все было бесполезно. Он не мог разорвать заклинание. Его спасение, если оно существовало, находилось в верном ответе на вопрос хитреца. Его время быстро заканчивалось. Грязь уже почти достигла его бедер. Он с усилием встряхнул мысли, концентрируясь сквозь красное пламя гнева в его разуме на своем бесчестии.
- Почему у тебя нет чести?
- Потому что мой даймё несправедливо отобрал ее у меня, также, как и ты стремишься лишить меня моего искупления! – Его душа требовала
