Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»
Из соседних, расположенных за лесом в противоположную от Балуйска сторону держав, на деревенские поля часто проводились набеги. «Печенеги» опустошали грядки и уводили в рабство скот. Спасая имущество, луковчане выменяли у проезжавшего через деревню цыганского табора ручной пулемет за семь коров. С тех пор, заметив агрессора, он немедленно заливался кашляющим металлическим лаем. Набеги прекратились, и пацифист Скрыник, поразмыслив, принял пулемет как необходимый в хозяйстве, не менее воровства способствующий развитию мира, атрибут республиканского бытия.
К описываемому дню железный «эрдельтерьер» стоял на чердаке уже два года, и население Федеративной Республики Луково воспринимало его как неотъемлемую часть родного пейзажа.
IIВ полдень по выходящей из леса к деревне Луково грунтовой дороге шагали трое странно одетых для первого десятилетия двадцать первого века путников. Первый – молодой человек средних лет, черноволосый, со строгим задумчивым лицом, – уверенно ступал босыми ногами в дорожную пыль. В двух метрах за его спиной, касаясь друг друга плечами, следовали огромный пожилой, совершенно седой мужчина и невысокая стройная девушка с большими ясными глазами. Мужчина шел тяжелой шаркающей походкой грузного человека в летах. Девушка аккуратно ставила босые детские ноги, стараясь не наступать на камешки.
Странность внешнего вида полуденных путников выражалась в том, что все они были одеты в белые домотканые очень широкие и грязные одежды: на мужчинах – брюки и рубашки, девушка – в длинном до щиколоток платье и старом платке из того же белого льняного материала. У каждого из пешеходов на перекинутой через плечо палке висел узелок, карманов на одежде не было.
Пожилой мужчина и девушка изредка перекидывались ленивыми фразами, не поворачивая головы в сторону собеседника. Молодой человек в разговоре не участвовал, глядя вперед на замаячившую вдали деревню.
– Оленька, – говорил мужчина, – если в течение ближайшего часа нас не накормят, клянусь, я совершу преступление.
– Не отчаивайтесь, Витольд Аристархович, – успокаивала девушка. – Впереди большое село, может, удастся добыть у крестьян что-нибудь съестное.
– Сомневаюсь, – вздохнул мужчина. – С утерей последней имевшей товарообменную ценность тряпки наши шансы поесть равны нулю – не тот сейчас крестьянин, ох, не тот! Вот, помню, в Новой Выставке собаку мне подарили…
– Однако, друзья, – оглянувшись, прервал его воспоминания молодой человек, – у меня хорошее предчувствие. Прошу обратить внимание на открывшуюся нашим взорам деревеньку. Видите пулеметное гнездо на чердаке крайней избы?
– И что с того? – без энтузиазма в голосе спросил мужчина.
– Многое! В отгороженные от мира пулеметами группы людей трудно проникнуть, но уж если проник… За железным занавесом селяне отвыкают от иноземцев, значит, будут слушать все, что скажем. А слова у нас всегда найдутся! Эру обмена товара на товар в нашей жизни объявляю законченной! Мы вступаем в эру обмена товара на качественно произведенное слово. Аристарх, почем нынче логос в российской глубинке? Глядеть весело, казаки! Через сутки вы станете переборчивыми в пище, словно юный король на званом обеде гильдии сапожников. Предлагаю присесть на обочину и выслушать план действий.
Сойдя с дороги, путники уселись в начинающую желтеть траву и устало вытянули босые, испачканные в пыли ноги.
Ян Шубин начал подробно объяснять Витольду Аристарховичу Симановичу-Винскому и Ольге Натковской свой план.
Между тем на чердаке за пулеметом показалась голова давно не чесаного блондина.
– Дядь Коль, – крикнул он старику во дворе, – скажи-ка мужикам, что с перелеску народ валит!
Через полчаса из деревни появилась не очень большая, человек в полтораста, толпа крестьян. Выйдя на околицу, они остановились и уставились на дорогу. К левому крылу толпы примкнули две мечтательные коровы и заплаканная овца. Со ствола пулемета исчезла предохранительная калоша, и он выжидательно развернулся в направлении приближающихся к Луковской республике чужаков.
– Сейчас, Аристарх, запомните основное, – давал Шубин последние наставления Симановичу-Винскому, когда до крестьян оставалось каких-нибудь сто метров, – во всем, что касается потусторонних сил, человека нельзя обременять деталями. Главное, дать направление мысли, остальное он додумает сам. Чем меньше слов, тем больший эффект. И не заискивайте, будьте строгим, тут уважают силу! Далее по плану. Ольга, не глядите на людей, старайтесь, не моргая, смотреть в небо. Сегодня для вас существует лишь оно.
Верхушки обрамляющих деревню лип согнулись от налетевшего порыва ветра. Невдалеке от толпы со стерни скошенного пшеничного поля внезапно поднялась в воздух стая ворон, и небо над головами селян взорвалось пронзительным карканьем. Буренки прекратили мечтать, развернулись и, подбрасывая зады, понеслись к деревне. Овца, прижавшись к людям, боязливо опустила голову и закрыла глаза.
Витольд Аристархович, широко ставя огромные грязные ноги, уверенно шел на чуть оробевших «республиканцев». В пыли за его спиной оставались широкие следы с растопыренными от охватившего художника напряжения отпечатками пальцев.
«Наверное, так шли на сомкнутый строй мои боевые слоны. И все-таки, к чему эта идиотская фраза из сквера?..» – подумал Ян, всматриваясь в лица крестьян.
Точно следуя наставлениям хорунжего, Ольга смотрела в небо и гладила рукой воздух над плечом.
Витольд Аристархович, пронизывая взглядом толпу, глядел вглубь деревни. Грива его белых волос развевалась на ветру. Глаза художника голодно блестели. Штанины, рукава и полы необъятного домотканого одеяния хлопали, словно паруса меняющего курс фрегата. Говоря кратко, не внушить уважения отвыкшим от иноземцев луковчанам передний из пришельцев не мог.
Подойдя к упорно не освобождающей дорогу толпе, Симанович-Винский дико сверкнул правым глазом, рокочущим басом прогудел:
– Уйди! – не останавливаясь, рукой отодвинул несколько крестьян в сторону и зашагал в Луково.
– Не мешайте старцу Аристарху, – утробным голосом обратился к луковчанам Шубин. – Горе вам, люди! Горе страшное! Не стойте на пути спасающего! – и, ухватив обозревающую небеса Ольгу за руку, устремился за художником.
Недоуменно переглянувшись, крестьяне побрели за ними.
– Я извиняюсь, вы кто такие будете?.. – догнал Яна Мирон Скрыник.
– Долго рассказывать, – не глядя на него, ответствовал тот. – Достаточно сказать, что через десять минут в деревне нас уже не будет. Четвертый день идем без остановок. Ваше село сороковое.
– Да куда же?
– Нельзя об этом, паника начнется. Мы не вправе присвоить даже мгновения из отпущенного Им. Пусть отмеренное останется незыблемым. Пулеметы ставите? В землю цельтесь, в землю! Там враг. Единственный и настоящий!
Миновав в центре деревни продуктовый магазин с заколоченными накрест ставнями, Витольд Аристархович выбрал избу побогаче и внезапно остановился, как бы пораженный увиденным.
– Вот! – вскричал он и, завалив ярко раскрашенный штакетный забор, наступив на него, вбежал во двор.
Смертельно напуганная цепная собачонка, сорвав цепь, умчалась в огороды. Куры брызнули врассыпную. Взметнулись к облакам голуби.
Витольд Аристархович подбежал к стоящей на краю подворья старой полувысохшей березе. На секунду замер, затем рухнул на землю и обнял руками белый в черных трещинах ствол.
– Милая… Успел все-таки! Ну все, все. Не бойся! Теперь уже ничего. Теперь мы вместе. Теперь не одолеют. Да разве ж я позволю?! А ты не ждала уже? Не верила… Место я не рассмотрел, потому замешкался. Сорок сёл прошел. Как же ты так-то? Разве можно? – по щекам художника, оставляя чистые полосы по грязи на лице, текли слезы.
Крестьяне во главе с Яном и Мироном Скрыником остановились на дороге в двух шагах от поваленного штакетника.
– Чего это он? – шепнул Скрыник.
– Цыц, не мешай старцу! – громким шепотом ответил Шубин. – Велик подвиг его. Двадцать лет в лесу жил. А недавно откровение ему было. Пятого дня вышел и – прямо к нам в монастырь. «Пошли, – говорит, – великая беда идет на Русь. Если не успеем до полнолуния березку спасти, на тысячу верст вокруг нее пустыня будет. И придет она через тридцать и три дня после смерти березки».
Услыхав шепот Шубина, толпа зашевелилась, передние стали передавать слова задним.
Вволю наплакавшись, старец Аристарх поднялся с земли, повернулся к крестьянам и стал внимательно рассматривать их лица.
– Хм, – сказал он с удивлением в голосе, – не пойму… Вроде обычные люди? За что избраны? – добавил строгости. – Чего стоите, истуканы? Пилы несите да топоры! Да землицы. Чистой землицы! Родник найдите нерукотворный. От его дна возьмите. Быстро, чада глупые! От вас все. От вас, неразумные. От греховности вашей!
