Сага о бескрылых (СИ) - Юрий Павлович Валин
Забор и сверху оказался украшен: шнурки тонкие натянуты, к ним колокольчики подвешены. Разумно. Пришлось срезать с куста короткую рогульку, подняться по узорчатой стене, и очень осторожно приподнять-оттянуть нижний шнур. Рыжий мальчишка был уж на что худ, но едва проскользнул. Лоуд сняла рогульку, и морщась, — рубцы на спине о себе напоминали — направилась вглубь сада. Меж деревьев стояли светильники, бросали алые всполохи на листву ровных, словно специально обстриженных кустов. Оборотень удивлялась саду, не забывала прислушиваться — на всей полосе длинного, почти бесконечного мыса Конца Мира собак не водилось, но Лоуд помнила их, тварей ублёвых, по иным, не столь благополучным местам. К счастью, гавканья, рычания и скуления слышно не было. Зато звуки флейты из дома донеслись, потом какая-то шмонда запела.
Лоуд стояла, прикрытая столом юной тонкой смоковницы, слушала столь же юный голос певицы — та выводила непонятные слова отвратительно старательно. Наверняка, стройна, светловолоса, и вообще ублёвка до мозга костей. И ведь ни слова не понять. Взрезать такое горло, да глянуть что там внутри такого особенного, не дающего на нормальном языке песни петь.
С горлом певички придется подождать: Лоуд видела двух часовых, третий угадывался по тени. Серьезные бойцы, в панцирях, поножах, шлемах с какими-то перьями на темени. Довольно смешные гребешки, но стоят разукрашенные воины-припёрки бдительно, почти не шевелясь. В дом проскочить не получится, да и окна сомнительные: стекла небольшие, в сети тонких, должно быть, свинцовых переплетов. Оборотень осторожно отступила подальше, пытаясь определить окно, из которого неслись мерзкие рулады. Вычислить не удалось, зато Лоуд увидела мужчину: этот ющец, небрежно опирался о подоконник, лицо и грудь полускрывал оконный переплет и мягко развеваемая сквознячком ткань, четко видна лишь рука и кубок, стоящий у сетки-переплета. Посудина серебряная, дорогая. Сам Шлюман? Смутно угадывалось, что мужчине лет под пятьдесят, вполне мог и хозяином оказаться.
Шлюман, или кто он там, отступил вглубь комнаты, так и не позволив себя рассмотреть. Лоуд посулила подзаглотнику в следующий раз, по доброму Храмовому обычаю, приколотить ладони гвоздями к подоконнику, чтоб скромник вволю поорал-покрасовался. Но мерзавец обратно вернуться и не подумал, из окна донесся разговор, вроде бы и детский голос слышался. Слава богам, хоть девка петь-завывать прекратила.
На этом удача оборотнихи-шпионки и закончилась. За забором по мощеной мостовой протопало несколько человек, у скрытых ненормальными кустами ворот, послышался разговор — тревожные вестники от невольничьих загонов прибежали. Сейчас начнется…
Путь отхода Лоуд уже наметила: сначала между деревьями и кустиками с крупными цветами, потом по тропинке, выложенной камнями, за угол и ниже, к морю. Пробиваться через стены никакого желания у оборотня не имелось, да и ждать далее неблагоразумно. Правда, на углу стоял часовой, но он всего лишь человек.
Взяв облик поудачнее, Лоуд двинулась вдоль дома. По пути сорвала цветок — припёротый стебель больно уколол палец. Пахло от огромного бордового бутона почему-то обычной розой. Но не бывает же таких крупных роз? Удивляясь и стараясь не цеплять подолом колючие кусты, оборотень плыла по тропинке. Вот всем хорош облик красавицы, столь восхитивший прыгучего жреца, но поступь неспешной плавности требует. У ворот заговорили громче — на ругань перешли…
Часовой смотрел в сторону ворот, скромно ступающую красавицу заметил с опозданием. Уставился, не веря своим глазам. Магия, чудо и вообще полное волшебство, пусть и не очень сисястое. Лоуд, играя розой (Белоспинный нож, развернутый клинком к локтю и прикрытый рукавом, ждал) прошла в шаге от воина. Тот, бритый и молодой, пялился, словно ничего прекраснее сроду не видел. Рот раскрыл:
— А…
Оборотень обернулась, нахмурила тонкие бровь, погрозила герою цветком. Страж медленно закрыл рот, только вослед смотрел, следил как тесно-синий шелк подола платья дорожку заметает.
Тропинка плавным изгибом спускалась к берегу, по правую руку светлело строение, за ним угадывался забор — все это хозяйство оборотню не очень требовалось, зачем часовых смущать? Лоуд взяла левее, зацепилась подолом за колючки, но вышла к уступу, выложенному мозаикой. Дальше начинались пристани, доносился скрип снастей и плеск волн. Собственно, крошечная пристань имелась и здесь: настил, прикрытый скалой на относительном мелководье, рядом лежали вытащенные на песок лодочки — крошечные, словно не для дела построенные, а для забавы. Еще одна лодка покачивалась у настила, оттуда странные шорохи доносились. Оборотень удивилась: уж не завел ли здешний домовитый хозяин себе раба-тритона для особых морских игрищ?
Нет, все проще оказалось.
— Грешите, ублёвое племя? — вполголоса поинтересовалась Лоуд.
Подскочили с плаща, разостланного в лодке, воин свою тунику одергивал, девица нагую грудь прикрывала.
— Стыда не ведаете, — печально констатировала оборотень, придержала подол и легко спрыгнула в лодку. Суденышко качнулось, роза упала на колени девки, нож с радостным хрустом вошел в глаз любовника-героя — воин лишь вздрогнул и запрокинулся. Лоуд успела стиснуть горло собравшейся завопить подруге покойника…
Пришлось придушить — девка ослабла, перестала биться. Лоуд отвернула смазливое девичье личико в сторону моря, заставила на Луну взглянуть и Темной Сестре взмолиться, лезвие у горла прочувствовать. Вопросы начала задавать. Ну, мозгов у служанки имелось куда поменьше чем у пустоголового оборотня, да и смерти шмонда боялась глупо, до судорог. Собственно, разговоры разговаривать и времени не было — у дома суматоха нарастала, оружием уже бряцали. Сейчас хватятся героя, что сейчас изумленно и слепо борт лодки разглядывает.
— Отпусти! — взмолилась девка. — Я все сделаю, никому не скажу!
Лоуд улыбнулась. Можно и оставить. Сказке о черноволосой красавице, что с ножичком и розой гуляет, мало кто поверит, пусть даже под пыткой служанка с часовым в один голос о том визжать будут. Но если людей живыми оставлять, то какой смысл в дарковом бытии?
— Со мной пойдешь, — прошептала Лоуд.
— Я плавать не умею!
— Так и не надо…
Служанка за борт пыталась уцепиться, но какая сила в человечьем неумелом теле? Плеснула вода соленая, вместе пошли ко дну. Лоуд обхватывала руками и ногами бьющееся тело жертвы, смотрела вверх: лунный свет смешивался с сиянием факелов и фонарей — видимо, на всплеск охранники поспешили. Играли волны и огонь тенями, в глубину оранжевый блеск пытался заглянуть, камнями и водорослями полюбоваться. Прекрасно море — истинный дом бродячего рода коки-тэно, ну как эту соленую прохладу не любить?
Окончательно смирилась служанка, легла на дно — мелкие черноперки озадаченно в стороны брызнули, подол туники целомудренно колени молодой шмонде прикрыл — море оно такое, уж слишком милосердное…
