Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год
Мне очень хотелось увидеть в Жупанове ту самую Прасковью Александровну, о которой так ясно и хорошо говорил Науменко. Да не только он один. Увы, не повезло: Киселева была на маршруте.
...Мы шли с Гусевым по плотному влажному береговому песку, шли вдоль бесконечной пенистой линии прибоя. Говорили о том, что заповедник вроде бы считается сухопутным, а выходит к океану. Здесь и популяцию каланов охраняют, и птиц морских, и лосося, что на нерест идет. Естественно было бы не разрывать сушу с водой, прирезать заповеднику полоску акватории. От этого и природа бы выиграла, и исследования можно было бы вести комплексно, да и заповедник, получив свой малый флот, решил бы немало проблем — снабжения, строительства, надежной водной дороги к заповедным берегам.
Через несколько дней после нашего полета я узнала, что в контору заповедника пришла бумага, в которой говорилось, что облисполком решил просить Совет Министров РСФСР объявить трехмильную экваториальную зону вдоль тихоокеанской границы Кроноцкого государственного заповедника его территорией для охраны природы и изучения фауны моря. Это была та самая бумага, которую ждал в Москве Анатолий Михайлович Шалыбков, начальник отдела заповедников Главохоты.
...На подходе к Петропавловску вертолетчики получили сообщение: приближается циклон. И действительно, через час, когда мы уже были на земле, страшный ливень обрушился на город. Так штормовым ветром и звоном оконных стекол завершился день коротких встреч. И это завершение вернуло мне состояние, которое я испытала утром в ожидании летной погоды: кроноцкая земля — как нечто прекрасное — снова стала недосягаемой.
Л. Чешкова, наш спец. корр. п-ов Камчатка
Рукотворные озера Камагуэя
Впереди едет автофургон серебристого цвета. Он притормаживает и сворачивает на гравий, направляясь к группе легких строений в окружении пальм, расположенных в километре от шоссе. По борту автофургона — синяя полоса и буквы ICP: сокращение от «Институтс кубано де песка» — Кубинский институт рыболовства. Такие машины десятками видишь каждый день в Гаване, особенно в районе порта. Но что «Институтс де песка» делает здесь, далеко от моря, в поселке животноводов провинции Камагуэй? Автофургон окружают женщины. Короткий оживленный разговор с водителем, взрывы смеха, и вот уже довольные домохозяйки расходятся по домам. В руках у каждой — прозрачный пакет со свежей рыбой.
— Тилапия! Ох и вкусна! — комментирует наш всезнающий и потому незаменимый водитель Гильермо. Высунувшись в окно, он пылко бросает вдогонку дородной мулатке, величаво шествующей мимо:
— Королева! Если ты так же здорово стряпаешь, как ступаешь по земле...
Настоящий кубинец, Гильермо не может оставить женщину без комплимента.
Царство тилапии оказалось близко — водохранилище Химагуайю, рукотворное озеро площадью почти 190 гектаров. Закатав по колено штанины, я лезу в лодку рыбаков Ховито Сиснероса и Армандо Камачо. Сидящий на веслах Армандо — веселый белозубый парень в выгоревшем армейском кепи — плавно гребет туда, где качающиеся на волнах пластиковые шары-поплавки обозначают верхний край сети. Там уже стоят несколько лодок, хлопочут рыбаки.
Вода под нами густого зеленого цвета. Скорее угадываешь, чем видишь: колышущиеся темные пятна на глубине — это скопления водорослей. Местами они подступают к самой поверхности, и, когда лодка наползает на бурую массу, раздается мягкое шуршание. Непонятно откуда слышится «кроак-кроак» — звук, очень похожий на кваканье «рана торо» — лягушки-быка.
— Это пасется тилапия,— вносит ясность Армандо. Он студент-заочник, учится на гидрографа. А промыслом пресноводной рыбы занялся потому, что, во-первых, это дело на Кубе новое, во-вторых, работа поможет ему изучить режим рек и озер родной провинции Камагуэй.
...Кое-где из воды торчат верхушки полузатопленных деревьев. Их протянутые к небу серые безжизненные ветки — как раскрытые ладони. В сезон дождей, когда объем водохранилища увеличивается до 80 миллионов кубических метров и уровень повышается, вершины мертвых деревьев скрываются под водой.
Неподалеку на шапке жухлой травы сидит серая птица. Она снимается с места и, крича, проносится над нашими головами.
— Баклан,— говорит с кормы Ховито, рыбак постарше.— Повадились воровать рыбу из сетей, да сами в них и попадаются.
Кроме бакланов, на озере постоянно живут утки-ягуасы, пеликаны, зимородки, а осенью прилетает множество пернатых с севера.
Слегка сдвинув сомбреро на затылок, так что на лбу обозначается полоска не тронутой солнцем кожи, Ховито смотрит вверх.
— Ну и печет! Жарит в самое темечко! А вода вот-вот закипит!
Улов из сетей вынимают трижды в сутки: рано утром, днем и ночью. Иначе нельзя: потребитель должен получать рыбу свежей. Особенно достается рыбакам ночью — работать приходится с карбидными лампами, и на свет слетаются москиты со всей округи.
— Жалят — спасу нет! — морщится Армандо.— И сквозь одежду, и сквозь перчатки!
Лодка выходит на широкую гладь. Рыбаки неторопливо перебирают сеть, извлекая запутавшихся в ячейках тилапии. В лодках растут сверкающие чешуей, шевелящиеся груды.
— Эй, Моро, брось-ка нам одну!— Ховито прижимает босой ногой шлепнувшуюся на дно нашей лодки горбатую рыбину.— Смотри, какая красавица! — Он протягивает мне крупную тилапию. У рыбы длинный и острый спинной плавник, на коричневатом боку — поперечные полоски.— В любом виде хороша!
— Как и многие другие кубинцы старшего поколения,— говорит Ховито,— я стал приверженцем рыбной кухни совсем недавно. Это все они придумали, молодежь,— кивает он в сторону Армандо, разливающего черный как деготь кофе из литрового термоса. Наша беседа продолжается на берегу, под навесом. Зажаренная в кипящем масле тилапия действительно оказалась превосходной на вкус.
— Парадокс,— включается в разговор Армандо.— На Кубе, где все за милую душу уплетают лягушачьи лапки, пресноводная рыба до последнего времени считалась совершенно неудобоваримой — чем-то вроде червя. Трудно было справиться с таким предрассудком.
— Что верно, то верно,— вторит Ховито.— Рыбу не ели и не ловили. Да и какая она была, в наших-то речушках?! Действительно — червяки в чешуе...
— Ты сам видел,— говорит Армандо Камачо,— реки у нас недлинные и маловодные. В сезон ливней они переполняются и быстро уносят в море влагу, в сухой период мелеют, многие вообще пересыхают. Да еще промышленные стоки... Так что те немногие рыбы, что здесь водились, ползали, можно сказать, в иле. В болоте жили — болотом и пахли.
Действительно, когда в 1962 году специальная комиссия только что созданной Академии наук Кубы по поручению революционного правительства изучила состояние природных ресурсов острова, картина открылась малоутешительная. Из-за хищнического сведения лесов в колониальный период и возросшего потребления пресной воды запасы пригодной для питья влаги катастрофически сокращались, реки и озера мелели и все больше загрязнялись промышленными отходами. Это, естественно, отразилось и на пресноводной фауне. Но, самое главное,— урожай кубинских крестьян полностью зависел от капризов природы. Всегда была опасность, что он погибнет от засухи, а налетит тропический ураган — так от наводнения.
В конце 60-х годов мой знакомый москвич Рамон Солива, выпускник МЭИ, возил меня на строительство плотины Пасо-Секо под Гаваной. Рамон, выросший в Советском Союзе и с детских лет впитавший дух интернациональной солидарности (его отец сражался против Франко за Испанскую республику), вызвался поехать на далекий остров в Карибском море, чтобы помочь кубинской революции.
Рамон строил плотину с нулевого цикла. Он был свидетелем, как на пустынной площадке заурчал первый советский бульдозер, как по рыжей извилистой дороге поползла вереница гигантских МАЗов с бетонными блоками.
Мы стояли с Рамоном на двадцатиметровой насыпи. Перед нами как на ладони открывался котлован будущего водохранилища. На противоположном склоне еще трудились машины, но уже начиналось заполнение, и на дне синело, постепенно расширяясь, блюдечко воды. «Года через три,— говорил тогда Рамон,— мы заполним водохранилище, соберем в него всю выпадающую в сезон ливней воду. И сможем оросить все окрестные плантации и пастбища...»
Так уж мне везло на Кубе, что почти в каждый свой приезд на остров я попадал на открытия новых водохранилищ. В начале 70-х присутствовал на торжественном вводе в эксплуатацию водохранилища «Ла-Хувентуд» в провинции Пинар-дель-Рио, строившегося с помощью советских и болгарских специалистов. Еще через несколько лет видел, как рождалось искусственное озеро Химагуайю...
