Шоколад - Тася Тараканова
— Вот, как раз ваш номер, идите.
Люди за окном маршрутки теперь не радовали, не интересовали, я сидела, уронив руки на колени, тупо смотрела на них. Для чего я еду в неизвестную квартиру? Что буду там делать? Куда он увёз сына? Как я смогу отвести его завтра на линейку? Неожиданно пришла одна ясная мысль — вот так и сходят с ума.
Тётка справа нечаянно толкнула меня в бок, собираясь вставать. Она везла ведро грибов, завязанных сверху платком. Дома сварит грибной суп, оставшиеся грибы будет мариновать или сушить, у неё, наверное, взрослые дети и муж. Посмотрела на усталое лицо соседки. Её ждут домашние хлопоты, меня ничего не ждёт. Судорожно вздохнула, отводя взгляд, давя в себе подступающие рыдания. Нельзя отчаиваться, это просто ещё один плохой день. Завтра утром всё будет иначе.
Позже я сменила маршрутку и, наконец, очутилась в нужном районе. Сто десятый дом, дорогу к которому подсказали добрые люди, оказался кирпичной девятиэтажкой. На лавочке возле искомого подъезда сидели бодрые пенсионерки, которые мельком взглянули на меня, делая вид, что заняты разговором друг с другом. С такими тётушками, знающими всё обо всех, надо дружить. Я остановилась, слегка склонила голову в приветствии, глядя на женщин.
— Здравствуйте, — откликнулись они нестройным хором, цепко оглядев меня с ног до головы.
Я показала им брелок с адресом. Интерес ко мне возрос в геометрической прогрессии.
— Да-да, это здесь, на первом этаже.
— Ох, и квартирка там…
Убитая?
Сердце затрепыхалось где-то в горле. Женщины моментально определили, что расстроили меня.
— Квартира нормальная, соседка баба Клава присматривает. А жильцы все померли.
— Полную помойку хлама оттуда недавно вынесли. Целая бригада работала, вроде покрасили, обои поклеили.
Стало чуть легче дышать. Хоть какая-то забота от состоятельного мужа. Пока мне трудно было называть его «бывшим». Но с этим я справлюсь, это как раз то, о чём я мечтала. Боялась его, а он меня перехитрил, сдал в утиль без возможности аппеляции.
— Это ваш мужчина на белом джипе ремонт делал? — спросила ехидная дама лет за шестьдесят.
Вопрос заставил меня скривиться в болезненной гримасе, ощущение уязвимости и ненужности клеймом проступали сквозь мою жалкую улыбку и желание казаться такой же, как все.
Кивнув на прощание, я вошла в подъезд.
Он блистал свежим ремонтом, что приятно удивило, но перед раздолбанной дверью съёмной квартиры, я впала в ступор. Эту дверь можно вышибить с двух пинков.
Немного помешкав, я открыла замок, шагнула в пустую квартиру. Неприятный запах бывших жильцов не перебила даже краска. На полу перед входом лежал вращающийся ободранный диск для похудения. Я тупо смотрела на него, пока не догадалась отодвинуть ногой. Под диском была приличная дырка в полу. Кто-то сообразительный прикрыл её диском, чтобы не спотыкаться каждый раз и не портить эктерьер.
В туалете стоял голубой унитаз с разломанным сиденьем, в соседнем помещении находилась пожелтевшая от времени ванна, в которой я бы рискнула мыться только стоя. Кухня напоминала набор из старого хлама. Древняя плита с грязными конфорками, небольшой столик, стул, стол — тумба и раковина — вот и всё богатство. Единственная комната радовала стерильной пустотой и кособокой дверью на застеклённую лоджию.
Осмотрев квартиру, я вернулась на кухню и села на единственный стул. Желание увидеть сына, обнять его, поцеловать льняную макушку держало меня на плаву все дни в колонии. Не увидев сына, я поняла, как запросто человек может выйти в окно, проглотить горсть таблеток или шагнуть под машину.
В дверь раздался стук, потом она открылась.
— Есть кто?
Скрипучий старческий голос прозвучал от порога, я даже испугаться не успела, как на кухню заглянула высокая костлявая бабуля в седых кудряшках, очках линзах, длинном цветастом платье, в шлёпках и черных мужских носках. Она бодро протопала ко мне.
— Здравствуй, девонька. Я соседка — Баба Клава.
Я встала, жестом предложив единственный стул.
— Да, я вроде насиделась перед телевизором. Мне в апреле девяносто исполнилось, сейчас девяносто первый.
Я искренне улыбнулась. Бабушка, действительно, производила впечатление весьма энергичной особы.
— А ты что молчишь? Говорить не можешь? Горло болит?
Я вздохнула как можно печальнее. Баба Клава тут же забыла о моей несчастной доле.
— Шестьдесят три года рабочего стажа. С головой у меня порядок, хожу правда с палкой. Однажды пошла без неё, так на ступеньках в подъезде и упала. Но голову подняла. И всё равно, чем больше двигаешься, тем лучше. А ты что такая печальная?
Я обвела рукой убогую обстановку.
— Гляди, вот там.
Бабуся показала рукой на грязное окно. За стеклом болталась пластиковая бутылка литра на полтора, привязанная за верёвку.
— Это сынок придумал. Дружки его придут и стучат. В подъезд не заходят, отсюда вызывают.
По моему лицу баба Клава поняла, что испугала меня.
— Да ты не бойся, сынок помер, и мать схоронили. Дочка у неё осталась — Настя. Мать — то прав давно лишили, а девочку к бабке. Настя тогда в пятом классе училась. Придёт из школы, а тут компания пьяных мужиков. Хорошо, классная руководительница девчонку забирала. Постучит ко мне в дверь, просит, постойте, а то боюсь входить. Зайдём, а там ёлка посередине комнаты и куклы вокруг сидят. Это после новогодних каникул уже было. Учительница потом бабку Настину нашла, помогла опеку оформить.
Баба Клава словно за руку выводила меня из лабиринта отчаяния и беспомощности, в котором я потерялась, не видя выхода. Её рассказ о чужих людях, девочку Настю успокаивал, отвлекал от собственной трагедии.
— Ох, и натерпелись мы от этих жильцов. В дверь стучат, орут, дерутся. То пьют, то сынок наркоман мать бьёт, деньги требует. В милицию звонить бесполезно. Они про них знали, не хотели приезжать. Настя так с бабушкой и жила, потом выучилась в техникуме, замуж вышла, как эти померли, решила квартиру сдавать. Хорошая девочка.
Баба Клава поправила очки — окуляры.
— У тебя есть ненужные вещички? Смотрю, ты такая же худая, как я. Может кофточка или куртка?
Я вынырнула из убаюкивающего состояния расслабленности, отрицательно покачала головой.
Баба Клава крякнула, поднялась.
— Ты двери-то запирай, мало ли кто тут шастает.
Любопытная бабуся заглянула в комнату.
— Где спать думаешь?
В ответ я показала на пол. Где ещё можно спать в пустой комнате?
— Слушай. Сегодня на помойке картон от упаковки холодильника оставили, толстый такой, большой. Иди, забирай скорее. Тут дед с тележкой ходит, утром, как пить дать, утащит. Он деревяшки и бумагу собирает, печку топит в своём доме.
Мысль показалась разумной, я вышла на улицу. Помойка
