Просто работа - Олег Николаевич Борисов
Но вожак стаи не стал пачкать руки. Он небрежно выбил нож из моей руки и рявкнул застывшим рядом парням:
— Раздеть и в яму. Незачем здесь гадить. Кровью все провоняет.
* * *
Следующие трое суток я помню плохо. Даже не кусками, а слабыми отголосками реальности.
Яма рядом со свинарником. Жидкая грязь — не представляю, как не захлебнулась. На мне поначалу присохшие куски бинтов, потом и они отвалились.
В эту вонючую жижу с удовольствием пробирались поросята. Вокруг был выставлен невысокий забор из ошкуренных бревен и плетенки поверх. Поэтому огромные свиньи протиснуться не могли, зато малышня с удовольствием возилась и периодически пихала меня розовыми твердыми пятачками. Но не жрали. Просто сначала пытались заставить поиграть, а потом некоторые устраивались рядом и грели, довольно похрюкивая. Я для них была вроде мягкой подушки.
День сменялся ночью, я валялась в забытьи, изредка пытаясь открыть глаза. Выпитые десятки «лечилок» худо-бедно поддерживали меня на грани жизни и смерти. Под конец я чувствовала, что во мне копошатся черви. Пару даже с огромным трудом выдрала из располосованного пулей бедра. На большее сил не хватило.
На четвертый день почувствовала голод и попыталась встать. В «собачью» позу. И завалилась на бок. Сражалась с собой часов пять. Собирала волю в кулак, поднималась и завалилась обратно. Скулила от беспомощности, материла себя и пробовала снова и снова. Когда окончательно выдохлась, обмякла, привалившись к краю ямы. Хотя — какой это край? Просто ровный глиняный спуск, градусов тридцать максимум. И совершенно непреодолимый для меня.
Очнулась, потому что на шее сомкнулись зубы. Кто-то аккуратно вцепился в загривок и потащил из ямы. Словно беспомощного кутенка. К распахнутой калитке… Надо же, здесь и калитка есть. А я и не заметила.
Упав на густую траву, бездумно уставилась на людей вокруг. Их было много. Пять. Шесть. Десять… Не знаю. Не могла сосчитать. Я вообще ничего не могла.
— Отмойте ее. И в дом.
Меня подхватили на руки и понесли к столу. Судя по многочисленным отметинам на толстых досках, здесь разделывали мясо. В этот раз — уложили полудохлого ходока и стали методично поливать теплой водой, смывая засохшую кровь, наслоения грязи и дерьма. Раз за разом, проводя мягкими пучками пахучих трав, смазывая маслом язвы и присыпая порошками открытые раны. Переворачивая с боку на бок, на спину и снова на живот. И так, пока я не стала чистой, будто из бани. Тогда аккуратно перебинтовали еще раз и снова на руках понесли в ближайший дом — размерами чуть меньше огромной конюшни. Может быть — общинный. Может быть — старосты. К моему стыду, я плохо знакома с бытом лесовиков. Таверны стоят на перекрестках дорогах, где деревни со своим укладом. Так сказать — открытые любым пришлым. Те, кто живет в лесу, редко пускают чужаков на порог. Здесь зачастую даже переночевать негде. К семейному очагу — только своих. Бродягам место в лесу или дальше по тракту. Зря ты, незнакомец, свернул на неприметную тропку. Отсюда можно и не вернуться.
Пристроили бедную Машу на деревянном кресле с высокой спинкой и огромными полированными подлокотниками. Скорее всего — чтобы я с лавки не рухнула. Сидеть самостоятельна не могла вообще. Рядом хлопотала молчаливая женщина в белой рубахе с зеленой вышивкой по плечам, юбке до щиколоток и повязанном на голову платке с бантиком на затылке. Скорее всего — лекарка, пахло от нее травами, притирками и всем тем, что позволяет вытащить человека из-за грани.
Оттеснив ведунью, ко мне просунулась башка-чемодан. Я присмотрелась и без страха погладила морду, почесав за ухом:
— Здравствуй, рожа. Ты меня снова спасаешь.
Шишига шагнула поближе, придирчиво обнюхала бинты, затем лизнула в щеку и попятилась назад. Внимательно посмотрела на людей, сидевших с другой стороны стола, фыркнула и подалась на выход. Все же здоровая тварь. Я в прошлый раз как-то не оценила. А она в холке метра полтора будет, если не больше.
Наконец, надо мной закончили хлопотать и знакомый бородач первым начал разговор.
— Меня зовут Лаварь. Обзовись, человек без корней.
— Мария Хазарова. В местных краях чаще называют Шебутной. Я ходок, вожу слабых и неграмотных по местным землям.
— У тебя полно оружия с собой. Но ты не воин. И не охотник.
— Я стараюсь защищать тех, кто доверил мне жизнь.
— Кто-нибудь из нас слышал про нее?
Сидевший слева парень с двумя рубцами над левой бровью поднял руку.
— Да, Тишайло?
— Знаю. Встречался.
— Что скажешь «за» или «против»?
— Добрая ухорезка, себя в драке не жалеет, за спину не прячется.
— Много нашей крови пролила?
Подумав, охотник кивнул:
— Могилича упокоила, когда он в чащобе перекидывался от скуки.
— Первая напала?
— Нет. Он буянил, местных задирал ради развлечения. На караван горцев напал. Вот по его следам несколько пришлых и подрядили. Она Могилича на пику взяла.
Мда. Оказывается, у меня здесь кровники есть. Печально.
После дотошных расспросов Лаварь закончил с местными слухами и сплетнями, принялся за чужие.
— Говорят, ты в мокром лесу лютовала год назад. Приходила, убивала всех, кого могла найти. Было такое?
— В Джунглях?.. Там загрызли мою подругу. Мы собирали «светляки», зверей не трогали. И ее порвали.
— Месть — глупое дело.
— Расскажи это ее детям, которых наверняка убили, потому что мать сгинула и некому платить за их право жить.
— Щенков даже королевские егеря не трогают. Забирают с собой, выкармливают и к делу приставляют.
— Значит, ваш дом устроен лучше, чем мой.
Тяжелая тишина повисла над пустым столом. Неожиданно шагнувшая из тени знахарка спросила:
— Ты порождение войны. Ты живешь войной. Ты питаешься смертями. Ты привела войну за собой. Зачем ты здесь?
— Чтобы выжить.
— Разве это может быть главной целью?
— Может… — Я чуть подалась вперед и захрипела: — Я не виновата, что сюда пришли барыги. Те, кто готов ради денег и власти убивать без раздумий… Они хотят найти Проклятый Грааль, чтобы превратить местные земли в Ад. Чтобы обратить жителей в рабов. Чтобы править вашим домом, как своим собственным… Я поклялась себе, что найду Грааль первой. Дабы уничтожить или спрятать так, чтобы никто его никогда больше не смог взять в руки.
— Почему?
— Потому
