Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1972 год
Я прильнул к иллюминатору, напрягая зрение. К нам медленно приближался какой-то неясный силуэт... Акула, но какая акула! — огромная до неправдоподобия. Она шла прямо на «блюдце», как будто ослепленная нашими огнями. В первую минуту я даже не смог ее опознать, пораженный чудовищными размерами. Акула была, наверно, вдвое длиннее нашей маленькой подводной лодки и весила около полутора тонн. Чудовище заложило широкий вираж, однако не совсем верно рассчитало свой курс: мощный удар хвоста лишь потряс «блюдце». Конечно, за стальной броней нам ничего не грозило, и все же человеку как-то не по себе, когда на глубине больше двухсот пятидесяти метров его тормошит вот такой исполин.
Огромная хищница продолжала кружить в свете наших прожекторов. Я невольно залюбовался ее мощью и грацией; это была сила быка в соединении с гибкостью змеи. По бокам головы открывалось по шесть жаберных щелей, это помогло мне опознать рексанхус гризеус, которую иногда называют коровьей акулой. Встречается этот вид очень редко, очевидно, потому, что держится на большой глубине. Глядя на исполинскую шестижаберную акулу, я невольно вспомнил двух других великанов, превосходящих ее размерами, — китовую и гигантскую акул. Все они только изредка появляются у поверхности, а остальное время проводят в неведомой пучине, и об их жизни там практически ничего не известно. Возможно, загадочные ямины в донном иле, часто фиксируемые нашими глубоководными фотокамерами на дне Средиземного моря, на глубине двух с половиной тысяч метров, — след их пребывания.
Наша коровья акула ходила вокруг достаточно долго, чтобы мы могли ее снять. Потом она снова — должно быть, случайно — толкнула «блюдце», задав нам встряску, и исчезла во мраке.
Рассказывает Жак-Ив Кусто:
Реакции человека при встрече с акулой я бы отнес к числу неуправляемых. Они коренятся в мире легенд и рассказов, отнюдь не заслуживающих доверия. Тщетно доискиваться объективности. Я встречал многих людей, покусанных акулой, но оставшихся в живых, несмотря на серьезные повреждения. Их шрамы выглядят страшно, особенно для меня, подводника, который сразу ставит себя на место жертвы. Всякий раз у меня возникают десятки вопросов, и я жадно слушаю ответы, словно надеясь наконец-то узнать истину. Мои надежды не сбываются. Большинство жертв не могут описать, что происходило на самом деле, остальные более или менее сознательно приукрашивают событие. Вот почему я могу сослаться лишь на собственные воспоминания, хотя отлично знаю, что они способны вызвать такое же недоверие у других подводников.
Вот уже тридцать три года, как я погружаюсь под воду — с защитой и без, один и в группе, в теплых и холодных водах. Нередко при этом я оказывался в обществе акул. Акул разного рода, разного нрава, акул, слывущих безвредными, и акул, известных как людоеды. Я и мои товарищи страшимся акул, смеемся над ними, восхищаемся ими, однако мы вынуждены работать в одних с ними водах.
Не пора ли после тридцатилетнего опыта подвести итоги, просеять все личные воспоминания и рассортировать по полкам эмоции и неоспоримые факты?
В Средиземном море акулы встречаются редко и несчастных случаев, связанных с ними, мало. Но уже то, что они редки, делает каждую встречу событием. Моя первая встреча со средиземноморскими акулами ( и акулами вообще) состоялась возле острова Джерба, и они произвели на меня потрясающе сильное впечатление, поскольку я не ожидал их увидеть. А вот в Красном море, где чуть не каждое погружение среди рифов сопровождается встречами с акулой, сосуществование было неизбежным, и мы с товарищами вскоре настолько свыклись, что перестали замечать их присутствие. Я заметил даже, как у ребят появилось панибратское отношение к этим бродягам, склонность говорить о них только в шутливом тоне. Я воевал с таким снобизмом, зная, что это может кончиться плохо. Для неуклюжего, уязвимого существа, каким становится аквалангист под водой, склонность воображать себя сильнее животного, которое вооружено куда лучше его, — это хмель.
Погружение на большую глубину с автономным аппаратом чревато своего рода наркозом, который мы назвали «глубинным опьянением». Оно дает себя знать на глубине около сорока метров и становится серьезной помехой, а глубже шестидесяти метров даже опасностью. Чувство реальности ослабляется, и вместе с ним — инстинкт самосохранения.
Впервые очутившись в таком положении, я воспринял появление первой акулы как сильнейший шок. Окруженная световым ореолом в темной толще воды, она выделялась очень ярко, производя впечатление чего-то грозного и нереального. Внезапно — конечно, тут сказалось опьянение сорокапятиметровой глубиной — восхищение и страх в моей душе сменились безрассудным восторгом. Я поплыл прямо на нее, вооруженный одной лишь камерой. Акула отступила, сохраняя дистанцию. Я продолжал плыть в иссиня-черной толще, преследуя силуэт, который в конце концов исчез, уйдя куда-то вглубь. Находясь в чужеродной среде, где меня на каждом шагу подстерегали ловушки, я упивался тщеславием, мысля себя завоевателем, хозяином. Я заставил — мы заставили — отступить большую океанскую акулу! Человек непобедим, непобедим под водой, как и на земле!
Впрочем, этой безрассудной гордости хватило лишь на несколько недель...
В тот раз не успели мы с Кьензи погрузиться на пять-шесть метров, как увидели лонгимануса, или, как мы его потом назвали, князя Долгорукого (Лонгиманус — в буквальном переводе «Длиннорукий».) . Впереди шла маленькая рыбка-лоцман, которая помещалась у самого носа акулы, плывя, вероятно, за счет напора воды. Две голубые акулы классической формы, очень крупные, присоединились к нашему лонгиманусу, и три зверя затеяли танец вокруг нас, описывая все более сужающиеся круги. Двадцать бесконечных минут три акулы осторожно, но достаточно настойчиво пытались укусить нас всякий раз, как мы поворачивались к ним спиной или кто-нибудь всплывал к поверхности, чтобы — тщетно — подать сигнал нашим товарищам на судне.
Акула шла на уровне моей головы, а я не мог ни отступить назад, ни отойти в сторону. Чудовище изогнулось всем телом и ринулось ко мне с открытой пастью. Съежившись в комок, я сделал выпад кинокамерой. Толчок сорвал у меня маску с лица, камера выскочила из рук. Прижатый к коралловой стене, без маски, я силился различить могучую тушу, которая должна была находиться где-то впереди. Я не сомневался, что акула повторит атаку. И только когда смутные контуры впереди приблизились ко мне вплотную, я узнал Кьензи. Он подобрал мою камеру и принял на себя вторую атаку. Ему удалось увернуться, потом он нашел мою маску и подал ее мне. В считанные секунды я надел маску и освободил выдохом ее от воды.
Каким-то чудом лодка, спущенная на воду, отыскала нас и спасла от неизбежной гибели...
У восточного берега вулканического острова Джебель Таир в Красном море Фалько и Дюма пришлось спасаться в коралловом гроте от стаи акул, которые были словно одержимы каким-то массовым бешенством. Это были небольшие, всего около метра, акулы, которые явно были чем-то взбудоражены и вели себя, будто стая молодых волков. Вообще мы убедились, что совсем молодые акулы часто ведут себя агрессивнее крупных.
Мы поймали однажды тигровую акулу-самку, которая была, что называется, на сносях. Около двух десятков вполне сложившихся тигровых акулят было выпущено в море. Я в это время находился в воде, держа в руках деревянную палку, которой разгонял морских ежей. Один из новорожденных, не раздумывая, вцепился зубами в палку и принялся ее трясти, дергаясь всем телом: точная имитация движений взрослой акулы, когда она отхватывает куски мяса от тела раненого дельфина или кита!
Мысли об этом акуленке, атаковавшем палку, и о камере, которой я пытался отбить нападение лонгимануса, побудили меня снабдить наших аквалангистов «акульей дубинкой». Это всего-навсего метровая палка с тупыми шипами на конце. Наряду с защитной клеткой дубинка по-прежнему остается единственным более или менее эффективным средством охраны от акул.
В нашей коллекции в Океанографическом музее в Монако есть окаменелые зубы вымершей акулы кархародон мегалодон. Острые как бритва треугольные зубы в десять раз больше зубов современной акулы. Можно представить себе «сверхлюдоедов» длиной около двадцати метров, которые, к счастью, жили на земле задолго до появления человека. В челюстях этого вымершего гиганта мог бы уместиться небольшой грузовичок!
Рассказывает Филип Кусто:
Одна из тайн природы, которая особенно сильно дразнит наше воображение, — вопрос о том, как животные сообщаются между собой. На суше все обитатели леса тотчас узнают о появлении кровожадного хищника. Стервятники и другие любители падали окружают больное или раненое животное до того еще, как оно успеет умереть. В нашем мире света и воздуха сигналы распространяются посредством зрения, обоняния и слуха не только между животными, но и между нами. Роль зрения и обоняния для подводных обитателей проста, эти органы чувств действуют примерно так же, как на поверхности, то же можно сказать о слухе, но один фактор под водой действует иначе. Морские животные еще наделены уникальной способностью беззвучно перемещаться. Отсюда такое понятие, как «мир безмолвия».
