Артефакт острее бритвы - Павел Николаевич Корнев
Ограничив кровоток, мне удалось лишь слегка ослабить порчу да сделать её чуть податливей, но и только. Теперь требовалось либо выжечь эту пакость, либо вытянуть. Выжигать — надёжно, но долго и больно, пациент мог и окочуриться, а вытянуть…
Я вновь толкнулся в колено энергией и снова ощутил едва уловимый отклик, попробовал настроиться на него, а когда из этого ничего не вышло, обратился к аргументу своего атрибута. Но напитывать небесной силой малую печать воздаяния не стал, лишь взял за основу её аспект — неспроста же Горисвет назвал аркан «Кипящей кровью клятвопреступника». Ключевое слово — «кровь»!
И порча клюнула на пурпур, присосалась к струйке энергии близкого ей аспекта, начала вбирать разложившуюся плоть и становиться чем-то большим нежели просто нематериальный аркан. Теперь при малейшем смещении моей ладони разбарабаненное колено слегка меняло свою форму, растянутая кожа грозила лопнуть от любого неосторожного жеста.
А лопнет — и всё, ногу уже не спасти. Оторвёт к чертям собачьим!
Я отставил в сторону правую руку, разделил силовые потоки, и в пальцах сама собой возникла металлическая рукоять ампутационного ножа.
— Удобно! — отметил медик.
Резать я ничего не стал, хватило одного-единственного укола, чтобы в кожаный фартук ударила струя гноя и гнилой крови. Вот тогда-то я порчу и подсёк. Сам не понял, как свил силовую нить в петлю, стянул ею не успевшее окончательно переродиться заклинание и выдернул его из тела. Сгусток чужой воли, энергии и разложившейся плоти забился, задёргался, но вмиг сгорел в пурпурном пламени, когда я сотворил воспламенение со смещением в аспект печати воздаяния.
И да — перекрасить белый цвет в нечто совсем иное оказалось легче лёгкого. Я его попросту замарал чем-то, давным-давно угнездившимся внутри и уже ставшим частью меня самого.
— Быстро! — резко прикрикнул магистр, проведя ладонью над коленом антипода. — Вскройте, вычистите всю дрянь, зашейте и залечите! — После глянул на меня: — Значит, пурпур?
Я отошёл к рукомойнику и взялся отмывать пальцы, а заодно и кожаный передник.
— Пурпур, — подтвердил, пытаясь перебороть рвотные позывы.
— Лучше бы, конечно, багрянец, но на безрыбье и рак — рыба, — вздохнул Первоцвет и скомандовал: — Да брось ты фартук! Одевайся и пошли!
Идти пришлось в приёмную главного врача. Там мне выправили патент лекаря третьего класса, дозволявший снимать порчу во всех владениях Южноморского союза негоциантов, но в первую очередь, конечно же, в Тегосе и его окрестностях. Вдобавок к нему выдали служебную бляху.
— Будешь являться сюда к шести утра и стажироваться до полудня. Раз в седмицу — выходной, но договариваться о конкретном дне надо загодя, — предупредил Первоцвет. — А на ночлег мы определим тебя… Мы тебя определим… А где заявки, а?
Он вопросительно поглядел на секретаря главного врача, и тот принялся рыться в забитых папками шкафах.
— Вы и на ночлег определяете? — удивился я.
— Ну а как же! Ты теперь круглые сутки на службе. За дневное дежурство будет капать целковый, за ночное — два. Поди, больше набегать станет, чем тебе по общей ставке причиталось?
— Больше, — признал я, — но не особо.
— Так это только голый оклад! — рассмеялся секретарь, плюхнув на стол папку в пару вершков толщиной. — Будет дюжина пациентов в день — пойдёт доплата. И дюжина — это с порчей третьей степени!
— Да для него эти степени пустой звук! — фыркнул магистр, выудил из папки стопку желтоватых листов и, зашелестев ими, снизошёл до пояснений: — Третья степень — это если порча только-только в теле угнездилась. Вторая — когда уже воспаление и отмирание тканей началось. Ну а первую при обширных повреждениях или поражении духа ставят. — Он оторвался от записей и посмотрел на секретаря. — Кстати! Запиши на меня ещё один случай второй степени.
— А проклятия? — уточнил я.
— Вне категории, штучная работа. — отозвался Первоцвет.
— Да! — встрепенулся я. — Мне во время плавания исходящий меридиан прожечь удалось! За очередную ступень возвышения какая-то доплата полагается?
Магистр отмахнулся.
— У тебя оклад все доплаты перекрывает. Хочешь — сходи во дворец правосудия на переаттестацию, но смысла в этом немного, — заявил он и вернулся к изучению бумаг. — Ладно, что тут у нас…
Я глянул на секретаря и прочистил горло.
— Магистр, на два слова…
Тот удивлённо воззрился на меня, но всё же вышел из приёмной в коридор.
— Понимаю, не с моими навыками на такое претендовать, но нельзя ли дать направление в главную усадьбу? Просто туда получила назначение одна барышня…
— Нет, к усадьбе приписан постоянный врач! — отрезал Первоцвет и задумался, после пробормотал: — Крайне востребованный специалист, от пациентов отбоя нет. Вечно в разъездах… — Он непонятно чему улыбнулся и уставился на меня своими налитыми кровью глазами. — Знаешь, мой юный друг, направление я выписать могу… Скажем, за тридцать целковых. Наверняка сходишь впустую, но хоть какой-то шанс будет. Интересует?
Торговаться я начал исключительно по привычке. Ничего из этого не вышло, цену не сбил ни на грош, не удалось и столковаться об отсрочке. Магистр прямо в приёмной составил распоряжение о выплате мне в счёт жалования трёх десятков целковых, я получил их в кассе и обменял на заветное направление ночным дежурным в главную усадьбу.
Задумался, не свалял ли дурака, выкинув деньги на ветер, но сразу махнул рукой. Не так уж и много с меня содрали, если разобраться. В сравнении с общей суммой долга — так уж точно.
Ни Дарьяна, ни учеников школы Мёртвой руки на улице не обнаружилось, я закинул на плечо вещевой мешок и двинулся к главной усадьбе. По пути немного заплутал и набрёл на лавку с ремнями и всякими кожаными штукенциями, заглянул внутрь и справился у старичка-приказчика, не получится ли пошить ножны к скальпелю.
Дедок придирчиво изучил чуть отливавший зеленью клинок, взвесил его в руке и покачал головой.
— Пошить ножны — много ума не надо. Хоть на оружейный ремень, хоть на бедро. Только, шибко вещь… своеобразная. Такую не всякий на всеобщем обозрении носить станет.
Старикан выжидающе уставился на меня, я его поторопил:
— И?
Дед повернул скальпель и сказал:
— Можно сделать чехол за спину вдоль пояса. В глаза бросаться не будет, да и куртка прикроет.
— Годится!