Артефакт острее бритвы - Павел Николаевич Корнев
Мне только и оставалось, что кивнуть.
— Вещи вынесешь?
— Уже! — расплылся крепыш в щербатой улыбке, махнул рукой, и один из прибившихся к нему деревенских увальней приволок мой вещмешок.
— Ну спасибо, Лоб! Вот этого я тебе не забуду!
Я хоть и улыбнулся шире некуда, но ничего хорошего моя памятливость босяку не сулила. Он ведь попросту поставил меня перед свершившимся фактом — избавился, не желая идти на обострение конфликта с Доляном, в который к тому же могли вмешаться ученики школы Бирюзового водоворота.
— Чего это? — озадачились Вьюн и Ёрш. — Лоб, кончай! Нельзя прогибаться!
— Нормально всё! — отсалютовал я парням и поспешил за Беляной и Дарьяном, на ходу проверяя пожитки.
Где проведу сегодняшнюю ночь — не имел ни малейшего понятия.
Больница оказалась двухэтажным каменным зданием с просторным внутренним двором, но заходить туда не возникло нужды ни у Дарьяна, ни у меня самого. Покойницкая располагалась в подвале небольшого флигеля, а врачи, избавлявшие пациентов от порчи, вели приём на его втором этаже.
— Вы чем занимаетесь-то? — спросил я, приметив рассевшуюся вдоль стены на брёвнышке четвёрку учеников школы Мёртвой руки.
Раньше внимания не обращал, а сейчас пригляделся и обнаружил, что у них у всех глаза отчётливо белого оттенка.
Дарьяна от моего вопроса передёрнуло.
— Труп вскрывали, органы вынимали… — Он сглотнул. — Я вынимал…
— В обморок грохнулся? — догадался я.
— Не это самое плохое, — передёрнул плечами книжник. — Я всё помню! Понимаешь? Только раз мертвослов и прочитал, а сегодня на потроха взглянул и — помню!
— Так это здорово же?
— Как знать…
Я остановился у крыльца и посмотрел на товарища.
— Слушай, а на кой чёрт тебя вообще в покойницкую отрядили?
Дарьян в ответ лишь руками развёл. Он присоединился к лакомившимся лепёшками ученикам школы Мёртвой руки, а я зашёл во флигель. На первом этаже дежурил какой-то молодчик в не слишком-то чистом белом халате, он вопросительно посмотрел на меня, я сказал:
— К магистру Первоцвету.
Молодой человек молча ткнул указательным пальцем в потолок.
По скрипучей лестнице я поднялся наверх, а там, несмотря даже на распахнутые окна в обоих концах коридора, сразу ощутил неприятный гнилостный запах. Двинулся по этажу, заглядывая во все двери подряд, и в одной из комнат наткнулся на пятёрку учеников школы Багряных брызг. Вид они имели бледный, да и лысоватый дяденька в белом халате тоже богатырским здоровьем не отличался — кожа его была болезненного желтоватого оттенка, запавшие глаза налились кровью. Невысокий, тщедушный. Дунь — упадёт.
То ли дело чернокожий здоровяк, пристёгнутый ремнями к хирургическому столу! На таком пахать и пахать! Наверное, и пахали бы, если б не жутко распухшее колено.
Врач откусил от булки в одной руке и приложился к бутылке с молоком в другой, затем резко бросил:
— Анатомический театр в подвале!
За время обучения в школе и в плавании я нахватался всяких умных слов, но о каком таком театре речь, не понял, а потому протянул листок.
— У меня направление!
Ошибки не случилось, это и в самом деле оказался магистр Первоцвет. Он поставил бутылку на край стола, сунул булку в карман и, отряхнув ладони от крошек, ознакомился с содержимым листка, после чего задумчиво потеребил куцую бородёнку.
— Да у нас тут самородок, судари! — объявил магистр некоторое время спустя и указал на чернокожего антипода. — Прошу, коллега…
Юнцы из школы Багряных брызг начали давиться улыбками, но я не обратил на них никакого внимания — в конце концов, за море кого толкового не сошлют! — и обратился к Первоцвету:
— И каков… диагноз?
Дядечка погрозил мне худым пальцем.
— А это вы нам скажите, любезный!
Я присмотрелся к разбухшему колену антипода, потянул носом воздух, скривился и объявил:
— Порча!
Магистр дважды хлопнул в ладоши.
— Браво! — Он вытянул из кармана белого халата остаток булки и потребовал: — Так избавьте же от неё беднягу!
Мне ничего такого делать откровенно не хотелось.
— Не умею! Я даже не самоучка…
— Вот что, молодой человек! — резко оборвал меня магистр Первоцвет. — Лечить его попросту некому! Все мы за сегодняшний день слишком вымотались, чтобы рисковать откатом, берясь за этот случай. Сможем заняться им лишь завтра, но утром ногу будет уже не спасти, с тем же успехом можно отнять её прямо сейчас.
Я пожал плечами, нисколько не впечатлённый услышанным.
— Зато жив останется.
— Никто не станет держать на плантации одноногого раба! Калеку тут же продадут аборигенам, и те вырежут его сердце на вершине какой-нибудь из своих пирамид!
— Это разве законно?
— Мир жесток и несправедлив! Так возьмётесь или звать хирурга с пилой?
Чернокожего гиганта начала бить дрожь, я пожал плечами и закатал было рукава рубахи, но взглянул на разбухшее колено и передумал, снял её вовсе. Взамен надел кожаный фартук.
И плевать на оставленные плетью шрамы! Я — всего лишь Лучезар Серый, тут я себя за боярина не выдаю.
Немного поколебавшись, я прикрыл низ лица чистым полотенцем и затянул его углы на затылке. Подражая Граю, сполоснул под рукомойником ладони и подошёл к хирургическому столу. Отыскал кляп и потребовал:
— Открой рот! — Не дождался никакой реакции на свои слова и предупредил: — Либо зубы раскрошатся, либо язык себе откусишь.
Тогда чернокожий антипод позволил вставить в рот кляп и даже приподнял голову, давая завязать его ремешки.
— Похвальное человеколюбие! — прокомментировал мои действия магистр.
— Не люблю, когда кричат, — буркнул я и провёл над распухшим коленом ладонью.
Попытался ощутить черноту, фиолет или пурпур, но нисколько в этом не преуспел, тогда вытолкнул из себя малую толику небесной силы. Чернокожего гиганта передёрнуло, зато удалось уловить отклик чего-то не пурпурного, но весьма близкого к тому.
Багрянец? Он самый.
Тогда я взял кожаный ремень и перетянул им бедро пациента, закрутил, закрепил, а на вопрос магистра пояснил:
— Порча завязана на кровь, так она хоть немного ослабнет.
— Именно! — воскликнул Первоцвет. — Здешние тайнознатцы нам и в подмётки не годятся, но с красным диапазоном они работают мастерски. Кровь — вот их стихия! Если в Поднебесье куда чаще встречаются проклятия фиолетового спектра, то в этих землях безоговорочно главенствуют багрянец и пурпур. — Он прищурился. — А с каким аспектом привычней работать вам?
— С белым, —