Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1992 год
— Ладно, поверим.
В два ливанец и консул были в тюрьме. Делец передал мне двадцать тысяч восемьсот восемьдесят песо. Я отдал двенадцать тысяч шестьсот консулу и восемь двести восемьдесят — начальнику. Затем подписал документ, где говорилось, что начальник вернул мне все мои золотые монеты. Оставшись с ним наедине, я рассказал о матери-настоятельнице.
— И сколько там было жемчужин?
— Штук пятьсот-шестьсот.
— Ну и бандитка же эта мать-настоятельница! Она должна была или вернуть их тебе, или передать в полицию. Придется на нее донести.
— Нет уж. Ступайте лучше к ней и передайте письмо. На французском. Но перед тем, как передать, попросите, чтоб пришла монахиня-ирландка.
— Понял. Только ирландка может прочитать письмо и перевести ей. Прекрасно. Я еду.
— Подождите! Надо еще написать письмо.
— Ах, ну да! Хосе! — крикнул он в полуоткрытую дверь. — Приготовь машину с двумя охранниками.
Я сел за стол и на тюремном бланке написал:
«Госпожа настоятельница, а также милая монахиня-ирландка, которая возьмет на себя любезность перевести вам это письмо!
Когда Господь привел меня в ваш дом, где я рассчитывал получить убежище, оказываемое каждому гонимому в традициях христианства, я вручил вам мешочек жемчужин, принадлежащих мне, как жест, могущий убедить вас, что я не способен воровать под крышей дома, являющегося приютом Господним. Некое низкое и подлое существо решилось донести на меня в полицию, которая не замедлила явиться и арестовать меня под крышей вашего дома. Я убежден, что эта низкая душонка не может принадлежать ни одному из обитателей вашего монастыря. Не могу сказать вам, что прощаю это подлое создание, мужчину или женщину, это было бы ложью. Напротив, верю, что Бог или один из его святых безжалостно накажет его за столь отвратительный поступок. Умоляю вас, госпожа настоятельница, передать мой жемчуг начальнику тюрьмы Цезарио, уверен, он с той же честностью передаст его мне. Данное письмо тому порукой.
Ваш» и т.д.
Монастырь находился в восьми километрах от Санта-Марты, поэтому уже через полтора часа начальник вернулся и тут же послал за мной.
— Ну, вот и мы! Прошу, пересчитайте!
Я пересчитал. Я мог, конечно, и не заметить пропажи, поскольку не знал, сколько их было с самого начала. Впрочем, все равно надо было знать, сколько их теперь, чтоб не прилипло к лапам этого разбойника. Пятьсот семьдесят две.
— Все правильно?
— Да.
— Ни одной не пропало?
— Нет. Расскажите, как все было.
— Когда я приехал в монастырь, настоятельница как раз была во дворе. Я посредине, по бокам двое полицейских, подхожу и говорю: «Госпожа, я должен переговорить с ирландкой-монахиней! В вашем присутствии, а о чем, я думаю, вы догадываетесь».
— Ну и?..
— Монахиня прямо аж задрожала как листик, когда читала письмо настоятельнице, а та ничего не сказала, только опустила голову, открыла ящик и говорит мне: «Вот тот мешочек и жемчужины, все в целости. Пусть Бог простит того человека, который донес на него. Передайте, пусть молится за него». Вот так оно было, — закончил начальник, ухмыляясь.
— Так когда будем продавать жемчуг?
— Завтра. Я не спрашиваю, откуда он у тебя. Я знаю, что ты — опасный убийца, но знаю и то, что ты человек слова и не способен хитрить. Вот тут ветчина, вино, французский батон. Возьми и выпей со своими друзьями за этот памятный день!
— Доброй ночи!
Я вернулся в камеру с двумя литровыми бутылками кьянти, трехкилограммовым куском ветчины и четырьмя длинными французскими батонами. Настоящее пиршество! Ветчина, вино и хлеб исчезли удивительно быстро.
На следующий день явился ливанец.
— Все очень сложно, — сказал он. — Прежде всего надо рассортировать жемчужины по размеру, затем по цвету и уже потом по форме — на круглые и неровные.
Помимо этого, он сообщил, что должен привезти одного потенциального покупателя, который лучше разбирается в жемчуге, чем он. Через четыре дня сделка состоялась. Он уплатил мне тридцать тысяч песо. В последний момент я вынул из кучки одну розовую и две черные жемчужины в подарок жене консула. Дельцы сразу же заявили, что только эти три жемчужины стоят пять тысяч, но я тем не менее не отдал их.
С большим трудом удалось уговорить бельгийского консула принять подарок. Впрочем, он с удовольствием согласился сохранить для меня пятнадцать тысяч песо. Итак, я стал обладателем двадцати семи тысяч. Теперь предстояла третья сделка.
Но как и с чего начать? В Колумбии хороший рабочий получает где-то восемь-десять песо в день. Двадцать семь тысяч — сумма немалая. Надо ковать железо, пока горячо. Начальник тюрьмы уже получил двадцать три, добавить к ним еще и эту сумму — это будет целых пятьдесят тысяч.
— Господин начальник, сколько вам надо вложить денег в дело, чтобы жить лучше, чем сейчас?
— Ну, зависит от дела... Тысяч сорок пять — шестьдесят наличными.
— Так, допустим, вы вложили эту сумму. И сколько получите? В три раза больше, в четыре?
— Больше. В пять-шесть раз больше, чем вложил.
— Тогда почему бы вам не стать бизнесменом?
— Капитала не хватает. Надо раза в два больше.
— Знаете, начальник, я могу предложить третью сделку.
— Ладно, не валяй дурака.
— Я не валяю. Я серьезно. Хотите двадцать семь тысяч? Они ваши, если вы согласны, конечно.
— А что надо, чтоб их получить?
— Отпустить меня.
— Послушай, француз, я знаю, ты мне не доверяешь. Но вот что я тебе скажу. Нищета мне теперь не грозит, я могу купить дом, отправить своих детишек в платную школу, и все это благодаря тебе. Так что я — твой друг. И не хочу тебя грабить. Здесь я ничего не могу для тебя сделать, даже за целое состояние. Я не могу организовать твой побег даже с минимальным шансом на успех.
— А что, если я докажу, что ты не прав?
— Что ж, посмотрим. Но только сперва надо все хорошенько обдумать.
— Начальник, у тебя есть какой-нибудь знакомый рыбак?
— Есть.
— Смог бы он вывести меня в море и продать лодку?
— Не знаю.
— А сколько приблизительно стоит лодка?
— Две тысячи.
— Ну а допустим, я дам ему семь, а тебе двадцать? Пойдет?
— Француз, мне и десяти хватит. Себе ты тоже должен что-нибудь оставить.
— Тогда иди и договаривайся.
— Отправишься один?
— Нет.
— Сколько вас будет?
— Трое.
— Ладно, поговорю сперва с рыбаком.
Во дворе я рассказал все Клозио и Матуретту. Они согласились бежать, добавив, что во всем целиком полагаются на меня. Но были у меня здесь и другие товарищи.
Девять вечера. Мы только что закончили партию в домино. Я попросил принести шесть горячих кофе.
— Друзья, хочу вам сказать кое-что. Я снова собираюсь бежать. К несчастью, могу взять с собой только двоих. Естественно, это будут Клозио и Матуретт, с которыми я бежал с каторги. Если кто из вас против, пусть скажет.
— Нет! — ответил Бретонец. — Все честно, с какой стороны ни глянь. Во-первых, бежали с каторги вместе. И ни за что бы не оказались в этой дыре, если б нам не взбрело высадиться в Колумбии. Но все равно, спасибо за то, что спросил, Папийон. Надеюсь, тебе удастся твоя попытка. Потому как если нет — то это верная смерть, причем из самых скверных.
— Мы это знаем! — подтвердили Клозио и Матуретт.
Днем я встречался с начальником. С другом-рыбаком все
оказалось в порядке. Он только спрашивал, что нам нужно взять с собой.
— Пятидесятилитровый бочонок с питьевой водой, двадцать пять килограммов маисовой муки и литров шесть масла, вот и все.
— Ничего себе! — воскликнул начальник. — И с этим вы собираетесь выходить в открытое море?
— Да.
— Смелые вы ребята, очень смелые... Ну, так какой у вас план?
— Уйду я ночью и не в твое дежурство. С завтрашнего дня вы должны снять одного ночного часового. Через три дня — еще одного. Когда останется только один, надо установить напротив двери в камеру сторожевую будку. В первую же дождливую ночь охранник укроется в ней, а я уйду через окно. Что же касается фонарей, освещающих стену, то тут придется устроить короткое замыкание. Вот и все, что от тебя требуется. Ну а рыбаку передай — лодка должна быть на цепи с замком, который бы открылся при первом моем прикосновении, чтоб не пришлось с ним возиться и терять время. Паруса должны быть подняты и весла наготове.
— Но там же есть моторчик,— сказал начальник.
— Вот как! Тем лучше. Пусть потихоньку работает, разогревается. А сам рыбак зайдет в ближайшее кафе выпить чего-нибудь. Увидит нас, пусть идет к лодке и стоит возле нее в черном дождевике.
— Ну а как насчет денег?
— Я разрежу купюры, двадцать тысяч, пополам. Аванс в семь тысяч рыбаку заплачу. Тебе даю половинки от купюр вперед, а один француз, что останется здесь, я позднее скажу, кто, потом передаст вторую половину купюр.
