Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год
...Но вот мастер натягивает кусок ткани на деревянную раму, присматривается к нему, и, чувствуется, что в это время он видит всю картину, которая сейчас будет создана именно на этом куске ткани, в полном соответствии с размером, формой и назначением будущего изделия. Так где же граница между понятиями «ремесленник» и «художник»?
Нет, конечно, одними техническими секретами и навыками здесь ничего не объяснишь. Как невозможно объяснить, откуда это чувство глубокого покоя, которое меня охватывает всегда, когда я сижу рядом с работающим мастером...
Хрупки и недолговечны творения народного искусства» Но то, что хранится в музеях или в частных коллекциях, выглядит как нескончаемый фильм, кадр за кадром разворачивающий перед зрителем неисчерпаемую панораму народной жизни. И дело не только в том, что, как. принято говорить, мастера изображают людей в процессе труда — пахарей, пастухов, ремесленников, водоносов, торговцев, возчиков, охотников и так далее. А сами герои — конкретно-назидательны, отражают или восхищение изображаемыми персонажами, или гневное их осуждение, или почтительное или остросатирическое к ним отношение, являются как бы простыми и доступными букварями жизни. Все неизмеримо сложнее.
Огромное место отводится изображениям женщин — этих, как говорят в Индии, «богинь домашнего очага». Женщины с детьми и без детей, женщины в обществе мужа и родных, женщины, занятые доением коров, сбиванием масла, отвеиваньем зерна, ткачеством, вышивкой и другими домашними работами; женщины, несущие на голове сосуды с водой, играющие на музыкальных инструментах, танцующие, украшающие себя цветами, просто стоящие в красивых позах.
В недрах каждого племени, каждого рода, да и каждой семьи веками сохранялись культы своих, самых любимых богинь-матерей. И поэтому изображений их не счесть. Но не случайно символических изображений матери доброй, матери-покровительницы, матери, всегда готовой защитить и оберечь людей — каждого из них! — как своих родных детей, больше, чем изображений матери гневной и карающей.
Образ такой женщины, нежной, грациозной, «украшенной блеском своих добродетелей, как сияньем алмазов», любящей и охраняющей от любой напасти, всегда пытался создать каждый из индийских мастеров. Это могла быть богиня, покровительница людей (и особенно — детей), полей и лесов, рек и колодцев, диких и домашних животных, а могла быть и просто земная женщина, обладающая теми же качествами, — это не играло роли.
Вот богиня Лакшми, богиня счастья и красоты, жена бога справедливости Вишну, сидит у его ног, в то время как он покоится на спине извечного змея в бескрайних водах вселенского океана. Она сидит, любуясь супругом, и, нежно касаясь руками его стоп, сидит, оберегая его покой, его сон. Эго воплощение идеального отношения жены к мужу, и именно так воспринимают индийцы подобные изображения.
Вишну не раз появлялся на земле, чтобы уничтожить Зло и поселить Правду среди людей. И каждый раз Лакшми воплощалась в земную женщину, его супругу. И каждый раз всем своим образом жизни, мыслями, чувствами, поведением служила примером, которому должны подражать истинные жены.
Одно из таких ее воплощений — Сита, супруга юного царевича Рамы, облик которого принял Вишну, чтобы уничтожить самого страшного из демонов зла и насилия — десятиглавого Равана.
Как только в любом городе или деревне, куда я приезжала, люди узнавали, что я написала на далеком русском языке пьесу по мотивам эпоса о Раме и Сите, мне сразу стремились показать все, что связано у них с этим эпосом, — будь то театральные и танцевальные представления или же произведения местных мастеров. Каких только фигурок я не видела! И до чего же точно знает каждый житель Индии свой любимый эпос. Вот Сита сидит у ног любимого супруга, а вот она, гордая и счастливая, рядом с ним на троне. В другой композиции она следует за ним в изгнание, неуклонно стремясь, как и должна стремиться каждая жена, разделить с ним горе, как делила радость. Затем Сита возле лесной хижины украшает мужа гирляндой из свежих цветов, потом в горе и ужасе отворачивается от Равана, который похищает ее, волшебством заманив Раму далеко в лес. А кто эта хрупкая, нежная женщина, смело вступающая в пылающий костер? Тоже Сита, освобожденная Рамой, Она доказывает мужу и всему миру, что осталась чистой, даже пробыв столь долго в плену у властного демона. Если же не чиста, то пусть огонь испепелит ее! И огонь ее не испепелил.
Не берусь даже пытаться очертить тот, говоря языком науки, ассоциативный круг представлений, что возникает у каждого индийца, когда он видит материальное воплощение этого мифа. Но чисто по-человечески не могу не ощутить необъяснимое словами, нерасчлененное единство сказочной фантазии, умения обобщать в символических образах свои представления о добре и зле, о нравственности и греховности, веры в победу правды над несправедливостью — с любым конкретным проявлением каждодневной жизни.
Одна из земных ипостасей бога Вишну — пастух Кришна. Две земные женщины сопутствуют ему в жизни: одна пастушка, Яшода, стала его приемной матерью, другая — Радха — возлюбленной.
Кришну, пастуха, ставшего впоследствии царем, в Индии любят. Особенно женщины. И нет такого индусского дома, где не было бы изображения Кришны: или ребенком — вместе с Яшодой, или юношей — вместе с Радхой.
Яшода (или, как произносят в современной Индии, Ясода) считается воплощением всепрощающей материнской любви. Поэтому чаще всего выбирают сценку, когда маленький Кришна, который очень любит свежесбитое масло, думая, что Яшоды нет дома, позвал к себе друзей-пастушат, запустил руку в кувшин, вытащил оттуда только что приготовленное масло и роздал его друзьям, не забыв при этом и себя. А Яшода, застав сына за этим занятием, тихонько притаилась за дверью и любуется им. Именно этот эпизод из детства Кришны особенно нравится индийцам, и в дни весеннего праздника, посвященного ему, можно видеть, как для уличных мальчишек высоко подвешивают сосуд с маслом, а они, взбираясь друг другу на плечи, устраивают иногда живые пирамиды до второго-третьего этажа, чтобы, добыв масло, тут же его съесть.
Народное творчество — и устное и рукотворное — как бы подчеркивает великую «человекообразующую» силу атмосферы любви и доброты, что с детства окружала Кришну.
Кришна стал пастухом. И поэтому там, где изображается Кришна, почти всегда присутствуют коровы — то отдыхающие на лугу вокруг него, играющего на свирели, то бредущие вслед за ним в деревню. Но не только корова, священное животное божественного пастуха, вошла в индийское искусство как самостоятельный объект изображения. Она лишь символ темы живой природы, на редкость многогранной и многозначительной.
Изображения диких и домашних животных, птиц, рыб, змей, ящериц и любого другого существа, игрушки и просто декоративные куклы всегда выполнены так, что каждая красивая от природы или чем-либо привлекательная черта животного обязательно подчеркивается, да, кроме того, к естественной красоте добавляется еще орнамент, наносимый на фигурку росписью, вышивкой.
И не случайно в основе воспитания детей в каждой индийской семье лежит простая, общедоступная мысль, которая сводится вкратце к убеждению, что если с двухлетнего возраста мальчик усвоит, что нельзя мучить и убивать живые существа, то в восемь лет он будет добр к младшим, а в дальнейшем всегда будет щадить всех, кто слабее его, — женщин, стариков. Такая система формирования личности имеет прямым результатом то, что индийцы очень бережно относятся к детям, к старшим или больным людям, природе, животным.
Так «высокий», «волшебный» мир мифов, легенд, сказаний, в основе которого — обожествление оберегающей и любящей женщины как плодоносящей силы, порождающей все живое, становится неотделимым от каждодневной, конкретной жизни народа. А неизменная триада народного искусства «Мужчина — Женщина — Природа» как бы сохраняет связь времен и поколений, ибо учит Человека понимать Человека, осознавать и свою роль в обществе и Природе, и свою ответственность перед . обществом и природой.
...Много раз я останавливалась на улицах возле мастеров, работавших около своих лавок, и, как завороженная, смотрела на набивку тканей. Расстеленная на длинном столе материя была размечена почти незаметными точками, определявшими места нанесения узора. Прикосновение к краске штампом и — хлоп-хлоп-хлоп им по точкам — вот уже возникли коричневые контуры птиц. Другими штампами по другим краскам и снова — хлоп-хлоп-хлоп — без промаха, без ошибки: у птиц появились синие спинки, головки и пятнышки на хвостах. Опять тот же быстрый ритм хлопков, и птицы запестрели желтыми грудками и лапками. Четвертый штамп окружил птиц красными цветами, а пятый — зелеными листьями. Линия в линию, ничего не смазано, ничего не сдвинуто .
