Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год
— Япония должна не только наполнить ваш ум, — говорил Мацумаэ, — но и проникнуть в ваши чувства. Старайтесь почувствовать ее. Гуляйте по полям и лесам. Ешьте сырую рыбу. Занимайтесь дзю-до и каратэ...
Шумно было на улице. На плоской крыше здания тренировались каратэисты. На фоне голубого неба снизу были четко видны их белые фигурки, которые дергались ритмично, как заводные. Через равные промежутки времени слышались громкие крики. На балконе, который опоясывал здание, стояли в ряд человек двадцать студентов и хором тянули одну ноту: «А-а-а...» Они извещали о том, что в их студенческом клубе начинается дискуссия. Заканчивались занятия, и отовсюду доносились смех и озорные звонки велосипедов. Семенил старенький профессор, и на голове у него болтался огромный колониальный шлем, но никого вокруг это не удивляло. Из соседнего корпуса музыкального факультета лились мощные звуки Бетховена. И эта прекрасная, торжествующая музыка, выкрики, странное пение, смех и оглушительные звонки сплетались в резкую, непривычную и томительную мелодию.
Было очень жарко, и глянцевые листочки деревьев блаженно вздрагивали — очевидно, такая погода была как раз по ним. Под деревьями томились студенты с теннисными ракетками. Они зябко подергивали плечами и громко втягивали воздух сквозь зубы, словно их знобило: так японцы реагируют на жару. Вдруг откуда-то послышалась резкая команда, и все быстро положили ракетки, сбросили одежду, оставшись в одинаковых белых рубашках и шортах, и через мгновение уже бежали по кругу, ритмично напевая, как всегда делают японцы, когда бегут. Первый выпевал ноту, и все подхватывали однообразный мотив. Бег прервался так же внезапно, как и начался, и вдруг оказалось, что все стоят в строю. Явился тренер в жокейской фуражке, достал из кармана смятый листок и стал делать перекличку, по-военному отрывисто выкрикивая фамилии. Затем студенты всем строем поклонились ему в пояс, ринулись к связкам ракеток, расхватали их, как винтовки во время тревоги, и через секунду упругие мячи засвистели над площадкой, как пули.
Во всем этом чувствовалось что-то очень далекое от тенниса, казалось даже, что вовсе не теннис был главным здесь, а что-то другое, но что? Угадать было невозможно. Мне почему-то вспомнились старые послевоенные фотографии: усталые спортсмены, марширующие с тяжелыми ружьями в руках. Так под видом спортивных клубов восстанавливались японские «силы самообороны».
Деревянный зал
Сразу же за университетской оградой возвышается изящное сооружение из белого дерева, просторное и раззолоченное, как храм. Целыми днями из-за его гулких стен раздаются леденящие душу крики. Здесь занимаются японскими национальными видами спорта — дзю-до, кэндо, кэмпо и каратэ. Каждый вечер со всего университета сюда стекаются толпы студентов. Только парни. Перед широким подъездом они кланяются зданию, снимают обувь и скрываются за раздвижными дверями. Вскоре многие выходят тренироваться на улицу, одетые в длинные черные юбки или белые куртки и брюки.
Узнав о том, что заниматься каратэ нам порекомендовал сам ректор Мацумаэ, руководство клуба сообщило на кафедру для иностранцев о том, что оно согласно допустить нас к занятиям.
И вот в один из вечеров переступаем босыми ногами железный порог.
— Ос! — гаркнул кто-то за спиной.
Оглянувшись, мы увидели студента в белой форме для каратэ, который часто и низко кланялся каратэисту постарше, с черным поясом на форме. Тот шествовал небрежной походкой и не обращал никакого внимания ни на крики, ни на поклоны...
В холодной кафельной раздевалке, между железными полками для одежды, белела большая газовая колонка. На ней была распята куртка, которую бережно поддерживали двое первокурсников. Они хмуро посмотрели на нас и отвернулись, ясно давая понять, что вовсе не наше дело задавать глупые вопросы о том, чём они заняты и кто хозяин этой куртки.
Ладно, ладно, не будем спрашивать, тем более что уже и так все ясно. В раздевалку вошел студент четвертого курса. Лицо его было мне знакомо — я и раньше несколько раз видел его в аудиториях, но не догадывался, что он каратэист, потому что он не производил впечатления богатыря — я не знал тогда, что таковы и все каратэисты, что этот спорт делает мускулы тонкими и прочными, как тетива лука. Вошедший был одет по неписаной студенческой моде — в узкие обтягивающие брючки голубого цвета и майку с номером на спине (почему-то японцы любят щеголять в майках с цифрами). При его появлении распластанная на горячей колонке куртка беспокойно задергалась — четыре руки торопливо прощупывали и поглаживали ее, проверяя, как она нагрелась, и две пары узких глаз зорко следили за тем, как вошедший медленно стягивал свою майку. И только майка безжизненно упала на железную полку, тут же двое, подхватив куртку, подбежали к ее обладателю. Тот и бровью не повел, словно куртка сама прилетела и опустилась на его спину, и неторопливо повязал черный пояс.
С его появлением в раздевалке воцарилась напряженная тишина — слышно было, как хлещут о пол струи воды в пустом душе.
— Во сколько начинаются занятия? — шепотом спросил я у первокурсника.
— Я не могу отвечать. Спросите у старшего, «сэмпая»...
Сверху послышался гортанный выкрик, и все сломя голову бросились вон из раздевалки.
В огромном зале сверкал паркетный пол. Это была роскошь — мало кто в этой стране может позволить себе такое дорогое удовольствие, как пол из дерева. Даже письменные столы, стулья, кровати и шкафы здесь предпочитают делать из железа, и в промозглые зимние дни такая мебель сама источает холод.
На стене, противоположной входу, колыхалось белое полотнище с красным кругом посередине. Веками этот круг украшал штандарты самураев княжества Симадзу, а после буржуазной революции 1868 года, свершенной длинными мечами самураев, княжеский герб стал флагом всей страны. Поэтому при входе в зал все встают на колени и низко кланяются флагу, а заодно и самому залу. Ведь этот зал — священное место для постижения истины. Недаром в слово «каратэ-до», как и в слово «дзю-до», входит древний иероглиф «путь», символизирующий непостижимый путь человеческой жизни (1 Часто вместо слова «каратэист» говорят «каратист». Это неправильно, потому что искажается смысл, как если бы вместо «футболиста» говорили «футист». «Кара» — значит «пустой», «тэ» — «рука». (Прим. авт.)).
Каратэ возникло совсем недавно — в 20-х годах нынешнего века. В его основу легли древние приемы рукопашного боя без оружия, применявшиеся крестьянами острова Окинава в борьбе против самураев. Много позаимствовало каратэ и из традиционного военного спорта Японии, и из схожих видов борьбы соседних дальневосточных стран. Как и любой традиционный род занятий в Японии, каратэ раздроблено на множество школ и направлений и имеет сложную иерархию. Ступеней мастерства очень много, и они делятся на четыре класса, которые отличаются цветом пояса: белым, коричневым, черным и красным. Обладателей самого высокого — красного — пояса в Японии лишь несколько человек...
Снова прозвучала команда. Кто кричал, понять было трудно, потому что командовали каждый раз другие обладатели черных поясов. Они руководили сообща, потому что были здешней элитой.
Услышав команду, все бросились на середину зала и сели на пол параллельными рядами, курс за курсом, согнув ноги в неудобной церемониальной позе. Впереди всех с достоинством восседал президент клуба Маэда, студент четвертого курса. Один из черных поясов подал голос, и все вдруг замерли, закрыв глаза и отрешенно запрокинув бесстрастные лица. Это была заимствованная из дзэн-буддизма поза: уход от всего мирского и созерцание собственной души. Без путешествия по своей душе не постигнуть вечного пути жизни. Долго сидели студенты и вдруг, разом стряхнув оцепенение, начали кланяться флагу.
— Раз! Два! Три! Четыре! — громко считал кто-то.
На одном из тактов Маэда повернулся лицом к строю, гордо принял общий поклон, встал и пошел развалистой походкой. За ним поднялись черные пояса, потом коричневые, и лишь опоясанные белыми поясами первокурсники оставались на полу, и их стриженые головы с оттопыренными ушами еще долго опускались и поднимались.
— На улицу! — крикнул Маэда. И все сорвались с мест и побежали к дверям.
...Год назад в Токио промозглым зимним днем я удидел группу каратэистов. Они бежали по узкой многолюдной улице, ловко маневрируя в толпе, ощетинившейся зонтиками. Шел липкий снег с дождем, и босые ноги каратэистов были красны от холода. Белая одежда посерела, и бегуны очень напоминали заброшенных и голодных белых медведей. Неужели так необходимо бежать именно сейчас и именно здесь? Бег их казался надуманным, ненужным.
— Ос! Ос! — восклицали они на разные голоса, подбадривая себя. Один из, голосов показался мне странным. Я оглянулся — и увидел европейца. Как это всегда бывает с иностранцами на японских улицах, мы встретились взглядами, и он смутился.
