Лабиринты любви - Эвелина Гольдман
— Девочка, дыши, — слышу мужской, приятный голос, — её кто-то бил, — мой ребенок, болит, у меня все болит, — у нее кровь, срочно скорую.
А дальше туман, слышу, как плачет бабушка, как её успокаивает мужской голос, как меня везут куда-то. И холодно, очень холодно. Легкие сдавливает, тело горит огнем, не хватает сил, чтобы дышать. Каждый вдох отдает болью в сердце, что со мной? И приваливаюсь. Тьма.
— Она открывает глаза, — голос Светы. Она здесь, рядом, — Линь, ты здесь, смотри на меня, — открываю глаза и вижу светлую комнату. Большое окно, жарко, сейчас лето. Вижу испуганную Свету, она держит меня за руку. Ребенок.
— Как, — горло пересохло и саднит, — где, — я не могу договорить.
— С ребенком все хорошо, все хорошо, — меня отпускает и я снова проваливаюсь. Мой доченька. С ней все хорошо.
Открываю глаза и меня сразу хватает рука.
— Внученька, я здесь, рядом, — бабушка плачет, слышу, как она плачет, — Я рядом, вернись ко мне, не засыпай, — открываю глаза и вижу бабушку. У нее красные глаза и очень уставший вид.
— Ба, — я не могу ничего произнести. Слышу, как она зовет доктора. В палату входит статный мужчина, пожилой. Он сразу прислоняет руку ко лбу и проверяет температуру.
— Горячая, но главное, что пришла в себя, — говорит бабушке.
— Ангелина, вы слышите меня? — я машу головой. Как же хочется воды. Все горло стянуло из-за сухости.
— Воды, она хочет пить, — мне вливают в рот приятную жидкость, в этот момент вода кажется просто божественно вкусной, будто я пью сок.
— Мой ребенок? — спрашиваю я.
— С ним все хорошо, но может быть плохо, — говорил врач, а бабушка стоит рядом, плачет и держит мою руку.
— Что со мной?
— У вас было кровотечение, когда вас сюда привезли, вы могли потерять ребенка, но к счастью обошлось. У вас было воспаление легких, а так же побои и временная потеря чувствительности ног, но сейчас вы можете двигать ногами, но рожать я вам настоятельно не рекомендую, потому что это может плохо закончится, — я буду рожать.
— Это мой ребенок и я его рожу, — никаких других вариантов даже нет. Мой ребенок будет со мной и никто его от меня не заберёт, ее. Это девочка, я знаю.
— Внученька, ну может не нужно? — бабушка пытается отговорить меня, но мне все равно.
— Я рожу своего ребенка, — кричу я, ощущая, что жар приливает к голове и становится плохо.
— Все, Ангелина, успокойтесь. Если вы решили рожать, то вам нужно успокоится. Ребенок чувствует температуру и ему плохо.
— Сколько я уже здесь?
— Месяц, — целый месяц.
Месяц, как я здесь. Пока мне очень тяжело ходить, бабушка и Света все время рядом со мной. Света каждый день приносит какие-то фильмы, мы их вместе смотрим. Про Гордея я ни разу не спрашивала, потому что больно было знать. А может он тоже был здесь? Он же должен был прийти.
— Света? — Она сидела на пуфике и ела чипсы, а на улице все так же противно лил дождь, будто с того дня ничего не менялось.
— Ммм?
— Гордей не приходил? — Света прекращает ест и оборачивается на меня.
— Не приходил, — отодвигает тарелку, — Он уехал из страны, — Как уехал? Это ошибка, он же знает, что это ошибка.
— Я вернусь в университет и я все докажу, я не крала я… ничего не брала, — плачу, снова плачу, потому что мне тяжело поверить это все. Он не мог. Не мог.
— Линь, — садится рядом и накрывает мою руку своей, — тебя отчислила из университета, — как? Почему?
— Как? — спрашиваю уже вслух.
— Бабушке привезли домой документы, ты не можешь больше учится в университете, — удар. Мне снова так же больно.
— Но как? Никто ничего не говорит?
— В универе все только знают, что вы расстались и о том, что ты больше там не учишься, больше ничего, — Света опускает глаза.
— Мне нужно поговорить с Захаром Александровичем, он мне поверит, он расскажет Гордею и…
— Лина, он не захочет с тобой разговаривать, — нет, он точно захочет. Он точно захочет.
— Я сейчас, — Света встанет и выходит в коридор, а вместо нее заходит бабушка.
— Бабушка, ну скажи ей, нужно поговорить с Захаром Александровичем, он точно мне поверит, и вернет меня в университет и объяснит все Гордею…
— Солнышко, он и слушать тебя не захочет, — нет нет, он точно захочет.
— Я ему все объясню, он…
— Лина он приезжал сам, — бабушка сглатывает, — он сам отдал документы и попросил исчезнуть, — удар. За что?
— Я не понимаю, почему Гордей так со мной? — бабушка обняла меня, а я разревелась. Не знаю сколько я так плакала, сколько раз я впадала в жуткую истерику. Я не могла взять себя в руки. Ведь, я просто хочу объясниться. Я хочу, чтобы мне поверили.
Глава 41. Лина
Меня выписали из больницы через неделю. Я чувствовала себя более менее, единственное, что что но мучало- это токсикоз. Он был невыносимый, а так спина не болела, так сильно. Я вернулась домой к бабушке и почти не выходила из дома. К нас часто приходил Иваныч и к него даже получилось веселить меня. Он всегда приносил фрукты и овощи, чтобы я поправлялась. Так же я немного хромала, это было из-за того, что я ударилась поясницей об комод. Ведь у меня уже была травма и поэтому был задет важный нерв. Но это не было сильно большой проблемой для меня.
Дни тянулись очень долго, я пыталась найти хоть какую-то информацию про Харитоновых. Но ничего не было, кроме того, что глава Захар Харитонов и его права рука Гордей уехали за границу для расширения бизнеса.
Во многом я пересмотрела свое отношение к нему. Он поспорил, влюбил, ударил и бросил. Поэтому рассказывать о ребенка я не хотела, уверена, что ему и так есть чем заняться.
На себя в зеркало смотреть было неприятно, волосы сыпались, глаза были впалыми, а худоба нездоровой. Казалось, что я болею онкологическим заболеванием, но в основном это все было из-за моего токсикоза и плохого сна. Кошмары мучали меня каждый день. Счастливые кошмары. Где я и Гордей, как мы просыпаемся утром. Как растет наша доченька. Как мы играем свадьбу. А потом я просыпалась и плакала, потому что у меня не было сил смотреть эти сны.
Света приходила ко мне каждый день. Она даже из-за солидарности со мной бросила университет, но уже работала в фирме мамы, но дела
