Физрук: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

— Обязательно, — буркнул я и поспешил к Витьку.

Тот уже и замок успел сменить. Когда я вошел в комнату, он вручил мне связку ключей.

— Спасибо, друг! — обрадовался я. — Сколько я тебе должен?

Он отмахнулся.

— Брось! Свои люди, сочтемся.

— Тогда — по пивку?

— От этого не откажусь… У меня уже и так слюнки текут от запаха воблы.

— Давай-ка мы ее заголим, профурсетку…

Вобла оказалась отменная, а не кожа да кости, как это бывает. Мясо легко отделялось от костей, а в каждой второй рыбешке обнаружилась даже икра. Жаль только пиво было теплым, но ничего — приобрету холодильник и больше такого безобразия у себя дома не допущу. Да и беседа у нас, с коллегой, вышла задушевная. Он меня просветил насчет нашего школьного коллектива. Пересказал все сплетни. Например — о том, что завучиха тайком сохнет по директору. Ему хоть и за шестьдесят, а мужик он крепкий. Охотник и страстный рыболов.

Подтвердил Витек и то, что военрук редкостный бабник. Ни одну юбку, младше сорока, в педколлективе не пропускает. И до сих пор у него соперников не было. И мужиков-то в школе раз, два и обчелся. Кроме директора и военрука — он, трудовик, историк Трошин, Петр Николаевич, да преподаватель немецкого языка Карл Фридрихович Рунге. Толстяк Трошин убежденный холостяк, баб боится, как огня, Рунге верен своей Гретхен, а он, Виктор Сергеевич, и со своей-то намучился, где ему на других косяки кидать.

Вот и получается, что до появления в школе номер двадцать два молодого препода по физре, Гришаня мог пастись в учительской, как козел в огороде. Раз уж сущность моего соперника обозначилась, я решил узнать о нем как можно больше и навел Витька на разговор именно о преподавателе начальной военной подготовки. Мой собутыльник подтвердил, что Григорий Емельянович Петров пришел в школу из военкомата. Был трижды женат. Со всеми тремя женами развелся со скандалом.

— Ты понимаешь, Санек, — пустился в рассуждения Курбатов, — у него к бабам подход есть…

— Видал я его подходы, — буркнул я.

— Не, не скажи… Он баб понимает… Этим их и берет… Сразу просекает, какая готова из трусов выпрыгнуть, а какая кобениться будет… Вот он к ним разные методы и применяет… Ты с ним поосторожнее будь, Санек, он на разные подлянки горазд…

— Ладно! Учту…

Я посмотрел на часы. Половина десятого. Пора собираться. Мы же с биологичкой договорились в кино пойти на последний сеанс. Благо кинотеатр «Аврора», где мы решили встретиться за пять минут до начала фильма, находится всего в двух кварталах от общаги. Я выпроводил гостя, отдав ему половину оставшейся воблы, и принялся собираться. Умылся, побрился — хорошо, что у Шурика еще не щетина, а пушок растет на щеках и подбородке — вычистил зубы. Надел свежую рубашку и без пятнадцати минут выскочил на улицу. Я все же чуть-чуть опоздал, но увидев меня, Люся обрадовалась.

Мы ворвались в фойе кинотеатра. Я сунулся к окошечку кассы и тут случился облом. Билеты все были проданы, а фильм в 22.00 шел только один, мелодрама «Москва слезам не верит». Мне было все равно, но Людмила Прокофьевна смотрела на меня умоляющими глазами, так ей хотелось посмотреть эту незамысловатую историю про девушек-лимитчиц, которые приехали покорять столицу и преуспели в этом, каждая по своему. И я решительно постучал в деревянную фанерку, отгораживающую кассиршу от назойливых покупателей билетов.

— Чего хулиганишь? — пробурчала старушка, с седым «кукишем» на макушке и крохотных очочках на носу. — Я милицию позову.

— Один вопрос, уважаемая!

— Ну?..

— У вас внуки есть?

— Есть… А какое…

— В школу ходят?

— Старший — да…

— В двадцать вторую?

— Верно… — и всполошилась. — А что случилось?

— Ничего, — поспешил я ее успокоить. — Кроме того, что два учителя вашего внука маются в фойе, а до начала сеанса остается три минуты!

И я сунул ей пятеру.

— Ну разве что с брони горкома взять, — пробормотала кассирша.

Она выдала мне два сереньких листочка, по двадцать копеек за штуку, и попыталась всучить сдачу, но я сказал ей, что это внукам на конфеты, и мы с Люсей кинулись к дверям зрительного зала. Билетерша надорвала билеты и проводила нас в горкомовскую ложу. На экране уже что-то мелькало, но это был еще не сам фильм. Показывали сатирический журнал «Фитиль», в рамках дозволенного цензурой бичующий отдельно взятые недостатки в целом идеальной советской действительности.

Мне было интересно и местами даже смешно. А потом зазвучали первые аккорды песни «Александра, Александра…» и меня вдруг проняло. Я вспомнил, что смотрел этот фильм с мамой, когда она поехала со мною в отпуск, на Юг. Не на тот Юг, где мы с родителями жили, с его сухими долинами и лысыми мертвыми горами, а тот, где плещет морской прибой, на улицах растут пальмы, а не чинары. Если мне не изменяет память, поездка эта еще только состоится в августе 1981 года…

Что из этого следует, я додумать не успел. Потому что рука спутницы вдруг скользнула по моему колену, поднимаясь все выше и выше.

Глава 15

Не по-джентльменски рассказывать, что было дальше. Скажу только, что не ожидал такой прыти от провинциальной советской учительницы образца одна тысяча девятьсот восьмидесятого года. В общагу я вернулся далеко за полночь, но не успел лечь спать, как в дверь постучали. Я хотел было популярно объяснить стучавшему, что я думаю насчет поздних визитов, но это оказался Петюня. Увидев меня, он расцвел как майская роза и в качестве пропуска предъявил бутыль, наполненную мутноватой жидкостью.

Бухать у меня не было никакого желания, и я бы выставил шоферюгу не дрогнувшей рукой, но увидев фингал у него под глазом, захотел узнать, каким образом сосед его приобрел. Петюня проскользнул в комнату, водрузил на стол неведомое пойло, вынул из кармана два плавленных сырка. В качестве закуси я мог предложить только воблу, но поздний гость обрадовался ей не меньше трудовика. Видать для простых советских мужиков это был деликатес почище устриц.

Сосед выдернул самодельную пробку, из туго свернутого обрывка газеты, и наполнил содержимым бутылки два стакана. По комнате распространился такой сивушный дух, что у меня даже слезы выступили на глазах.

— Ну, вздрогнули! — провозгласил Петюня и одним махом опрокинул стакан над жадно разверстым ртом.

Целый стакан самогона для меня сейчас был лишним и я отпил лишь четверть. Из вежливости. И спешно отломил полсырка, едва не сожрав его вместе с фольгой.

— Что так? — спросил собутыльник, кивая на мой, оставшийся почти полным стакан.

— На работу мне завтра…

— Ну так и мне на работу! — хмыкнул он.

— Так я в школе работаю…

— А я — за баранкой!

— Ты лучше скажи мне,