Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1981 год

Рённ искал обрывки загадки, что называлась Нильсом Эриком Ёранссоном, и услужливость «дна» облегчала ему поиски.

Вечером тринадцатого декабря на барке около южного берега озера Мелерен он встретился с девушкой, которая накануне пообещала свести его с Сюне Бьёрком, когда-то пустившим Ёранссона на несколько недель к себе жить.

— Я с вами не пойду,— сказала девушка.— Но я договорилась с Сюне, что вы придете.

Она дала Рённу адрес на Тавастгатан и исчезла в направлении Слюссена.

Сюне Бьёрк оказался моложе, чем Рённ себе представлял. Наверное, ему было не больше двадцати пяти лет. Это был довольно приятный на вид парень с русой бородой. Рённ даже задумался, что его могло связывать с намного более старшим и опустившимся Ёранссоном.

Квартира Бьёрка состояла из бедно меблированной комнаты и кухни. Окна выходили на захламленный двор. Рённ сел на единственный стул, а сам Бьёрк примостился на кровати.

— Я слышал, что вас интересует Ниссе Ёранссон,— молвил Бьёрк.— Но, к сожалению, сам о нем мало знаю.

Он наклонился, вытянул из-под кровати бумажную коробку и отдал Рённу:

— Вот это он оставил, когда выбирался отсюда.

Рённ поставил коробку около кресла и спросил:

— Скажите, с какого времени вы знакомы с Ёранссоном, где и как встретились и почему пустили к себе жить?

Бьёрк устроился удобнее, забросил ногу на ногу и ответил:

— Это было так. Я зашел в пивную «У францисканцев». Ниссе оказался соседом по столику. Мы разговорились. Он мне понравился, поэтому, когда пивную закрывали, а Ниссе сказал, что остался без жилья, я привел его сюда. В тот вечер мы крепко выпили, а на следующий день он расщедрился и устроил целый банкет в Сёдергорде. Это было третьего или четвертого сентября, я хорошо не помню.

— Вы заметили, что он наркоман? — спросил Рённ.

— Не сразу. Но как-то утром он вынул шприц, и я все понял. Он, кстати, спросил, не сделать ли мне укол, но я наркотиков не употребляю.

Бьёрк подвернул рукав рубашки. Рённ опытным глазом посмотрел на его вены и убедился, что это правда.

— У вас не очень просторно,— сказал он.— Почему же он так долго здесь жил? Он хоть платил вам?

— Я считал, что Ниссе хороший парень. Денег он мне не давал, но покупал еду, выпивку, все, что было необходимо.

— А откуда он брал деньги?

Бьёрк пожал плечами.

— Не знаю. В конце концов, не мое дело. Но он нигде не работал, это точно.

Рённ посмотрел на руки Бьёрка, черные от грязи, которая въелась в кожу.

— А вы кем работаете?

— Чиню машины,— ответил Бьёрк.— Извините, но я скоро должен встретиться с девушкой, поэтому спрашивайте быстрее.

— Что Ёранссон рассказывал о себе?

— Говорил, что был моряком, хотя, конечно, очень давно. А еще болтали о женщинах. Особенно об одной, с которой он жил, но недавно расстался.

— Когда он отсюда выбрался?

— Восьмого октября. Я помню, потому что тогда были его именины. Он забрал свои манатки, все, кроме этих. Их было немного, все влезло в обычный чемодан. Сказал, что нашел новое жилище, но обещал через несколько дней наведаться. С тех пор я больше его не видел. Он что, в самом деле был в том автобусе?

Рённ кивнул и спросил:

— И вы не знаете, где он потом пребывал?

— Даже не представляю. Он больше не являлся сюда, а я не знал, где его искать. Ко мне часто заходили приятели, но ни одного его знакомого я никогда не видел.

Бьёрк поднялся, подошел к зеркалу, которое висело на стене, и причесался

— Надо прифрантиться,— сказал он.— Невеста ожидает.

Рённ поднялся, взял коробку и направился к двери.

— Я знаю только одно,— сказал Бьёрк ему вслед.— Последние недели перед уходом от меня Ниссе был словно не в себе.

— А вы не знаете причины?

— Нет, не знаю.

Вернувшись в свою пустую квартиру, Рённ пошел в кухню и высыпал на стол то, что было в бумажной коробке. Потом начал внимательно осматривать вещи и вновь осторожно укладывать их в коробку.

Пестрая изношенная кепка, измятый галстук, плетеный поясок с медной пряжкой, трубка с обгрызенным чубуком, пара желтых нейлоновых носков, два грязных платочка и смятая голубая поплиновая рубашка.

Рённ уже хотел бросить рубашку в коробку, когда заметил, что из нагрудного кармана выглядывает какая-то бумажка. Это оказался счет из ресторана «Стрела» на семьдесят восемь крон и двадцать пять ёре Он был датирован седьмым октября.

Рённ перевернул листок. С другой стороны шариковой ручкой было написано:

8.Х бф 3000

Морф 500

Долг га 100

Долг мб 50

Др п 650

-------------------

1300

Остаток 1700

Рённу показалось, что он узнает руку Ёранссона — он видел образец его письма Белокурой Малин. Эту заметку он себе истолковал так: восьмого октября, в тот день, когда Ёранссон выбрался от Сюне Бьёрка, он, видимо, получил откуда-то три тысячи крон, может, от лица с инициалами «Б. Ф.». Из этих денег он на пятьсот крон купил морфия, выплатил сто пятьдесят кро долга и шестьсот пятьдесят дал какому-то «доктору П». Ему осталась тысяча семьсот крон. А спустя чуть больше месяца его нашли мертвым в автобусе. Тогда в кармане у него оказалось более тысячи восьмисот крон. Следовательно, после восьмого октября он получал еще какие-то деньги. Поступали ли они из того же самого источника, от какого-то «Б. Ф.»?

Рённ посмотрел в свои записи, но ни один из тех, с кем он разговаривал или кого вспоминал в связи с Ёранссоном, не имел таких инициалов.

Утро в четверг двадцать первого декабря было не очень приятным для полиции. Накануне вечером целая армия полицейских в мундирах и в штатском посреди города в разгаре праздничной истерии затеяла драку с рабочими, которые вышли из Народного дома после митинга в поддержку Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. В то хмурое, холодное утро трудно было найти улыбающегося полицейского.

Только Монссону это событие принесло какое-то удовлетворение. Он опрометчиво сказал, что у него нет работы, и его сразу же послали поддерживать порядок. Вначале он прятался в тени вблизи церкви Адольфа Фредрика на Свеавеген, надеясь, что драка так далеко не докатится. Однако полиция наступала со всех сторон, и демонстрант ты начали приближаться к Монссону. Он быстро отступил вдоль Свеавегей и зашел перекусить в небольшой ресторан. Выходя оттуда, он взял со столика зубочистку. Она была завернута в бумажечку и имела вкус мяты.

Наверное, он единственный из всего корпуса полиции радовался в то хмурое утро, так как уже успел позвонить заведующему складом ресторана и получил адрес поставщика тех зубочисток.

Эйнар Рённ стоял на ветреной Рингвеген и смотрел на яму в земле, натянутый кусок брезента и дорожные барьеры, расставленные вокруг. В яме не было живой души, чего нельзя было сказать о машине, что стояла метрах в пятнадцати от этого места. Рённ знал четырех человек, что сидели там с термосами, поэтому сказал:

— Привет, ребята.

— Привет, и закрывай за собой дверь. А если это ты вчера на Барнн хусгатан треснул моего парня дубинкой по голове, то иди к чертовой матери.

— Нет, не я,— ответил Рённ.— Я сидел дома и смотрел телевизор.

— Тогда садись. Хочешь кофе?

— Да, выпил бы.

Через минуту его спросили:

— Ты пришел по какому-то делу?

— Да. Шверин родился в Америке. Это замечалось в его речи?

— Еще бы! Он часто запинался, а когда бывал пьян, то вставлял английские словечки.

— Когда бывал пьян?

— Да. Или когда сердился.

Сидя в автобусе по пути на Кунгсхольмсгатан, Рённ напряженно размышлял. Потом немного посидел за своим столом. Затем зашел в соседнюю комнату и спросил:

— Ребята, как будет по-английски: «Я его не узнал»?

— Didn"t recognize him,— ответил Колльберг, не поднимая головы от своих бумаг.

— Я знал, что был прав,— сказал Рённ и вышел.

— Он уже совсем дошел до точки,— заметил Гюнвальд Ларссон.

— Постой,— сказал Мартин Бек.— Кажется, у него блеснула какая-то мысль.

Он поднялся и пошел в кабинет Рённа, но того уже там не было.

Через полчаса Рённ вновь открыл дверцу машины на Рингвеген. Товарищи Шверина продолжали сидеть там, где он их оставил. В яме на дороге с тех пор, наверное, еще не побывала ни одна лопата.

— Черт возьми, как я испугался,— сказал один из рабочих — Думал, что это Ульссон.

— Ульссон?

— Да, или Ольссон, как, бывало, говорил Альф.

Рённ доложил о результатах своих наблюдений только утром за два дня до сочельника.

Мартин Бек выключил магнитофон и сказал:

— Следовательно, ты считаешь, что запись звучит так. Ты спрашиваешь: «Кто стрелял?» И он отвечает по-английски: «Didn"t recognize him».

— Да.

— А потом ты спрашиваешь: «Как он выглядел?» И Шверин отвечает: «Сом Ульссон».