Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
«Стандартный» мозабитский дом, как правило, невелик по площади, он словно бы тянется вверх, подобно миниатюрному небоскребу. Низкие и узкие двери, редкие маленькие окна на внешней стене, которая составляет одно целое с оградой внутреннего дворика или небольшого сада. Парадокс? Казалось бы, что может быть лучше свободно открытых для доступа воздуха помещений в условиях Сахары... На самом же деле все глубоко продумано и проверено временем. Ведь тимшент. почти не прогревается в сильнейшую жару, и даже в самые «горячие» месяцы в мозабитских домах сохраняется приятная прохлада.
Постройки мозабитов имеют множество небольших комнат, соединенных узенькими коридорами-щелями и лестничками в три-пять ступеней. Вместо шкафов в комнатах небольшие ниши. В то же время местные архитекторы, оберегая дома от сахарской жары, вовсе не стремятся вообще лишить их солнечного света. Просто небольшие окна располагаются так, чтобы с утра и до заката, по крайней мере, в одну из комнат проникал рассеянный солнечный свет. Взаимодействуя с шероховатой поверхностью белых стен и пола, с асимметричными нишами, арками и винтовыми лесенками, он создает ощущение покоя, умиротворенности. Кстати, пол окрашивается в белый цвет тоже неспроста: отражая свет, он служит как бы естественным «плафоном наоборот» и не позволяет жилищу превращаться в полутемный каземат.
Еще один любопытный момент мозабитской архитектуры: прохладу в дом вносят и... пальмы. Жители долины никогда не спиливают деревья, растущие на месте строящегося жилища. Пальма просто-напросто «входит» в него. Поэтому нередко посреди комнаты можно увидеть «колонну» — ствол плодоносящего дерева. На нем развешивают домашнюю утварь или одежду, но хозяйка не забывает каждый день поливать «комнатную» пальму, являющуюся и частью интерьера, и источником пропитания.
Такая пальма росла и посредине самой большой комнаты глинобитного дома Слимана. Старик провел меня прямо в эту гостиную через запутанный лабиринт комнатушек и переходов и предложил отдохнуть. А пока готовили «шорбу» — на медленном огне варилась баранина в бульоне, сдобренном множеством острых специй. Несмотря на громкий титул «главного гида», убранство жилища было более чем скромным: на «колонне» висело несколько корзин, сплетенных из пальмовых листьев, да в нише выстроилась шеренга разнокалиберных глиняных кувшинов. Мебелью служили расстеленные на полу потертые кошмы из овечьей шерсти.
После ужина Слиман аккуратно скатал их и пригласил следовать за ним.
— Будете спать на крыше, — пояснил он. — Отдохнете лучше, чем в любой гостинице.
Оказалось, что Слиман вовсе не преувеличивал. Ночной воздух Сахары был по-особенному ароматен. Высокие яркие звезды пустыни сверкали, на темном небе, как огромные изумруды, и в наступившей ночной тишине мне казалось, что нет на земле более уютного места, чем крыша этого гостеприимного мозабитского дома. Вокруг царил всеобщий покой, лишь иногда где-то за городской стеной тявкала сахарская лисица — фенек.
Утром отправляемся в Эль-Аттеф и Бени-Изген. Первый город-оазис ничем особенно не отличается от Гардаи. А вот о «Священном городе» хотелось бы сказать несколько слов. Дело в том, что это совершенно особое поселение долины Мзаба. Если в остальных городах люди имеют право заниматься любыми ремеслами: ткать, чеканить, торговать, изготовлять сувениры, общаться с друзьями за чашкой кофе, и даже курить, то все это строжайше запрещено в стенах Бени-Изгена. Дух «сахарских пуритан» — так прозвали жителей Мзаба в Алжире — здесь чувствуется с необыкновенной силой: в «Священном городе» разрешено лишь чтение Корана.
Вместе со Слиманом мы торопливо проходим по улицам-коридорам. В полдень здесь как в русской печи: и плиты мостовой, и стены домов пышут жаром. Поднявшись по узкому проходу, оказываемся на небольшой площади, вдоль стен домов которой сидят седые старцы. У всех в руках кораны, но молящиеся, по-моему, просто спят. Во всяком случае, почти никто из них не листает страницы, не перебирает четки и не шевелит губами, шепча молитвы. Мы для них вообще не существуем. Главный гид тихо говорит мне на ухо, что некоторые из молящихся могут оставаться в такой позе до самого утра. В его почтительном пояснении явно проскальзывает ирония, когда он продолжает:
— Ни одному иноверцу не позволено оставаться в Бени-Изгене после захода солнца, чтобы не нарушать их священную сосредоточенность. Поэтому всех «чужих» на закате выпроваживают за городские ворота, сторож задвигает засов, и «Священный город» до утра превращается в неприступную крепость...
Не могу ручаться, что все это происходит именно так, ибо мы не стали дожидаться вечера и поспешили покинуть затхлую атмосферу религиозного центра.
...Знакомый проселок выводит нас снова к воротам города-оазиса, основанного Даей. На сей раз стоянка заполнена почти до отказа: сегодня пятница — торговый день, и кажется, все население Мзаба да плюс еще многочисленные туристы съехались в здешнюю столицу.
В одном углу базарной площади, надменно вскинув голову, стоят приведенные на продажу верблюды. Вдоль арочных стен разложили свои товары ремесленники и крестьяне — феллахи. В центре площади, связанные десятками, головами в центр круга, блеют овцы. Стоит многоголосый гомон, в который вносят свою лепту и продавцы и покупатели. Дело в том, что мозабиты придирчивого местного покупателя уважают куда больше, нежели спешащего заезжего туриста. Продавец гордится своими лучшими товарами, и если человек не жалеет времени, споря о цене, значит, вещь ему действительно понравилась. Вот и идет ожесточенный торг с криками и призывами в свидетели аллаха, пока наконец оба не сойдутся в цене. Но сколько бы торговец ни снижал ее, будьте уверены: себя он внакладе не оставил.
Мы медленно пробираемся в людском море. В одном месте зазывают к своим лоткам мясники; рядом на расстеленных циновках разложены мясистые помидоры, золотистые персики, сверкающие на солнце сахаристой мякотью арбузы и дыни. Отдельно продаются «терфас» — серовато-бурые грибы пустыни, которые появляются только весной.
В лавках по краям площади выставлены пестрые сумки, плетенные из овечьей или верблюжьей шерсти, подушки, накидки и еще множество всевозможных изделий из бараньих шкур. Далее сидят чеканщики и, наконец, продавцы ковров, которыми Гардая славится по всей Северной Африке. Словом, местный базар — это долина Мзаб во всем ее своеобразии, миниатюрный замкнутый мирок, в котором до поздней ночи бурлят страсти продавцов и покупателей со всей Сахары.
В свое время ибадиты искали укромный уголок в Сахаре вдали от караванных путей. Позднее, когда еще свежи были воспоминания о разбойничьих набегах на города Мзаба, их потомки, мозабиты, не разрешали своим торговым партнерам входить внутрь оазисов. Кочевники заранее узнавали, когда должны состояться торги, собирались у городских стен и останавливались лагерем на специально отведенных им площадках, помеченных цепочками камней. Потом эти страхи забылись, мозабиты, уверовав в свои коммерческие способности, постепенно монополизировали всю торговлю в этой части Сахары, а затем проникли и в приморские города Алжира. Начался процесс накопления капитала в семи городах-оазисах.
Сегодня тысячи выходцев из долины Мзаба стоят за прилавками далеко от родных мест. Причем мозабиты выработали и свою систему проникновения на рынки. Молодой коммерсант, желающий попробовать свои силы, получает от богатых членов общины ссуду на основание собственного дела где-нибудь за тридевять земель, где уже обосновались мозабиты. Поначалу они шефствуют над новичком, помогают советами, пока он сам прочно станет на ноги. Мозабит может провести на чужбине не один десяток лет, но сердцем он всегда в своем оазисе, куда наведывается не реже раза в год. Но, даже выплатив ссуду, мозабит обязан постоянно переводить солидную часть выручки в кассу общины, которая никогда не даст ему «вольную». В итоге у местных гарун-аль-рашидов скопились огромные богатства, хотя их владельцы, главным образом представители знати и религиозной касты, ведут внешне весьма скромный образ жизни, в отличие, скажем, от нефтяных шейхов Саудовской Аравии.
— Вот идет миллионер, — как-то показал мне Слиман на ничем не примечательного араба, неторопливо шедшего по улице Гардаи.
Мозабит солидной комплекции ступал важно. Казалось, что он просто никого не видел. Зато все встречные останавливались и почтительно кланялись ему.
...В субботу вечером на главной площади Гардаи должно было состояться большое празднество, которое мне, естественно, хотелось посмотреть. Когда мы вышли из дома, над минаретом уже вспыхнули первые крупные звезды. Ниже мерцали гирлянды разноцветных лампочек, которыми были украшены идущие к площади улицы. По ним струился сплошной людской поток. Я пригляделся: в толпе мелькали женские фигуры с закрытыми вуалями лицами. Между тем даже в базарный день на площади не было ни одной женщины, все припасы для семьи закупали мужчины. Всюду с радостными криками сновали ребятишки, возбужденные праздничной атмосферой. Казалось, что все население Гардаи решило в этот вечер оставить свои дома-крепости, чтобы полюбоваться редким зрелищем.
