Будни, праздники, радости - Яна Тарьянова
— Главный сюрприз еще впереди, — предупредил рысей Ромуальд. — Пойдемте, встанем вот под тем навесом. Мне кажется, там будет безопаснее.
На площадь, тихо подвывая, выехали две пожарные машины — старая, верой и правдой прослужившая Логачу двадцать пять лет, и новая, с выдвижной телескопической лестницей и объемным баком. Машины встали по разные стороны площади, терпеливо дожидаясь возвращения кареты. Когда престарелые скакуны чинно доставили свежеиспеченную супружескую пару под взоры гостей, подчиненные Ларчика включили брандспойты и встретили своего командира двойным водяным фонтаном. Солнце отражалось в струях воды, над площадью раскинулась маленькая, но очень яркая радуга, и Ромуальд восхищенно прошептал супруге:
— Какое прекрасное знамение! Это к безмятежной супружеской жизни.
После этих слов кто-то из пожарных включил сирену. Лошади испугались и побежали, чуть не затоптав молодоженов, которые еле успели выйти из кареты. Гвидоновы волки поддержали пожарных второй сиреной и воем, попугай каким-то образом вырвался из сетки и полетел прямо в сосредоточие водяных фонтанов. Альма сначала втянула голову в плечи — Светланочка, котята и медвежата подкрались и забросали ее семенами из изрядно похудевшего мешка — а потом сбежала в мэрию. Через пять минут из мэрии выскочила дарса с прицепившейся к задней лапе фатой, быстро проползла под автомобилями, ускользнула в переулок и скрылась с глаз разочарованных гостей. Ларчик заметался, и вскоре за дарсой последовал крепкий рысь, мчавшийся напролом и красиво задиравший хвост. Пожарные выключили брандспойты и сирену. Гвидоновы волки замолчали. Над площадью воцарилась тишина, нарушаемая попискиванием мокрого попугая.
— Вы мне все пеняете, что я на свадьбе спала, — удовлетворенно сказала Дарина. — Теперь буду вам отвечать, что я хотя бы не скрылась с места преступления... извиняюсь, оговорилась. С места происшествия.
— С места события, — педантично поправил Гвидон.
— Надеюсь, Ларчик ее догонит и уговорит превратиться, — пропуская подколку мимо ушей, ответил Ромуальд. — Что же делать? Мы планировали, что после поцелуя на фоне импровизированных фонтанов Ларчик с Альмой пойдут забирать торт. Он ждет их в пекарне.
— Мы заберем! — с жаром пообещали Гвидоновы волки. — Мохито! Айда с нами! Шольт, брось ты этого попугая! Пойдемте брать торт!
Ромуальд застонал и зажмурился — стало до боли жаль кремовое великолепие, которое по его личному заказу увенчали двумя фигурками сахарных котиков.
— Отставить! — заорал Гвидон, получивший тычок в бок от Дарины. — Грузимся в машины, раз-два! Торт заберут родители Ларчика и дядя Ромуальд, я им доверяю.
Дети, предвкушавшие потеху, дружно разрыдались. Приглашенный волк выпустил из рук мокрого попугая, который полетел и опрокинул мешок с оставшимися орешками и семенами в самую большую лужу. Гвидон огляделся по сторонам, вытащил из кармана зубочистку и отдал Дарине, которая ткнула ей в воздушный шарик.
«Хоть бы дожить до вечера, — кивком приглашая рысей пройти к пекарне, подумал Ромуальд. — Хочется, все-таки, посмотреть на фонарики на дубе и праздничные гирлянды».
Малиновое варенье
От автора: вы же помните, что Гвидоновы волки всеядны, а шакалы в глубине души весьма рачительны. :=)
Каждую осень, после первого похолодания, в Метелице случалось нашествие мышей. Полевые грызуны начинали искать теплые норки для зимовки, нахально вламывались в коттеджи, сараи и погреба, пробовали на зуб картошку и свеклу, прогрызали мешки с мукой — в общем, приносили куда больше хлопот, чем Демон Снопа, которого шакалы никогда не видели. А мышей видели каждый год.
Вторая декада сентября началась с распределения мышеловок. Дядя Ромуальд извлек два увесистых мешка из общинного сарая, раздал под роспись, отмечая количество в одни лапы, и напомнил, что травить грызунов в общине строго запрещено. Ядом шакалы никогда не пользовались, не столько из-за гуманизма, сколько из заботы о здоровье детей и внуков — маленькие шакалята могли по глупости попробовать яркие цветные зернышки или поохотиться на притравленную мышь, и заболеть вплоть до попадания в больницу.
Пойманных мышей традиционно выносили то в поле, то к пруду — отдавая себе отчет, что некоторые из них могут очухаться и вернуться — и хвастались друг перед другом, кто больше изловил и дальше отнес. Безмятежность домашней охоты продолжалась ровно до того момента, как тетя Виктория спустилась в подвал, чтобы проинспектировать комнату с вареньем. Малину она заготавливала по старинному рецепту — перетирала с сахаром вручную, в пропорции один к одному, раскладывала по банкам разной степени вместимости и закупоривала вощеной бумагой, обвязанной шпагатом. В прошлом году малина уродилась на славу, и тетя Виктория, экономя бумагу и шпагат, сделала два десятилитровых стеклянных баллона — тары, обычно используемой для изготовления вина. Малина засахарилась, благополучно простояла от лета до лета, а на вторую осень в один из баллонов проникла мышь. Проникла и бодро подпрыгивала на толстом слое сахара, предохранявшем малину от доступа воздуха и брожения — пыталась покинуть стеклянную тюрьму.
Баллон из подвала извлекли с трудом — после недели дождей почти все шакалы маялись от ревматизма. Когда оскверненную малину водрузили посреди двора, на летнем столе, вокруг собрались любопытствующие обитатели общины. Вощеная бумага и шпагат были тщательно обследованы. Вердикт гласил: «Повреждений не обнаружено». Загадка — «как мышь попала в баллон?» — нешуточно заняла умы. Тетя Виктория с негодованием отвергла версию, что мышь проникла в варенье перед закупоркой.
— Я же не слепая! — возмутилась она. — Что я, по-вашему, мышь не заметила?
— Это мышонок, — поправляя очки, отметил дядя Ромуальд.
— Какая разница? Это самое идиотское обвинение в свой адрес, которое я когда-либо слышала!
— Я с этой версией не согласен, — успокоил ее дядя Ромуальд. — И дело не в остроте твоего зрения. Если бы мышонок проник в свежее варенье, он бы утонул. А он бегает по сахарной корке. Значит, пробрался уже в готовое. Или каким-то образом прополз под влажный шпагат — он от влажности немного растягивается — или тебе его подбросил
