Реинкарнация: вторая жизнь в альтернативном мире - Emory Faded
Короче говоря, это просто бесполезная херня.
Так что я молча прошёл на другую сторону кассы и, взяв пакет, стал собирать уже пробитые ей свои покупки.
— С вас шесть тысяч двести, — с той же самой улыбкой на лице и слегка прикрытыми глазами произнесла она, мило указывая рукой на терминал, словно только что ничего и не произошло.
Проведя заранее приготовленной картой по дисплею терминала, я убрал её обратно и, взяв пакеты, стал уходить, вслед услышав:
— Благодарю за покупки. Заходите ещё.
Ужасная работа. Как, наверное, в целом и вся сфера обслуживания.
А ведь не будь у меня денег, оставшихся от родителей, я бы тоже работал на подобной работе.
Вставал бы рано утром, приводил себя в более-менее нормальный вид, чтобы начальник не докапывался лишний раз, приходил на работу, переодевался в унылую, однотипную униформу вроде той, что надета на девушке, и работал бы по десять часов в день, после чего переодевался обратно и топал домой, где почти сразу бы отрубался от усталости.
С одной стороны — я благодарен родителям за то, что, даже ведя столь жалкий образ жизни, я всё равно имею всё необходимое, а с другой — пожалуй, я такого не заслужил. Вероятно, эта девушка, имеющая возможность зарабатывать и иметь всё с помощью одной своей внешности, но отринувшая это, заслуживает подобного куда больше, чем я.
Но удача — несправедливая вещь.
Она улыбнулась такому, как я, благодаря чему я родился в достаточно богатой семье и теперь могу, ничего не делая, прожить в хорошем достатке всю жизнь, даже будучи полным мудаком.
И честно говоря, на одном финансовом успехе моих родителей моя удача не заканчивается.
Мои родители были довольно хорошими и добрыми люди, из-за чего я, сколько себя помню, всегда рос в доброте и заботе, а о чём-то вроде криков, ругательств и, тем более, физическом насилии родителей по отношению к своим детям — я узнал лишь тогда, когда пошёл в школу.
И конечно же, не на своём опыте, а лишь со слов одноклассников.
Помню, что первое время даже не понимал, что это такое, когда одноклассники во всю обсуждали, как они боятся получить плохую оценку, потому что родители их потом за это накажут.
Правда, в то время я был круглым отличником и даже не понимал, как можно получать другую оценку. Во многом это, разумеется, благодаря целой куче профессиональных репетиторов, на которых мои родители совершенно не экономили, а сам же я относился к этому, как к чему-то должному.
И хоть я и ходил в школу для относительно богатых детишек, тем не менее даже на их фоне я был тем ещё особенным случаем, отчего те всегда в открытую говорили, что завидуют мне.
И чем больше шло времени, чем взрослее я становился и, как мне казалось, понимал, как работает «настоящий мир», находящийся за пределами моего дома, тем больше я убеждался в собственной исключительности. Всё же чем бы я не занимался, чем бы я не увлекался и в чём бы я не участвовал — я всегда был лучшим и занимал первое место.
По крайней мере, так было до моего первого поражения в какой-то детской игре, в которую мы играли с одноклассниками в школе.
Помню, как тогда радовался паренёк, которому я, до этого ни разу не проигрывавший, всё-таки проиграл. Ему даже тогда никто не верил в то, что он действительно победил меня, пока я сам это не подтверждал.
Что же до меня, то я тогда впервые почувствовал вкус поражения и ещё долго не мог понять, как это могло произойти.
Тем не менее уже тогда я, будучи всего лишь учеником средней школы, знал, что такое теория вероятности и как она работает. И отлично понимал, что побежать постоянно не выйдет — так уж работает теория вероятности. Однако это поражение на меня всё равно сильно повлияло, хоть я и пытался сделать вид, что мне всё равно.
А следом за этим, спустя какое-то время, это снова повторилось. А потом снова… и снова. И так бесчисленное количество раз, что со временем лишь увеличивалось.
И так, к тем самым старшим классам, я уже не раз и не два проиграл.
И пускай я всё ещё считался маленьким гением, которому все пророчили успешное будущее, затмевающее даже успех моих собственных родителей, однако сам я в этот момент уже начинал погружаться в пучину отчаяния.
Сложно, знаете ли, спокойно существовать, словно всё в порядке и ничего не происходит, когда тебя с ранних лет убеждают в том, что ты самый особенный на свете, следом кормят этим на протяжении десятка лет, а потом выясняется, что не такой уж ты особенный.
Что, оказывается, есть люди, которые с куда меньшими возможностями, превосходят тебя.
И пускай это какие-то незначительные вещи, вроде игр, или какие-то узкие направления, вроде той же математики, и во всём остальном ты превосходишь этих людей, но даже так это всё равно сильно бьёт по тебе.
Когда же я оказался в старших классах, всё только ухудшалось — не успел я глазами моргнуть, как другие начали реализовывать себя, развиваясь в разных областях и наращивая между нами такую пропасть, что даже приложи я все усилия, догнать их всех уже не смог бы при всём своём желании.
В этот момент, осознав это, мои руки и опустились.
С этого момента я не думал о себе, как о особенном человеке, пускай все меня таковым всё ещё и считали. А следом за этим я начал терять мотивацию учиться, саморазвиваться и соревноваться с остальными. Как итог: разумеется, потеря ещё оставшихся у меня на тот момент первых мест, всеобщей признательности и друзей, которые на деле, как оказалось, и не были мне таковыми.
И на удивление, родителям было на это всё равно.
Нет, они не делали вид, словно ничего не происходит. Они пытались со мной поговорить, пытались узнать, что меня терзает, но говорить об этом с ними, или вообще с кем-то, у меня не было никакого желания, поэтому я на все их вопрос просто отмалчивался и либо уходил к себе в комнату, либо уходил гулять.
Они
