Наваждение - Кира Мальцева
Он делает шаг вперед и оказывается в нескольких сантиметрах от меня, так близко, что я чувствую, как его дыхание согревает воздух, между нами, — Что ты хочешь сказать принцесса?
Кровь приливает к моей голове, — Перестань называть меня так, — говорю я, — Или я начну называть тебя придурком.
Он наклоняется ближе ко мне, его рот всего в нескольких миллиметрах от моего уха, — Ты можешь звать меня как хочешь.
Блядь. Краска стыда заливает мое лицо, и я кладу руки ему на грудь, отталкивая его назад, — Да пошел ты.
Смеясь, он убирает прядь песочного цвета волос, которая ненадолго падает ему на лоб, — Нет, малышка, — сказал он, — Я вспоминаю твои стоны подо мной… О Боже, Рома, не останавливайся… — он подражает мне, его голос пронзительный, взволнованный и хриплый, звук эхом разносился по кабинету моего отца, усиливаясь в замкнутом пространстве.
То, что происходит дальше, не соответствует моему характеру. Я просто делаю шаг вперед и ударяю его прямо по лицу, моя ладонь приземляется на его щеку с треском, который эхом разносится по комнате. Не знаю, кто больше испугался, он или я, — и я отдергиваю руку, словно только что дотронулась до электрической розетки, в ужасе отступая от него.
Я никогда не делала ничего подобного за всю свою жизнь. Не могу поверить, что потеряла контроль.
Громов подносит руку к щеке и поднимает брови, — Да, милая, — говорит он, — Это я полный мудак.
— Ты знал о том, что наши родители хотят пожениться? — спрашиваю я снова.
— До того, как ты написала мне и умоляла переспать с тобой?
— Мне не обязательно было просить, — говорю я, стиснув зубы, — Ты раздаёшь свой член как конфетку, каждой которая попросит.
— Конфетку которую ты сосала.
Я чувствую, как жар поднимается к моим щекам.
— Что, принцесса? – спросил он, — Ты собираешься сказать мне, что не помнишь, как ты обхватила своими сладкими губами мой член, как будто это было лучшее, что ты когда-либо пробовала?
— Я даже не собираюсь отвечать на твой долбанный вопрос, — мое лицо раскраснелось, и я думаю, что у меня может перехватить дыхание при мысли о члене Громова у моих губ. Нет, я не могу об этом думать, — Это было временное помешательство. То, что между нами было, это ошибка.
— Не волнуйтесь, принцесса, — говорит он, — Наша маленькая грязная тайна в безопасности. Я уже это забыл, ты все равно мне не запомнилась.
Я ощетиниваюсь от его слов. Я уже собиралась поделиться с ним своими мыслями, когда за его спиной распахнулась дверь. Он отпрыгивает в сторону, и какое-то время мой отец стоит в дверях, а Милана стоит за ним. Мой отец непревзойденный политик, невозмутимый. Я знаю его как никто другой, крошечная морщинка на его лбу является признаком раздражения. Мое сердце замирает, и я задаюсь вопросом, может он догадался.
— Ты тут, — спросил мой отец, — Мне было интересно, куда ты пропала.
— Я уверена, что для них на сегодня слишком много новостей, — сказала Милана приторным голосом. Она кладет свою руку на руку моего отца, а сама обращается ко мне с Ромой, — Я думаю, что вам двоим, вероятно, нужно какое-то время это принять.
Громов засмеялся, — Да, верно, — сказал он, — Я провел здесь много времени с Маленькой Мисс Совершенство, — он вклинивается между моим отцом и Миланой и они пропустили его.
— Рома! – сказала она, — Не будь грубым.
— Грубый? – произносит он небрежным тоном, — Вы тут стоите и выслуживайтесь перед нами, вам разве нужно наше мнение или одобрение? Не смешите.
Морщина на лбу отца углубилась от его слов и он произнес, — Я не потерплю...
Не думаю, что мой отец полностью осознает, во что он ввязался. Он считает, что любую проблему можно решить хорошей дозой дисциплины и физической подготовки в военном стиле. Если бы Громову было лет 11, мой отец заставил бы его бегать спринты и отжиматься до тех пор, пока он больше не сможет держать себя в руках. Как бы то ни было, Рома взрослый. Я не знаю, есть ли у моего отца план на этот счет.
Рома останавливается, — Итак, давайте проясним кое-что прямо сейчас. Если вы хотите выставлять напоказ свою собственную дочь перед камерами, как будто она какой-то свадебный трофей, это между вами и ней. Но я не буду притворяться что мы стали одной большой дружной семьёй.
Я задерживаю дыхание, ожидая реакции отца. Его гнев редко вспыхивает, но когда это случается, лучше держаться подальше. Несмотря на мое полное и крайнее отвращение к тому, кто такой Громов, я не могу не чувствовать укол самодовольного удовлетворения, услышав, как он так разговаривает с моим отцом. С ним никто так не разговаривает. Точно не я. Мне почти кажется, что Громов заступается за меня, хотя я знаю, что это не так.
— Рома, — говорит Милана дрожащим голосом, — Нам нужно поговорить об этом. Я знаю, что ты расстроен, но…
Он её прерывает и обращается к моему отцу, — Ах, да. Я уверен, вы думаете, что это что-то вроде настоящей любви, но у моей мамы не совершенная репутация для будущей жены депутата, подумайте об этом, — не оглядываясь он пошёл по коридору и потом я услышала как хлопнула входная дверь.
Милана смотрит на меня, а потом на отца. Она медленно моргает, раз, два, три раза, и мне сразу становится ее жалко. Она выглядит так, будто отчаянно пытается не заплакать, и становится неловко, я ломаю голову, чтобы придумать, что сказать, чтобы сделать ситуацию менее неудобной. Как будто это, блядь, возможно.
Я прокашливаюсь, — Я уверена… я имею в виду… он просто расстроен. Я уверена, что все будет хорошо, — мой голос звучит напряженно.
Почему я пытаюсь утешить двух человек, которые только что обрушили на своих детей подобную сенсацию, ожидая, что они будут рады. Ненавижу это признавать, но Громов прав, — Я в свою комнату, — протискиваюсь мимо них