Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1970 год
Работал я тогда в редакции прогрессивного молодежного журнала. Мы выпустили несколько номеров журнала с нашим анализом ситуации. Отпечатали листовки, которые распространяли среди «черноногих»... Это вызвало ярость оасовцев, и какую!
Твердые позиции в алжирском вопросе с самого начала были только у нас, коммунистов. Мы всегда отстаивали независимость Алжира и словом и делом. Потому-то нам нетрудно было предположить, что оасовцы всю свою злобу направят на нас.
В тот вечер мы сидели в редакции, человек пять, и заканчивали макет номера. Утром его должны были отнести в типографию. Кто-то правил корректуру, кто-то прикидывал шрифты для заголовков — дым коромыслом... впрочем, что рассказывать! Журнальная кухня, одним словом. В этот момент раздался звонок. Беру трубку.
Слышу голос одного знакомого парнишки. Тогда ему было лет четырнадцать. Из «черноногих», переехал во Францию с родителями. Хороший паренек, честный. Написал нам в редакцию запальчивое письмо; мы с ним встретились раз, потом еще. Вижу — ищущий, искренний парень. Так вот, звонит он, по-видимому, из кафе; рядом орет телевизор, голоса, посуда звякает.
— Пьер, — говорит, — к вам завтра на рассвете гости собираются... Ты хорошо слышишь меня?
— В редакцию?
— Ага.
— Значит, говоришь, гости?
— Может, на библии поклясться?
— Да нет... А много их? Не знаешь?
— Похоже, много.
— Ну ладно. Спасибо, что порадовал. Если еще что узнаешь, позвони, договорились?
Что было делать? Можно быстро собрать вещи и разойтись. Но они на это и рассчитывали. После их погрома пришлось бы искать другое помещение, что не так просто. Да и обидно отдавать им на разграбление свою редакцию. Попробовать позвонить, в полицию? Попробовали.
— Из какого журнала? — спрашивают. — А-а... Откуда вам известно, что на вас собираются напасть? Может, разыгрывают? Хорошо, если действительно начнутся беспорядки, мы пришлем наряд.
Вмешиваться, было ясно, они не спешили. Тем более, я уверен, они знали обо всем из своих «источников».
Словом, на полицию рассчитывать не приходилось. Надо было защищаться своими силами. Нас пятеро, в том числе одна девушка. А сколько явится погромщиков? Черт его знает.
Звоню секретарю партийной ячейки нашей типографии. Если к нам на подмогу подоспеют рабочие, эта трусливая банда не посмеет сунуться. Но сейчас уже вечер, около одиннадцати вечера, сумеет ли он найти кого-нибудь?
— Вы сможете продержаться хоть какое-то время? — спрашивает он меня. — Я сейчас же начну собирать наших.
— Постараемся, — отвечаю.
Та ситуация помогла многое выяснить. Мы с Сэми, моим другом, вдвоем сели на телефон и стали звонить подряд всем, кого знали или кто хоть как-то был связан с журналом. Представьте себе: тихий вечер, человек лежит на диване с книжкой в руке, подумывая, не пора ли уже и спать, и вдруг раздается звонок, коротко излагается суть дела, и ему надо, не раздумывая, дать ответ: да или нет. Это не так просто сделать. Тем более что любому ясно: от наших незваных гостей не дождешься снисхождения. Пырнуть ножом или изуродовать лицо кастетом — для этой публики в порядке вещей. И остановить их, как хищников, может лишь одно — страх.
Все это подразумевалось, так сказать, за кадром каждого телефонного звонка. У меня на столе лежала записная книжка, и я звонил всем подряд от «А» до «Z». Это были молодые рабочие, студенты, выпускники лицеев, даже коммерсанты...
Это поразительное чувство — твердо знать, что ты можешь на кого-то рассчитывать. Такие моменты запоминаются надолго.
А дальше было следующее. Мы подождали, пока соберутся все наши. Пришло человек двадцать. Это уже кое-что значит. Забаррикадировали дверь. Здание, как я уже говорил, двухэтажное. В первом этаже — продуктовый склад. Наверх вела лестница с отдельным входом. Мы заперли парадную дверь и завалили ее столами и пустыми ящиками с чердака. Кто-то нашел там с десяток пустых бутылок из-под шампанского. Мы наполнили их землей — получились «гранаты». Мне рассказал об этих метательных снарядах один товарищ, который отбивал в Париже здание газеты «Юманите» от фашистов в тридцатых годах.
Часам к трем утра закончили приготовления. Теперь оставалось ждать. Погасили свет, чтобы лучше видеть улицу. Ждем. Напряжение было таково, что мы почти не разговаривали. Да и о чем? Все ясно и так, Мы здесь. Они там.
Был ли страх... Пока ждали, пока была неизвестность, наверное, был. Не боится ведь тот, кому нечего терять. А у нас не тот случай.
...Они появились около пяти утра. Кучками шли с разных сторон, нахохлившись, хмурые, вырванные из сна, а от этого еще пуще злые. Я смотрел из окна, как они шли. Их было около полусотни, не меньше. Уверенные в полной безнаказанности — ведь их так много.
Остановились на противоположной стороне, посовещались. Управляли там, я заметил, двое. Один в берете парашютиста, второй — в дорогом, верблюжьей шерсти пальто и темных очках, видимо, не хотел, чтобы его узнали. Парашютиста-то я уже знал — пару месяцев назад он со своей бандой пытался ворваться в здание кинотеатра, где мы проводили митинг. Но тогда его отшили... Сейчас, видимо, он думал взять реванш.
Они подняли несколько чугунных решеток — тех, что закрывают подножия деревьев на тротуаре, — и направились к нашей двери.
Едва они скучились внизу, мы разом распахнули окна и дали первый «залп» бутылками. Такого они не ожидали и разом отхлынули. Ага, получили!
Но нам тут же пришлось лечь на пол: в окна густо полетели камни и обломки кирпича. Осколки усеяли комнату. Град камней. Лотом нам сказал кто-то из соседей, что они прикатили с собой несколько ручных тележек с битым кирпичом, — все предусмотрено.
Пока одни закидывали окна, другие начали таранить дверь решетками. Удары затрясли дом. Разъяренная банда вопила: «Убирайтесь в Москву!», «Коммунисты — предатели!», словом, обычный набор. Это был даже не крик, а нечленораздельный рев.
Я попытался еще раз позвонить в полицию. Но телефон был занят — сплошные гудки. Тоже их трюк. Кто-то из фашистов обежал с десяток автоматов и набирал номер, не вешая трубку на рычаг, — линия занята.
Бум! Бум! Стены вздрагивали, как при бомбежке. На четвертом-пятом ударе дверь разлетелась. Наша баррикада опрокинулась от напора тел. «А-а!» — ревели они. Мы дали сверху лестницы второй и последний «залп» — бутылок больше не было. Это еще на секунду задержало их. Люсьен, один из наших, крепкий парень, игравший за университетскую команду регби, отмахивался табуретом, у меня в руках была ножка от стола. Жером, наш главный редактор, укладывал сзади в сумку редакционные бумаги, самые важные совал себе во внутренний карман.
Опьяненные предстоящим разбоем, они лезли, вопя, в комнату. Люсьен ахнул первого ворвавшегося по челюсти, тот упал. Я схватился с каким-то толстяком в свитере. Просто так они нас не возьмут! В узком проходе можно было сопротивляться. Завязалась драка. У парашютиста в руке сверкнул кастет.
— Люсьен! — заорал я.
Тот обернулся, но я опоздал: парашютист ударил его по лицу. Хлынула кровь. Я саданул парашютиста головой в живот, опрокинул на пол, но меня тоже сбили с ног, стали заворачивать за спину руку.
— Выкидывайте их отсюда вместе с барахлом! — крикнул их главный, тот, в темных очках.
Но тут внизу послышались возня, громкие крики, а потом заверещали полицейские свистки. Погромщики загромыхали вниз по лестнице.
Что произошло? Откуда полиция? Я поднимаю голову Люсьена, щека разорвана кастетом. Вот гадина! Ребята пытаются закрыть сломанную дверь, но она распахивается... и показывается озабоченное лицо наборщика Жана Гошрома из типографии, где по контракту печатали наш журнал.
— Живы? — спросил он, улыбаясь.
Жан, дорогой мой Жан! Успел все-таки, молодец! Ребята подоспели куда как вовремя. Тут-то, заметив, что драка грозит затянуться, примчалась полиция, целых три автобуса...
Кусок красного картона
Рассказ посланца молодежи Намибии
Часы отсчитали еще шестьдесят минут. Хоматени посмотрел на закрытую дверь. Уже сорок два человека вышло из нее, уныло опустив голову. Это были его друзья, его одноклассники, его боевые товарищи. Следующему идти ему. Хоматени встал и три раза постучал в дверь. Через минуту он вышел, держа в руках кусочек красного картона. ...Их последний школьный день начался с тишины, необычной тишины, воцарившейся задолго до прихода учителя истории.
Человека, привыкшего к нормальному школьному шуму, эта тишина не могла не поразить, и учитель быстро уловил странное в поведении своих питомцев. Причину он понял, открыв классный журнал. В классном журнале лежало письмо: «Сэр! Мы отказываемся изучать ваш предмет, представляющий в искаженном виде историю нашей страны и нашего народа. Наша страна Намибия незаконно оккупирована властями ЮАР. Право распоряжаться нашей страной имеет только народ Намибии. И он осуществит это свое право!» Далее следовали сорок две подписи. Весь класс. Автором письма был Хоматени, и это знали все ребята. Знали — но ни один из них не назвал его имени ни в кабинете у директора, куда их вызывали поодиночке, ни у полицейского комиссара.
