Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1975 год
17 октября. Переправившись с батальоном 109-й стрелковой дивизии полковника Балдынова через Дунай, я оказался в городе Велико Село.
Мне в руки попала газета «Истина» — «орган единого народно-освободительного фронта Срема» (Срем — район Воеводины). Газета напечатана на ротаторе. Номер совсем недавний — от 6 октября 1944 года.
«...В Красную Армию мы верили непоколебимо. Верили, когда она обороняла и отстояла Ленинград и Москву; верили, когда она отступала к Сталинграду и Кавказу, верили, когда ей было трудно и когда улицы Нови-Сада были окровавлены сербской кровью, а в Дунае плавало больше трупов сербов, чем рыбы, когда весь
Срем был превращен в огромный концентрационный лагерь и кладбище тысяч и тысяч людей нашего народа.
Верили — она придет и будет судить одичалые фашистские орды. В Красной Армии мы видели единую твердую решимость многомиллионного народа Советского Союза: выдержать и победить!
Знали мы: дойдет, день ее пришествия все ближе, и все-таки в первый момент казалось невероятным, что она уже тут, рядом, у нас в Югославии, в Воеводине!
Сталинград — Петровград — Врщац! Где находится Сталинград! Далеко, далеко, так, что трудно себе и представить! А Вршац, Бела Црква, Петровград! Да ведь это тут, люди сербские, у нас! Срем слышит грохот советских пушек. Еще несколько дней, еще несколько часов...»
18 октября. На попутной машине добрался до 36-й гвардейской танковой бригады полковника П. С. Жукова, которая ведет жестокие уличные бои в Белграде.
7 ноября 1944 года. Исхудалый, в заштопанном ветхом костюме белградец по имени Миладин Зарич, старый пятидесятивосьмилетний учитель, многоречивый, экспансивный, быстрой жестикуляцией стремившийся усилить значение своих слов, рассказывал мне эту историю. Когда он обращал свое лицо ко мне, я смотрел на его густые брови, на редкие, отведенные к седеющим вискам волосы и видел его коричневые, обведенные серым кругом зрачки... Он волновался, потому что все еще переживал то, что ему удалось сделать.
8 разбитом, еще не залечившем свежие раны Белграде стоит мост через Саву, целый и невредимый. Он был первым на протяжении тысяч километров наступления Красной Армии крупным мостом, который немцы не сумели взорвать. Как удалось его спасти?
Сейчас я передам подробный рассказ об этом, но сперва позволю себе привести точную копию одного официального документа. Вот она:
«Управление Воинской части, полевая почта 44775, 25 окт. 1944 г. № 025/10.
СПРАВКА
Дана настоящая другу (гражданину) Зарич Миладину Захаровичу, народному учителю города Белграда, в том, что он командиром воинской части пол. почта № 44775 представлен к правительственной награде — ордену Отечественной войны 1-й степени — за то, что он совместно с советскими войсками, рискуя жизнью, проявил мужество и героизм в период захвата переправы через реку Сава (мост в Белграде).
Командир воинской части
п/п № 44775,
Герой Советского Союза,
гвардии генерал-майор
С. Козак».
Вот как об этом рассказал мне учитель Миладин Зарич, жилец дома № 69 по улице Карагеоргиевича:
— За десять дней до отступления немцев я видел, как они подносят взрывчатку, — по нескольку раз в день ходил смотреть! На меня, старичка, они не обращали внимания! Кроме того, я наблюдал за немцами с чердака, проделав в стене дырку. И сердце сжималось, и думал: как спасти этот мост?.. Двенадцатого или тринадцатого немцы взорвали другие мосты — прежде всего дунайский, на следующий день железнодорожный через Саву. А мост принца Эугена (Евгения) временно оставили.
Шестнадцатого октября обер-лейтенант, угрожая пистолетом, приказал всем жильцам нашего дома убраться в подвал. В запертых, пустых квартирах немцы выломали двери, опасаясь, что там партизаны. Поставили у выхода из подвала стражу. Без воды, без хлеба, никуда не выходя, мы просидели в подвале все дни боев до утра двадцатого октября. Нас, жильцов тридцати семи квартир, было около восьмидесяти человек. Дети, женщины спали на полу, делясь последним, почти ничего не ели. Немцы держали нас как заложников, объявив, что если русские будут бомбить Белград с воздуха, то всех нас расстреляют. Сами немцы сидели на третьем и четвертом этажах, а с пятого били по наступающим освободителям из автоматов и пулеметов. На балконе был устроен наблюдательный пункт, немецкий офицер смотрел в стереотрубу. В доме все было разграблено немцами, взломаны шкафы, перебита посуда... Сидели мы, ничего не зная, только слышали взрывы, на железной дороге дрались семь дней — немцы говорили об этом. И еще говорили, что большевикам не прорваться в город, а если прорвутся, то всех перережут и все разграбят.
В подвале с нами были два немца, с собой они держали русского пленного, связанного. Он нам ухитрился шепнуть, что немцы требуют, чтобы он за них заступился, если они попадут в плен. В шесть часов утра двадцатого немцы из дома побежали и пленного с собой увели, а оставили одного пожилого часового. Я услышал «ура» русских на Босанской улице. У немца задрожали колени, он стал просить гражданскую одежду. Дали ему пиджак и штаны драные. Он вышел и сдался русским.
И тогда я пошел на мост. Немецкие пушки били из города, сдерживая наступление русских. Кругом был бой. Я видел, что по мосту уходят немногочисленные немцы. Я шел один сквозь парк, что простирается перед мостом. И, поднявшись по подъезду к мосту, увидел у железнодорожных вагонов примерно сотню красноармейцев, направляющихся к Калемегдану. Я кинулся к ним, закричал им: «Братушки, братушки, здраво!» — и первый из них, офицер, калмык наверное, поцеловался со мной.
Это был 3-й батальон 211-го полка сталинградской гвардейской дивизии. Я звал их поглядеть мост, сказал, что внизу там мины. Вижу, плохо меня понимают. Я разобрал: у них боевой приказ — немедленно идти на крепость Калемегдан, где засели отборные немецкие части. Я говорю: «Мины, мины!» Командир машет рукой — человек сорок бегут за мной. Осмотрели два быка, ничего нет. Немцы с другой стороны не стреляют, тишина полная. Тут у Калемегдана грохнуло, и русские бросились догонять своих. Махнули мне рукой только: уходи, мол, отец, отсюда! Но я все же решил перерезать шнур: как бывший офицер — в первой войне еще воевал подпоручиком — я мог в этом разобраться.
И пошел я на мост сам, шел по мосту и думал: сейчас взорвется! Потому что видел: на земунской стороне моста были белые дымы. И вижу — туда тянется серый шнур. «Взорвусь, прежде чем дойду до половины моста!» Но шаг за шагом иду — нет взрыва. Мост камуфлирован рогожами, и справа и слева много убитых немцев... Дошел до арки, прочитал: «Принц Эуген», и свисает сверху еще один шнур, медный, и где-то шипит другой. Я медный не трогаю, ищу, где шипит, дошел до половины моста, вижу — один шнур тлеет, и другие видны — горят. «Здесь, — думаю, — и погибну!» Горят с дымом. А один немец, то ли мертвый, то ли живой, с серыми глазами, отвалившись на железину, глядит на меня... Оглянулся я, вижу — саперная лопата (там много было амуниции разбросано). Взял лопату с деревянной ручкой, попытался рассечь шнур. Два других сюда же спускались, соединялись и уходили в фарфоровый изолятор. Неудобно было лопатой, шнуры пружинили. Я нашел тесак, весь в крови, перерезал им эти два шнура...
И пошел дальше. Там мост был вымощен импрегнированными деревянными плитками, вроде паркетных. Там все горело, было жарко, я оторвал одну плитку, увидел горящий шнур и под плитками — ящики со взрывчаткой. Пересек шнуры ко всем ящикам, эти шнуры не горели, но пламя пожара приближалось к ним. Я не мог потушить пожар, прошел дальше триста метров на земунскую сторону, увидел: немцы прячутся, укрываются, их множество. Они по мне не стреляли, может быть, думали, что я немецкий сапер.
Я пошел обратно, на половине моста выглянул из рогожи, увидел несколько человек гражданских, замахал черной шляпой, кричу: «Помоч да гасимо пожар!»
Гражданские люди, стоявшие на берегу, боясь взрыва, убежали в свои дома. Я выглянул на другую сторону, увидел русских красноармейцев, человек двести, в разных местах, на улицах и около моста, закричал: «Братушкй, братушки! Мост е Слободан! Пожурите!» Раз десять прокричал это, охрип (потом долго не мог говорить). Русские между собой что-то обсуждают. Человек десять осторожно пошли ко мне навстречу, пригибаясь, прижимаясь к перилам, держа под локтем автоматы. Сошлись со мною. За ними подошли другие — и они были бойцами 3-го батальона 211-го полка. И без всяких разговоров я повел их на другую сторону — земунскую. Тут начался немецкий ураганный артиллерийский огонь по мосту. Среди бойцов сразу оказались раненые и убитые, но никто из уцелевших не повернул назад. Когда земля была уже недалеко под пролетом моста, они стали прыгать под мост, повели бой с немцами. (Немецкая артиллерия била и потом, весь день, до вечера разорвалось больше тысячи снарядов, шрапнели и бронебойных. Четвертый бык был весь разбит артиллерией. А потом еще два дня из Чукарицы, где держались тысяча двести немцев, непрерывно велся огонь.)
