Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Белка заметалась, сгребла свои банки с лекарствами, нашла пару чистых полотенец и сменную рубаху, потому что перевязки все истратила на Кириака, а новых никаким волшебством у нее на полках пока не образовалось. Стала тащить прочь одежду с пострадавшего. Ну, холодно на полу, но что делать — кровь сначала надо останавливать.
Сильно покусаны были руки — видимо, защищался от упырей. И очень пострадало лицо, правая щека болтается лоскутом так, что в дырку видно зубы, отметины клыков на лбу и на висках, бровь рассечена и нависает, глаз заплыл... Волки пытались добраться до шеи, но предусмотрительно завернутый ворот овчиного тулупа, замотанный еще и шарфом, защитил шею от критических повреждений. За ворот кусали, прокусить не смогли. Раны есть на плечах и предплечьях, покусы глубокие, но кровь течет, в основном, с головы. Там вообще льется всегда, если поранить. Голова самая неудобная часть тела — и кровит сильно, и бинтовать неудобно. Тут обезболивать надо, шить, одними словами, даже истинными рабочими, все и сразу не поправишь, да и потратила Белка рабочие, много силы днем ушло... Ай, беда, и на помощь кого-то звать — только время терять зря. Если Хродиха впрямь рожает, Кракла скоро не вернется. Надо все делать самой, а для начала выстраивать очередность действий.
Белка взяла себя в руки, собралась. Главное, что вредит в сложных ситуациях — суета. Расписала в уме последовательность, принудила себя к хладнокровию и принялась за работу. К счастью, раненый потерял сознание и не дрыгался, не вырывался, как случается. От боли, от кровопотери или от облегчения, что добрался, наконец, до жилья и помощи, неизвестно. Воды немного есть, лекарств немного есть, слов чуть-чуть осталось. Держись, парень, мы еще побарахтаемся!
Точечными заговорами остановила кровотечение на голове, порвала все доступные тряпки на ленты, перебинтовала раны на руках, приберегая слова для самой серьезной работы по восполнению крови и для штопки на лице. Когда провела губкой вокруг раны на щеке и приспособилась чинить, вдруг поняла, что парня-то этого неплохо знает. И даже более, чем неплохо. Перед ней на полу лежал покусанный живоволками Свит. Именно Свит, именно живоволками. Это они хватают за голову и целятся в жилы на руках. Он приоткрыл глаза, и его начало трясти, застучали зубы. Челюсть прыгала настолько сильно, что сказать хоть слово у него не получалось. Белка чуть не уронила свой хирургический набор. Огромным усилием переборола желание шлепнуть его по здоровой щеке и спросить — ты что натворил, урод? Как теперь все это расхлебывать будешь? А то и вовсе хотелось встать и пнуть егерским ботинком под ребра.
Вот же, свалилось ей... О чем с ним теперь говорить, он убийца. По баловству натравил живоволков на Хрода или по умыслу, не имеет значения.
Белка сглотнула ругательство. Положила ладонь Свиту на покрытый ледяной испариной лоб, проговорила — не рабочие слова, а старушечий заговор на сонное успокоение, выученный от Краклы. Поделив напополам — сон ему, успокоение себе. Так ей говорил учитель: ты не имеешь права отказать в помощи, если у тебя ее просят и есть возможность оказать. Если ты лекарь, лечи любого — друга и врага, святого и преступника. Потому что жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть. Ты не на стороне закона или человеческих предпочтений, ты не на стороне любви или материальной ценности. Ты на стороне жизни. Жизнь высшая ценность, всегда выбирай только ее пути.
Поэтому, переведя дыхание, фыркнула Белка не в лицо Свитти, сначала очнувшемуся, а теперь плавно засыпающему, как ей очень хотелось. А отвернувшись, через плечо, на угол печи. Фыркнула и продолжила лечить.
Глава 14
* * *
Мысли о сути происходящего пришли намного позже. Когда действительно настала глубокая ночь, когда по-настоящему прогрелась сама и прогрела дом печка, когда растаял в большом котле снег для питья, мытья и стирки испачканных тряпок, а более-менее приведенный в порядок Свит, пусть очень бледный и обессиленный, то ли спал, то ли лежал в забытьи на матрасе, укрытый белкиным одеялом и всякой старой, поеденной мышами одеждой, водившейся в чулане еще от прежних жильцов домушки. Красавчиком ему больше не быть. Белка зашила щеку как смогла, и наложила три стежка на бровь. Но как сделать, чтобы шов, когда заживет, не был сильно заметен, она не знала. Такому еще не училась. Так что зарастет без дыры с зубами — и ладно. Правая сторона лица останется с заметными шрамами.
Белка, обхватив колени руками, сидела рядом со Свитом на краю матраса и разбирала в уме странные обстоятельства, хотя мысли от усталости путались и обрывались, так до конца и недодуманные.
Сил у нее осталось немногим более, чем у пациента. Все-таки, лечить заранее заговоренными мазями, не расходующими силы, или же лечить заговорами на живую с усилением от рабочих слов — большая разница. Второе вытягивает энергию из лекаря втрое против обычного. Что ж, впредь Белке наука — запас сильных средств в доме должен быть не на один раз. А растраченный надо восстанавливать сразу, а не когда-нибудь потом и помаленьку. То же самое касается перевязки. Но тут сложнее. На заплаченную серебряную монету придется, видимо, купить полотна, и часть пустить на бинты, часть расщипать на корпию. Ну а вообще… одной тяжело. Покусанных то приносят, то они сами приползают, а Белка уже почти кончилась вся…
Единственное, что Белка разобрала и поняла -- все вокруг неправильно. И самое неправильное — а как и почему живоволки подрали собственного хозяина? Вышли из-под контроля? Свитти не справился с ними? Он что, крови им вовремя не дал с ладони полизать?
Белка переставила свою коптящую плошку с лавки на пол, наклонилась над Свитом, взяла за руку и повернула к свету его ладонь. Потом намочила остаток тряпки, протерла. Не увидела того, что ищет. Еще раз протерла. Посмотрела вторую руку. Живоволки кусали за предплечья и плечи ближе к локтю. Ладони у парня были чистые, вообще без порезов, даже старых. Вот мозоли, вот пятно от чернил. На запястьях есть дырки от зубов, не везде удалось убрать потеки крови. Но это не те следы, которые искала Белка.
