Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1992 год
— Все это теперь не имеет никакого значения. У меня был другой жеребец, которого я захватил у Народа Раскрашенных в Голубое, и какой-то кроу тоже увел его у нас. Но мне уже все равно. Эти лошади мне теперь не нужны, — ответил я.
После этих слов мать заплакала еще сильнее. Мы же — отец, брат и я — сидели молча. Отец отложил в сторону знак, оставленный врагом.
Всю эту ночь я не спал, только ворочался на своем ложе и не находил себе места. Мне было жалко себя, но Сатаки — еще больше. Я хорошо знал, какие ужасные страдания она испытывает. И, о, как я ненавидел Черную Выдру, который стал причиной наших несчастий!
Наступил день. Мой отец и брат отправились на охоту. И я спросил мать:
— Что же дал за Catакй Три Бизона?
— Ничего! Он попросил, и отец отдал ее. И все.
— Тогда должна быть какая-то причина, по которой Черная Выдра отказался принять мои дары. Я уверен, что ты знаешь, почему он не разрешил мне жениться на ней. Ты должна теперь мне рассказать об этом, — заявил я.
— Хорошо, ты сейчас узнаешь, — ответила она. — Никому я об этом не рассказывала, даже твоему отцу. И то, что я сейчас тебе скажу, ты не должен говорить другим.
Это было много лет назад, когда я была совсем юной девушкой. Меня добивались двое — Черная Выдра и твой отец. Я боялась и ненавидела Черную Выдру — такого гордого, скупого и подлого, но уже тогда богатого. И я любила твоего отца — бедного, но такого доброго и отзывчивого. Он был похож на моего отца, которого ты никогда не знал; он умер еще до твоего рождения.
Однажды мой отец обратился ко мне: «Черная Выдра прислал мне своего друга рассказать, какой он хороший молодой человек, как он богат, щедр и храбр на войне. Моя дочь, он хочет на тебе жениться. Теперь скажи мне, что ты об этом думаешь?»
Я обняла отца и сказала: «Отец, он богат, он храбр, но у него злое сердце. Я боюсь его. Но есть один, кого я люблю. Он очень беден, но сердце у него доброе. Разреши мне быть женой Пятнистого Медведя. Ты любишь мою мать, ты любишь меня, разреши Пятнистому Медведю и мне поставить наш вигвам».
И что же он произнес в ответ на это? Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: «Дочь моя, есть одна вещь, которая значит больше, чем все богатства и походы против врага. Это — любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине. Разве я не знаю этого! Твоя мать и я. Ха! Ты и Пятнистый Медведь можете поставить свой вигвам, как только твоя мать и те, кто будут ей помогать, смогут его изготовить и снабдить всем необходимым».
Для вигвама нужно было много выдубленной кожи. Мать и ее подруги нарезали кожу на большие куски, сшили их вместе, собрали необходимые принадлежности, шкуры для лож, изготовили парфлеши для пищи, миски, ложки из рога бизона, большие черпаки, сделанные из бизоньих рогов, собрали вязанки нарубленных дров. И пришло время, когда мать сказала мне, что через четыре дня все будет для нас готово.
В назначенный вечер она отправила меня отнести блюдо с пищей в вигвам родителей твоего отца, чтобы передать ему. Когда я шла через лагерь, люди, старые и молодые, ласково смотрели на меня и молили Солнце дать счастье, долгую и полную жизнь моему будущему мужу и мне. А на обратном пути меня остановил Черная Выдра. Он сказал: «Итак, ты не будешь моей женой. За то, что ты отказала мне, ты заплатишь! Я призываю Солнце в свидетели тому, что сейчас скажу тебе: всеми доступными мне способами я заставлю страдать тебя и твоих детей!»
Я никому не рассказала об этом ужасном заклятии. И, прежде всего, я не хотела, чтобы знал твой отец — иначе он мог попытаться убить Черную Выдру и погибнуть сам. Зимы приходили и уходили. Я думала, этот человек забыл свою клятву. Я видела, что он не только разрешил Сатаки играть с тобой, но и создал все условия для того, чтобы вы всегда были вместе. Он даже велел матери Сатаки с помощью «почти матерей» изготовить этот вигвам для игр, в котором вы играли столько времени. Я была счастлива.
Глупая, как же я сразу не поняла, какую он замыслил подлость! Со временем я разгадала ее, но даже тогда я надеялась, что такой скупердяй, как он, если ты дашь ему много, очень много самых лучших лошадей, забудет свою ненависть ко мне и разрешит тебе и Сатаки поставить собственный вигвам.
— Но, вредя тебе и мне, он еще больше вредил Сатаки, собственной дочери! — сказал я.
— Как будто это имело для него значение! Он не любит ни своих детей, ни своих жен. Всех их он принес в жертву своей ненависти ко мне и моим близким, — отвечала она.
— Я убью его за то, что он сделал с Сатаки! — крикнул я.
— Тогда ты тоже будешь убит.
— Это не имеет значения.
— Но как ты не понимаешь? Ты начнешь кровавую вражду между его родственниками и нашими. И прежде чем она закончится, твой отец и брат, а также твой дядя Птичий Треск, вероятно, будут убиты — у него родственников много, а у нас — мало.
— А как держится Сатзки?
— Она в лагере каина, ниже по течению реки. Я ее не видела, но слышала, что она во втором вигваме Трех Бизонов, молчаливая и неподвижная, как будто каменная. Ее мать так за нее переживает, что даже заболела.
— И я чувствую себя больным, — сказал я,
— О, мужайся! Сделай все, чтобы переломить свою беду, — ответила мать.
Этим же вечером отец обратился ко мне со следующими словами:
— Мой сын, что сделано, то сделано. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, потеряв свою любимую. Однако ты должен преодолеть свое горе. Лучше всего двигаться и что-то все время делать. Почему бы тебе не пойти против кроу и не попытаться вернуть того жеребца, которого увел от нас Красное Крыло?
— Нет! Я не собираюсь идти против кроу или куда-нибудь еще. Я прощу всех вас оставить меня одного, — отвечал я.
После этого долгое время никто со мной не разговаривал.
Я ничего не делал в течение почти двух месяцев. Только один раз я принял участие в охоте, когда моя мать потребовала мяса и шкур. Я редко выходил из нашего вигвама. Однажды я встретил мать Сатаки. Когда она увидела меня, то заплакала и убежала, В другой раз я встретился лицом к лицу с Черной Выдрой.
— Мерзкая собака, вот кто ты! — бросил я ему.
Он громко расхохотался и прошел мимо. Если бы со мной было оружие, я убил бы его на том же месте.
Мне очень хотелось увидеть Сатаки, и наконец я отправился в лагерь каина, Я привязал свою лошадь на опушке леса и стал бродить между вигвамами, пока случайно не набрел на два, хозяином которых был Три Бизона. Это были большие вигвамы, стоявшие рядом друг с другом — его клан. Вигвам, в котором он жил сам вместе с некоторыми из своих жен и детей, был украшен изображениями двух больших выдр, нарисованных черной и красной красками. Он был жрецом Солнца, а выдры были его могущественными «тайными помощниками». («Тайный помощник» — зверь или птица, которых индеец видел во сне во время священного поста и обещавших ему свою помощь в минуту опасности.)
Я заметил, что он вышел из вигвама, но меня не увидел, Он хорошо выглядел: высокий, могучего сложения человек, что-то около пятидесяти зим от роду. Шел он медленно, с высоко поднятой головой — было похоже, что вся земля и все, что на ней находится, являются его собственностью.
И, действительно, ему принадлежало многое — двадцать жен, а среди них теперь и Сатаки; пять сотен лошадей; два хорошо оснащенных больших вигвама. Для него охотились молодые люди, доставляли ему мясо и шкуры и пасли его лошадей. Раньше он был великим воином, но теперь он ничего не делал, только ходил в гости да задавал церемониальные пиры. Сердце у него было холодное и жестокое. Одну из жен, которую он обвинил в неверности (как выяснилось впоследствии, напрасно), он сначала обезобразил, отрезав у нее нос, а потом, несколько дней спустя, убил.
И во власти такого человека теперь находилась Сатаки!
Я стоял возле меньшего из двух вигвамов, надеясь, что выйдет Сатаки, надеясь на то, что удастся поговорить с ней. Но что теперь можно сказать? Ничего. Все кончено. Хотя нет, я могу рассказать ей, как я страдаю, и, что лишившись ее, я никогда уже не заведу собственный вигвам.
Наконец она вышла, шла медленно, не смотря по сторонам и не видя меня, тихими и неуверенными шагами. Я заметил, что она очень похудела. Она стала огибать вигвам, и тут я позвал ее:
— Сатаки!
Она повернулась и посмотрела на меня своими большими печальными глазами. О, какими страдающими они были! Затем, не сказав мне ни слова, она накинула на свою голову одеяло и медленно вошла обратно в вигвам.
