Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Я поднялся наверх и, выскочив из люка в темноту, с трудом отыскал сумасшедшего ирландца. Он перевесился через фальшборт, напряженно всматриваясь во мрак. Несколько минут провел я на палубе. Ирландец перебегал с левого борта на правый, прикладывал руку козырьком ко лбу и упорно искал что-то на темной водной поверхности. Незамеченный, я нырнул в котельную.
— Жорж, — сказал я, подойдя к его топкам, — парень-рыба, должно быть, ищет рыбу-молот. Он явно на ней свихнулся. А за бортом ничегошеньки не видно.
(Прежде чем Жорж успел прокомментировать это сообщение, в кочегарку вернулся Мак-Интайр. Не проронив ни единого слова, он собрал фигурки и спрятал миниатюрные шахматы в карман. Затем занялся топками и, вычистив шлак, отхлебнул холодного чая.
— Держите меня за сумасшедшего? — неожиданно нарушил молчание ирландец. Он стоял, опершись на лопату, и, освещаемый рубиновым жаром, выглядел как демон, явившийся из преисподней.
— Сдрейфили? Испугались ничтожного бродяги-кочегара? Драться со мной по-честному вы не станете: слишком я для вас силен. А вот засадить мне в спину лом — на это вас, пожалуй, хватит. Впрочем, с сумасшедшим лучше не связываться. В крайнем случае, если уж он станет слишком докучать, запереть его — и дело с концом. Но ведь я никому не в тягость. Я делаю все, что мне положено. А до остального, до рыбы-молота, какое вам дело? Думайте что хотите!
Произнеся эту длинную тираду, он схватил лопату и полез в бункер помогать мне.
— Мак, это моя работа, — сказал я. — Все восемь тонн, что нужны тебе, я перетаскаю сам. Именно за это мне и платят.
Но удержать Мака было непросто. Играючи, он нагреб к бункерному люку огромную кучу, и мне оставалось лишь таскать уголь от бункера до топок. Никогда еще не бывало, чтобы кочегар помогал мне. Разве что иной раз Жорж. И то лишь в том случае, когда «коробку» нашу качало так, что таскать уголь из бункера корзиной было невозможно.. Не будь поведение Мак-Интайра столь вызывающим, не прячь он под матрацем револьвер да не держи в голове эту рыбу-молот — восхищению моему «королем ирландским» не было бы предела...
Перевел с немецкого Л. Маковкин
Продолжение следует
Сезон воздушного змея
Нехитрая, казалось бы, штука — воздушный змей. Но когда он взмывает вверх, парит высоко над землей, стремительно — дыхание перехватывает — падает вниз, и тут нужно бежать, бежать, чтобы ветер снова подхватил его, тогда это чудо. Запуск змея заставляет чаще биться мальчишеское сердце. С годами люди за своими серьезными делами теряют дар видеть в обычной жизни чудеса. Но воздушный змей и у взрослых будит эту способность...
В странах Восточной и Юго-Восточной Азии воздушных змеев азартно запускают люди всех поколений. Для взрослых это спорт, заслуженный, традиционный. Сделать «взрослый» воздушный змей непросто. Как в каждое произведение искусства, в него нужно вложить массу труда, времени, терпения, мастерства, воображения. Вдохновения, в конце концов.
По конструкции и форме воздушные змеи бывают самые разнообразные: реют в вышине рукотворные бабочки, рыбы, птицы, лягушки, драконы... Но даже самая маленькая бабочка, даже самый грозный дракон должны быть одновременно и легкими, и прочными. Материал, сочетающий оба этих противоречивых качества, — бамбук. Ствол его расщепляют, из тонких золотистых реек делают каркас, который затем обклеивают разноцветной бумагой, тонкой и прочной; при этом надо тщательнейшим образом выверить размеры и углы: иначе змей не полетит.
Парят в воздухе змеи всевозможных размеров: крошечные, с почтовую марку, и змеи-гиганты. В деревне Хосюбана, недалеко от Токио, ежегодно в первую неделю мая запускают змея весом почти в тонну. Казалось бы, какая уж тут легкость! Но стоит лишь взглянуть на эту громадину — шестнадцать метров на двенадцать, — как сразу поймешь, что тонна тут не такой уж большой вес.
На этого змея идут, понятно, не тонкие реечки, а целые стволы взрослого бамбука, да полторы тысячи листов прочной толстой бумаги, да сложная «уздечка» из двухсот веревок — каждая метров по тридцать, да леер — главный канат — длиной больше километра. Естественно, что одному человеку ни сделать, ни запустить такого змея не под силу. В «стартовой команде» — пятьдесят сильных мужчин.
Опытных «змеестроителей» не удивишь совершенством конструкции, красотой формы, красочностью. Некоторые змеи умеют еще и петь. Для этого можно, например, прикрепить полую бамбуковую трубочку. Ветер, дуя в нее, выводит мелодию, словно на свирели. На Филиппинах часто в голове змея натягивают резиновую ленту, которая, будто струна, начинает вибрировать под порывами ветра. В Малайзии «музыкального» змея привязывают на ночь (если, конечно, дует постоянный ветер) над крышей дома, и он, как заботливая нянька, баюкает все семейство. Малайзийские любители даже устраивают конкурсы среди сладкоголосых змеев. Само собой разумеется, организуют и «конкурсы красоты».
Но, пожалуй, самое захватывающее зрелище — это турниры, боевые схватки змеев, в которых все свое мастерство проявляют те, кто управляет ими. Смысл поединка в том, чтобы низвергнуть противника на землю. Для этого ближайшие к змею метров десять веревки покрывают измельченным стеклом, смешанным с клеем. Надо суметь на сильном ветру подвести своего змея к сопернику так, чтобы их леера соприкоснулись, а потом мгновенно стравить веревку. Подхваченный воздушным потоком, змей резко взмывает, и его веревка, словно нож, перерезает леер противника.
В Таиланде между собой борются змеи двух видов: «чула» и «пакпао». У небесного сражения символический смысл; борьба мужского и женского начал. «Чула» — большой, грозного вида змей — олицетворяет мужскую силу и настойчивость. Он вооружен крючками, расположенными по лееру. Грациозный, легкий «пакпао» — воплощенная женственность. Его славное оружие — маневренность. Но не только. Он снабжен длинным хвостом из жестко накрахмаленных лент муслина, который способен сбить с курса мужского змея. И главное, у «пакпао» есть особая хитроумная петля — попав в нее, грозный «чула» делается беспомощным. Пространство, где происходит поединок, делится на две части. Победа достается тому, кто одерживает верх над противником над своей территорией и повергает его на землю.
У истоков «змеемании» лежит поверье, что в вышине воздушные змеи общаются с духами, значит, и тот, кто запускает змеев, вроде бы с духами «на короткой ноге», и может отвести беду от своего дома. Но общаться с духами можно только в короткое время — с марта до начала мая, когда дуют устойчивые ровные ветры....
Г. Сбойчакова
Снежный сын Абсаты
Орайда!
В горах высоких
неприступное жилище
Абсаты — отца всех туров.
У сакли туриной
железные двери.
Стоит там одна
колыбель золотая.
В той колыбельке
туренок играет,
узорною лентой — юзмельт
перевязан.
Красивый твой сын, Абсаты!
С шерсткой белой,
как снег на небесных
вершинах.
Нартский эпос
— Ты слушай, что дедушка говорит. Напрасно ищешь. Это не тур, это сын Абсаты, — перевел зоотехник Володя Эттеев.
Старик Итезов сидел, положив на кизиловую палку огромные темные руки с негнущимися пальцами, и важно покачивал папахой.
— Кто это — Абсаты? — спросили мы.
— Э, послушай! Старые люди верили. У воды — бог, у огня — бог. У охоты — Абсаты. Понял теперь?
Старик снова начал рассказывать, и Володя тотчас обратился в слух.
— Очень старая история... Дедушка говорит, был в горах козленок на трех ногах и белый, как снег. Увидел его охотник. Стал гнаться. Сильный был человек. По скалам ходил, как мы по дороге. Стал он, понимаешь, догонять этого козленка. Тогда он говорит: «Не гонись за мной, человек, я не тур. Я — сын Абсаты. Если будешь тревожить меня, не вернешься назад...»
— А охотник что? — спросил я.
— Ты бы что сделал, если б тебе так сказали? — резонно заметил Володя.
Старик поднял вверх указательный палец, и зоотехник закончил перевод лаконичным предостережением:
— Человек, который гонится за Белым туром, никогда не будет счастливым!
1
Десятый день ходили мы с Евгением Мониным за турами, и счастья действительно не было. Видели следы и даже тропы, пробитые острыми турьими копытами на склонах гор. Нам показывали рога — тяжелые, громадные, плавно изогнутые, с множеством колец, по которым обычно считают возраст животного. Несколько раз егеря кричали: «Смотри, вон они!» Мы хватались за бинокли. Перед глазами мелькали многократно приближенные россыпи камней, остья прошлогодней травы, серые нерастаявшие снежники, но ничего живого, бегущего, рогатого не было.
